Император для легиона - Тертлдав Гарри Норман (книги регистрация онлайн бесплатно txt) 📗
– Все, что могу. Это не слишком-то много. Я делал все, что в моих силах, но Муниций был бы сейчас мертв, и Публий Флакк, и Котилий Руф и – боги знают, сколько еще? Какой из меня врач, если я даже не могу понять, какие силы дали им возможность выжить? – В глазах грека стояла печаль. – Мы оба были свидетелями моей неудачи, верно?
– Так что же, ты спрячешься в степи и даже не будешь пытаться?
Горгидас моргнул, но ответил:
– Не стыди меня, чтобы я остался, Скаурус.
Трибун густо покраснел, рассердившись, что грек так легко раскусил его.
– В Риме я был неплохим врачом, а здесь просто пародия на целителя. Если у меня есть хотя бы небольшой талант историка, возможно, я смогу оставить после себя что-нибудь стоящее. Нет, правда, Марк, – сказал он, и трибуна это тронуло до глубины души: врач никогда еще не называл его по имени. – Вам всем будет гораздо лучше с каким-нибудь жрецом-целителем. Ты и так пострадал более чем достаточно из-за моей неуклюжести.
Было ясно, что Горгидас не изменит своего решения. Хватаясь за последнюю соломинку, Марк спросил:
– Если ты оставишь нас, с кем же будет ругаться Виридовикс?
– На этот раз ты близок к цели, – признался Горгидас и, к удивлению Марка, улыбнулся. – Мне будет не хватать рыжего бандита, несмотря на всю его наглость. Но и это неважно: Гай Филипп может ругаться с ним до своего смертного часа.
– Пусть будет так, – побежденный, Скаурус развел руками. – В первый раз я радуюсь тому, что Бурафос примкнул к мятежникам. Его корабли не только вынуждают тебя остаться с нами подольше, но и дают тебе время поразмыслить над своим решением.
– Не думаю, чтобы я изменил его. Я отправился бы туда даже если бы… если бы все было иначе. – Грек помолчал. – Бесполезность – малоприятная вещь. А теперь, с твоего позволения, я должен идти. Гавтруз обещал рассказать мне легенды своего народа о завоевании Татагуша. Сопоставить их с документами видессианских историков будет весьма любопытно, ты не находишь?
Каким бы ни был ответ Марка, грек не стал его дожидаться.
Весь превратившись во внимание, трибун стоял справа от императорского трона. В этой церемонии почетное место занимал Бальзамон, сидевший рядом с Императором. Каким-то образом духовному отцу Видессоса даже в богатых одеждах из голубого шелка, расшитого золотыми нитями, удавалось выглядеть сущим бродягой. Темная, пронизанная серебром борода не добавляла патриарху величия, беспорядочно спускаясь на грудь, она скрывала вышитый жемчугом воротник.
Слева от Императора стояла Алипия Гавра, одетая настолько скромно, насколько это позволял протокол церемонии. Скаурус не видел ее уже больше двух недель с той памятной встречи в дворцовом парке; дважды он просил об аудиенции и дважды не получал никакого ответа. Он почти боялся встретиться с принцессой глазами, но та кивнула ему.
Комитта Рангаве, не имевшая официального статуса жены, вынуждена была стоять в толпе придворных у длинной колоннады Тронного зала. В этом море жирных лиц ее худое, хищно-красивое лицо выделялось, как голова сокола среди стаи голубей.
Увидев римлянина, она быстро метнула взгляд в сторону, желая отыскать Виридовикса, и Марк порадовался, что того нет рядом.
Легкий шум ожидания наполнял зал. Великие ворота, закрытые после того как придворные собрались, медленно раскрылись, и в проеме показался высокий мужчина. Его силуэт четко вырисовывался на фоне яркого солнечного света, хлынувшего в зал из парка. Широкие уверенные шаги его казались неуместными здесь, чуждыми этому залу, привыкшему к мягкой поступи чиновников и скользящей походке евнухов. Тарон Леймокер был одет в чистую одежду, висевшую на нем, как на вешалке: за время заключения он сильно похудел. Несколько дней свободы не успели еще согнать с лица бывшего адмирала серую бледность, появившуюся за долгие месяцы вдали от солнечного света. Чисто вымытые волосы и борода все еще не были подстрижены. Скаурус слыхал, что он отказался от услуг цирюльника, заявив: «Пусть Гаврас увидит меня таким, каким я был». Больше, насколько знал трибун, Леймокеру пока ни от чего отказываться не пришлось – ни одного соглашения заключено не было.
Бывший адмирал подошел к императорскому трону, остановился и взглянул прямо в лицо Туризину. При видессианском дворе, где этикет имел такое огромное значение, подобный взгляд был верхом грубости. Марк услышал, как в абсолютной тишине трещат факелы. Затем медленно, исполненный достоинства, Леймокер распростерся перед своим сувереном.
– Поднимись, поднимись, – нетерпеливо сказал Туризин. В этом тоже было грубейшее нарушение этикета – для таких случаев существовали определенные, заранее предписанные формулы, и пренебрежение ими повергло придворных в отчаяние.
Леймокер поднялся.
Император заговорил, и каждое слово отдавало привкусом горечи:
– Я снимаю с тебя обвинение в заговоре против нашей особы. Все твои имения, состояние и права снова возвращаются тебе.
В толпе придворных послышался глубокий вздох. Леймокер снова начал опускаться на колени, но Туризин остановил его движением руки.
– Надеюсь, мы придем к соглашению, – начал он, скорее как торговец, приступающий к заключению трудной сделки, чем как Автократор видессиан; Леймокер подался вперед. – Что ты скажешь о том, чтобы поступить ко мне на службу в качестве дрангариоса моего флота и выступить против Бурафоса и Ономагулоса?
Марк отметил про себя, что императорское «мы» тут же исчезло из речи Туризина.
– Почему же к тебе, а не к ним?
Тюрьма не отучила Леймокера от его прямоты. Придворные отшатнулись, услышав столь ясную и смелую речь, болезненно резанувшую их слух. Но Император казался довольным, и ответ его был таким же прямым:
– Потому что я не тот человек, который нанимает на службу убийц.
– Нет, вместо этого ты бросаешь невинных людей в тюрьму.
Толстый церемониймейстер, стоящий среди высших придворных, побелел и, казалось, был близок к обмороку. Туризин сидел с каменным, непроницаемым лицом и, скрестив руки на груди, ждал окончательного ответа. Наконец Леймокер склонил голову, спутанные светлые волосы закрыли его лицо.
– Великолепно! – выдохнул Туризин. Теперь он был похож на игрока, выбросившего «солнца». Он кивнул Бальзамону. – Патриарх благословит твою клятву верности.
Он едва не замурлыкал: для такого религиозного человека, как Тарон Леймокер, подобная клятва была бы крепче, чем железные кандалы. Бальзамон шагнул вперед и вытащил из кармана своего широкого плаща маленькую книгу священного писания Фоса. Но дрангариос отмахнулся от него; голос моряка, привыкший перекрикивать шум ветра, заполнил зал:
– Нет, Гаврас, я не стану присягать тебе.
На мгновение все замерли. Взгляд Императора стал жестким и холодным.
– А что же тогда, Леймокер? – спросил он, и голос его звучал опасно. – Ты думаешь, мне хватит одного твоего согласия?
В тоне Туризина слышалась насмешка, но адмирал ответил ему вполне серьезно:
– Да, клянусь Фосом, иначе чего же стоит твое прощение? Я буду служить тебе, я буду твоим человеком, но не твоей собакой. Если ты не доверяешь мне, не застегнув на моей шее ошейник с шипами клятвы, тогда лучше брось меня назад в тюрьму и прокляни навеки.
Леймокер замолчал, ожидая решения Гавраса. Его гордость доказывала, что он будет считать себя правым независимо от того, какой выбор сделает Император. Краска залила лицо Туризина. Руки его телохранителей сжались на копьях. Были Автократоры, которые ответили бы на подобный вызов приказом немедленно казнить обидчика, за долгие годы Бальзамон повидал немало подобных примеров.
– Ваше Величество, позвольте мне… – быстро сказал патриарх просящим тоном.
– Нет, – ответил Туризин, и Марк в который уже раз убедился, насколько велика в этом зале власть формальностей. В личных покоях Бальзамон закатил бы глаза и пустился в спор, здесь же он поклонился и замолчал. Только Леймокер оставался спокойным – он черпал силы в воспоминании о том, что уже вынес. Император все еще был недоволен, но уважение к смелости и прямоте адмирала вытеснило гнев.
