Битва близнецов - Уэйс Маргарет (бесплатные серии книг TXT) 📗

«Возможно, — подумал Карамон, — такое же лицо было у него, когда в Башне Высшего Волшебства он прожигал голыми руками грудь Даламара. Возможно, таким видел Рейстлина перед смертью Фистандантилус».

Содрогнувшись от ужаса и отвращения, Карамон с трудом оторвал взгляд от этого кошмарного, похожего на оскаленный череп лица и, приняв самый суровый вид, на какой только был способен, протянул вперед руку.

— Позволь мне по крайней мере перевязать тебя.

Рейстлин яростно затряс головой. Испачканная кровью рука оторвалась от раны, зажимая которую, он словно бы удерживал внутри себя жизнь, и стиснула ладонь Карамона.

— Нет! Я проиграл. Прикончи меня! Боги смеются, о, как они смеются! Я не могу выдержать…

Карамон уставился на брата, и внезапно им овладел совершенно необъяснимый гнев, который накопился, должно быть, за годы бесконечных ядовитых насмешек Рейстлина в ответ на его безответную заботу о нем. Он видел, как из-за этого человека гибли его друзья. Из-за него он и сам едва не погиб. Это Рейстлин отверг и убил любовь, которая предлагалась ему совершенно бескорыстно.

Карамон протянул руку, схватил брата спереди за черную мантию и приподнял его голову над подушкой.

— Нет, клянусь богами! — проревел Карамон гневно. — Ты не умрешь! Ты слышишь меня?!

Глаза гиганта превратились в две узкие, как бойницы, щелочки.

— Ты не умрешь, брат мой! Всю свою жизнь ты жил только для себя, и даже на пороге смерти ты ищешь самый легкий, самый простой выход — для себя! Ты без колебаний бросаешь меня здесь, ты бросаешь Крисанию! Нет, братец, ты будешь жить! Ты будешь жить, и ты отправишь меня обратно. Что делать потом — это уж твоя забота.

Рейстлин посмотрел на Карамона, и, несмотря на боль, на его губах появилось слабое подобие улыбки. Он почти рассмеялся, однако вместо смеха на его губах вздулся и лопнул кровавый пузырь.

Карамон чуть было не оттолкнул Рейстлина, но опомнился и выпустил черную рясу. Маг снова уронил голову на подушки и пожирал Карамона глазами. В эти минуты в них не было ничего, кроме горькой ненависти и ярости.

— Я скажу Крисании, — мрачно проворчал гигант, поднимаясь на ноги. На яростный взгляд мага он не обратил внимания. — Она должна хотя бы попытаться вылечить тебя. И нечего на меня так смотреть. Я знаю, что, если бы взглядом можно было убить, я бы уже десять раз умер. Выслушай меня, Рейстлин, или Фистандантилус, или кто ты там на самом деле… Если Паладайну будет угодно, чтобы ты отдал концы, прежде чем успеешь натворить еще каких-нибудь страшных дел, пусть так и будет. Но если он пожелает оставить тебя в живых, мы примем его волю как должное, а ты, я думаю, и подавно.

Рейстлин, истративший почти все свои силы, продолжал стискивать ладонь брата своими окровавленными пальцами, которые, казалось, уже окоченели, словно у мертвеца. Карамон сжал губы и решительно освободился от крепкой хватки Рейстлина. Повернувшись, он оставил палатку, все еще слыша за спиной хриплый стон, исполненный муки и страдания. Этот стон проник ему в самое сердце, и на мгновение гигант заколебался, но потом он подумал о доме и о Тике… и пошел дальше.

Оказавшись снаружи, он направился к палатке Крисании, но заметил гнома, который с безразличным видом стоял неподалеку и строгал острым ножом какую-то палку.

Гигант остановился, сунул руку в доспехи и достал пергамент. Он не нуждался в том, чтобы перечитывать написанные на нем несколько слов — их было немного, и Карамон помнил эти слова наизусть.

Гигант швырнул пергамент на песок.

Что за жестокая шутка!

Что за жестокая, издевательская шутка!

Сквозь пелену страшной боли Рейстлин слышал смех богов. То-то они, должно быть, веселились — протянуть одной рукой спасение, а другой выхватить его у него из-под носа. Как они должны теперь радоваться его поражению и отчаянию!

Израненное тело мага корчилось в агонии, и так же в бессильной ярости извивалась его душа. Сознание собственного провала жгло ее, словно адское пламя.

Жалкий и слабый человечишка, казалось, говорили ему боги. С кем ты вздумал тягаться! Но теперь-то мы напомнили тебе, что ты смертен, смертен, как и весь людской род.

А он не мог признать победы Паладайна! Видеть, как Несущий Свет насмехается над ним, слышать голос бога, радующегося его падению, было свыше сил Рейстлина. Нет! Лучше быстрая смерть! Тогда его душа сумеет найти какой-нибудь темный уголок и спрятаться там. И только этот ублюдок, его брат, его вторая половина, человек, которому он всю жизнь завидовал и которого всю жизнь презирал, отказал ему даже в этом — в его последней надежде на спасение!

Острый приступ боли заставил Рейстлина конвульсивно дернуться.

— Карамон! — беззвучно крикнул Рейстлин в темноту. — Карамон! Не уходи! Ты мне нужен!

Никто не шел. Рейстлин жалобно всхлипнул и, зажимая рану на животе, свернувшись в клубок.

— Не уходи… не оставляй меня одного… с этим!

Разум мага помутился, и перед глазами Рейстлина замелькали видения из его прошлой жизни. Жизнь текла меж пальцев тонкой паутинкой, и маг видел черные драконьи крылья, разбитое Око Дракона, Тассельхофа, какого-то незнакомого гнома-механика…

Мое спасение…

Моя гибель…

Яркий белый свет — ослепительное сияние — холодный, как лед, и острый, как сталь клинка, пронзил мозг мага. Он пытался убежать, скрыться от него в ласковую, бархатную тьму, но не мог. Он слышал свой собственный голос, умолявший Карамона быть милосердным — нанести ему последний удар, покончить с невыносимой болью и убрать этот режущий яркий свет, однако слова эти срывались с его языка совершенно бессознательно. Маг даже не чувствовал, произносит ли он их на самом деле, или они существуют только в его угасающем разуме.

Вот только Карамон, которого он увидел в этом беспощадном, ярком свете, повернулся к нему спиной.

Сияние вспыхнуло еще ярче и превратилось в лицо — прекрасное, спокойное и чистое — с холодными и безмятежными серыми глазами. Прохладные пальцы коснулись его пылающей кожи.

— Позволь мне вылечить тебя.

Свет резал его плоть, словно стальной нож. Рейстлин вскрикнул и попытался вырваться, но руки держали его крепко.

— Позволь мне вылечить тебя.

— Уходи… Прочь!

— Позволь мне вылечить тебя.

Бесконечная усталость овладела Рейстлином. Он устал сражаться с болью, насмешками, мучениями, которые преследовали его всю жизнь.

«Ну и хорошо. Пусть боги смеются, по крайней мере, теперь они имеют на это право, — с горечью подумал Рейстлин. — Пусть, пусть он откажется исцелить меня. Лишь бы скорее… тогда я смогу погрузиться в тишину, и темноту, и немоту… и отдохнуть».

Закрыв глаза, чтобы не видеть этого пронзительного света, Рейстлин ждал, что вот-вот услышит смех…

…И вдруг увидел лицо бога.

Карамон с тревогой ожидал снаружи, скорчившись в темноте возле входа в палатку Рейстлина и стискивая в ладонях разламывающуюся от боли голову.

Мучительные крики брата, молившего о смерти, вонзались в него, словно кинжалы.

От беспокойства гигант едва держался на ногах. Он почти не сомневался, что жрица потерпела неудачу. Наконец он не выдержал и, стискивая рукоять меча, решительно вошел в палатку и направился к постели брата.

В этот момент крики Рейстлина прекратились.

Крисания без сил упала на его тело, положив голову на грудь мага.

«Умер, — подумал Карамон. — Рейстлин умер».

Глядя на лицо брата, Карамон не почувствовал горя — его вдруг охватил ужас. «Что за страшная маска у смерти!» — подумал гигант и содрогнулся.

Лицо мага было неподвижным, словно у трупа, рот был широко открыт, но из его черного провала не доносилось ни единого звука — ни стона, ни предсмертного хрипа. Кожа была серовато-синего оттенка, а незрячие глаза в провалившихся глазницах смотрели прямо в потолок.