Время проснуться дракону - Ганькова Анна (книги полные версии бесплатно без регистрации .TXT) 📗
А на подъезде к Тенебриколю в одну из ночей случился и заморозок. И когда они вышли поутру из придорожного трактира, то увидели, как в лучах восходящего солнца искрятся от инея пашни, давно уж убранных под зиму полей.
Но к этому времени, девочка совсем оправилась от болезни и принимала любую погоду с удовольствием. Днем она теперь много времени проводила в седле, скача рядом с повозкой на своем пони. Гавр же, ни в какую не желавший ее оставлять ни на минуту, ехал вместе с ней, примостившись на коленях и выставив ушастую голову в разрез подбитого мехом плаща. Если же дождь и сильный ветер не давали им проводить время на вольном воздухе, то они забирались в повозку и ехали в ней, устроившись удобно в гнездышке из ковров.
Котенок же рос, как на дрожжах и за последнюю десятницу их пути округлился и окреп. Полосатая спинка его теперь лоснилась, как масличком намазанная, а белые грудь и «носочки» стали яркими и заметными. Этим переменам девочка, конечно же, была очень рада, со страхом вспоминая первые проведенные вместе дни, когда несмотря на предсказания дины Лесняны постоянно боялась, что котеночек умрет у нее на руках.
Тогда, в их первую встречу, принеся того в комнату трактира, она с замиранием сердца разглядывала маленькое животное, и то что она видела сильно пугало. Он был не просто худым, а совсем истощенным! Видно прорваться к материнскому животу, полному питательного молочка, ему доводилось не часто, а старушка хозяйка, свято верившая в дарованную Судьбу, и не пыталась его подкармливать.
На осунувшейся мордочке выделялись только одни громадные зеленые глаза, а уши котенка, стоявшие торчком, смотрелись, как приставленные от взрослого котищи. На шейку, с реденькой короткой шерсткой, было страшно смотреть, такой она казалась слабенькой даже для его маленькой головы. Тонюсенький хвост всегда дрожал, а задние лапки, от вечного недокорма, были кривые и напомнили девочке ноги перегонщиков скота, что проводили большую часть своей жизни в седле. Она встречала их, лихо щелкающих кнутом, возле загонов с бычками, на базарах в ярмарочный день. Ей тогда было весело наблюдать за ними, что как бы они ноги не поставили, а между коленями все равно собачонка проскочить могла. А вот теперь ей было не до смеха…
К тому же, как оказалось, котенок не мог еще есть сам. И Эль пришлось кормить его, макая палец в теплое молоко и подставляя ему, а малыш облизывал мокрый палец своим шершавым языком и пытался при этом сосать.
Но он оказался смышленым и уже через пару дней вполне самостоятельно научился сам лакать молоко из чашки. А дней через пять и кушать начал, радуя безмерно этим Эль. Отец, и тот стал привязываться к маленькому доходяжке и теперь заказывал персонально ему паштетика, да желательно из курочки или печенки – чтоб, значит, понежнее был.
А как-то в одной деревеньке, в которой они остановились на ночлег, кот и имя свое гордое начал оправдывать.
Эль, разминая затекшие ноги, замешкалась у повозки, а отец с воинами успели к тому времени зайти в трактир. И тут, откуда-то из-за угла, звеня оборванной цепью, на нее вылетел здоровенный пес. Скалясь и лая, он наскакивал на девочку, выгоняя с подворья. А она, оробев в испуге, только пятилась и прижимала к себе своего немощного котенка.
Но тот, не пожелав прятаться от злобной зверюги в складках плаща, вывернулся из держащих его рук, приземлившись при этом, как и положено кошке, на все четыре лапы, и кинулся в атаку! В то же мгновение, как его лапочки коснулись земли, вся его плохенькая шерстка поднялась дыбом, спина изогнулась колесом, а хвостик встал торчком. И мявк, который он издал, был звучным и грозным. А потом, с не менее громким шипением, Гаврюша подскочил и растопыренной лапой с выпущенными когтями дал злобному псу по носу.
Тот, которому, вроде бы, этот кроха был на один ам, от неожиданности взвизгнул и остановился. А потом, виновато глянув девочке в глаза, поджал хвост и побренчал цепью к тому углу, из-за которого выскочил, только изредка оглядываясь на маленького, но такого грозного зверя, который продолжал шипеть ему вдогонку.
Так они и ехали. От Золотого Эльмера к Драконовым горам, а потом вдоль хребта и до Тенебриколя темных эльфов. До столицы не стали продвигаться, а почти сразу, как пересекли границу, начали забирать в горы.
А там, в самой верхней деревушке, в которой уже не просто случались заморозки, а уже выпадал и настоящий снег, они простились с воинами охраны.
Расплатившись с наемниками, отец стал искать им жилье. А дело это оказалось нелегким – деревня, в которую они прибыли, была крайней к необжитым горам и никаких торговых, да и просто проезжих путей через нее не проходило. А раз так, то и трактиров, сдающих комнаты путникам, в ней не было.
Одно единственное заведеньице, которое можно было бы назвать трактиром или таверной, куда по вечерам заходили местные жители и иногда забредали вольные охотники, было всего лишь маленьким полуподвальчиком в обычном доме. В нем можно было выпить горького темного эля и съесть чего-нибудь непритязательного, но вот остановиться на постой было негде. И только к вечеру, к самым сумеркам, отец смог договориться о постое с бедной вдовой, живущей на окраине.
Женщина эта была уже в годах, но не совсем старенькая, как бабка Лесняна, и, как большинство народа в этих краях, имела толику эльфийской крови в своих жилах, поэтому была высока, темноволоса и выглядела еще полной сил. А звалась она теткой Вьюжаной, что наводило на мысль – что когда-то, годов пятьдесят назад, она появилась на свет в холодную зимнюю пору. Впрочем, может и не пятьдесят, а несколько больше зим назад – кто их знает этих потомков эльфов…
Домик у нее был небольшим, сложенным из нетесаного темного камня, задней стенкой примыкающий к скале, отчего из комнатки под крышей, которую она им выделила, можно было при желании выбраться из окна прямо на крутой склон.
А расположеньем комнат, скошенным потолком над кроватью и уютом маленьких помещений этот дом напомнил Эль их старое жилье, еще в Литсе, наполнив, в очередной раз, душу девочки тянущей тоской.
Хотя теперь-то чего тосковать?! Они были в конце своего пути и, возможно, уже завтра она увидит так давно покинувшую их мать.
Но… дни проходили за днями и, ни завтра, ни послезавтра, встреча с матерью не случалась. Каждое утро отец, чуть свет уходил в горы искать Зачарованную Долину и возвращался, когда уже на небе высвечивались звезды.
А Эль оставалась дома, по мере возможности помогая тетушке Вьюжане по хозяйству. Но, что можно было делать зимой, а в этих краях она уже давно сместила осень, в маленьком доме двум хозяйкам, пусть одна из них уже немолода, а второй и десяти зим нет? Задать корм немногочисленной скотине да трапезу на трех человек сготовить, да прибрать чуток – и все.
И вот, переделав все дела еще до полуденной трапезы, которую женщина и девочка проводили вдвоем, старшая садилась с рукодельем – или шерсть прясть, или вязать, а младшая уходила к себе в комнату. И сидела в тоске, что прочно прижилась в ее душе, и смотрела в окно на улицу, прося вечер, который приведет папу домой, нагрянуть побыстрее.
Хуже стало, когда окно снегом замело…
А гадкий «жучок-червячок», купаясь в этой тоске, жирел и здравствовал, нашептывая, что и не надо мать искать, раз она сама найтись не хочет!
Одно спасенье было – это Гаврюшенька. Котенок как чувствовал «гада», и как только тот принимался бубнить, старался отвлечь девочку от горестных мыслей, заигрывая с ней. То подол ее платья вокруг ног замотает, то косу, играючи, растреплет, то сам за что-нибудь зацепиться и повиснет. И ну орать! Какой уж тут нудный «жучок-червячок» – тут друга спасать надо, а там и опять до игры недалеко.
Но тут пришла еще одна беда – амулет, сплетенный для Эль диной Лесняной, стал распускаться. Травинки, выбиваясь из плетенья, крошились и ломались, а ниточки, видимые только девочке, надрывались. И стал ветер, хоть и не часто пока, наведываться снова – даже снег под окном на склоне раскидал, чтоб в щелочку створок к ней пробраться. А был тот ветер уже зимним, поэтому не просто холодным, а обжигающе колким. И комнатку их с папой выстуживал с лёту…