Путы для дракона (СИ) - Радин Сергей (первая книга .TXT) 📗
— Что с Виком? Почему он накинулся на меня?
— А ты ещё пори — он и дальше будет злиться, — сказал Брис. — Птичка, знаешь ли, попривыкла к более интеллигентному твоему поведению.
Зато он здорово отвык — нет, попросту забыл, что в его команде собрались насмешники–пересмешники, готовые зубоскалить по поводу и без оного, невзирая на чины и положения.
Едкий тон Бриса был для него крайне оскорбительным — и он взвился от бешенства, горло стянуло напряжёнными мышцами… И в этот миг кто‑то тихо сказал: «Из‑за всякой мелочи будешь взрываться — надолго тебя не хватит. А ведь ребят ещё вывести надо. Вот выведешь — и психуй на здоровье…»
Потом щелчок перематываемой плёнки, и теперь уже голос Бриса: «… попривыкла к более интеллигентному твоему поведению…» Вслушиваясь в интонации взбесившей его реплики, Леон будто опал: оказывается, Брис проговорил фразу без желания посмеяться, а лишь по привычке облекать высказывание в форму насмешки. А отчётливо прозвучавшая рассеянность ли, отстранённость ли в его голосе и вовсе примирила Леона с необходимостью сдержаннее относиться к будущим подковыркам товарищей.
Тем не менее, про себя он буркнул: «Не лезь со своими… замечаниями и вообще… Сиди, молчи». Тихий голос с готовностью согласился: «Я не буду. У меня случайно вырвалось. Я тут буду тихонечко… сидеть, как ты и говоришь. Посижу, посмотрю». Леон невольно поинтересовался: «На что это ты посмотришь?» Тихий голос даже удивился, хоть и замялся сначала с ответом: «Ну, ведь интересно, какой я… ты… в общем, какой Леон был раньше».
Секунду Леон молчал, не зная, что и сказать, хотел рявкнуть, чтобы тот молчал в тряпочку, только начал подбирать слова, как вдруг — в душе? В воображении? — залихватски грянул хор из пьяных мужских и женских голосов: «Каким ты был — таким ты и остался!..» Ушат холодной воды! Внутренняя смена температур оказалась настолько очевидной, что он прочувствовал, как покрывается гусиной кожей. Сразу стало легче и, как ни странно, свободнее…
Вик наклонил голову, всматриваясь в глаза Леона стальным проникающим взглядом, и с плеча Бриса вновь перелетел на плечо хозяина.
Парни всё ещё молчали. Ожидали, как он справится с собственной несдержанностью. Леон снова машинально шмыгнул носом, быстро проверил великолепную биологическую структуру, коей являлся, затем перебрал все слои энергополя, служившие защитной оболочкой структуре, замазал мелкие повреждения и нашёл, что неплохо сохранился за время амнезии. После проверки структурно–полевая организация по имени Леон на несколько ином визуальном уровне выглядела абсолютно чистой и совершенной. Нет, поправился он. Слово «абсолютно» не подходит. Почти совершенной. Ибо где‑то в полевых слоях блуждал еле заметный туманный сгусток — двойник, ещё не растворившийся, не желающий уходить. Потом разберёмся. Сейчас главная задача — выйти и вывести ребят.
Кровь перестала сочиться, и он несколько раздражённо сказал:
— Дайте умыться. Не идти же вперёд таким пугалом.
— Леон сказал бы «пожалуйста», — заметил Володька, свинчивая крышку с фляги с водой.
— Я и есть Леон! Вы что — собираетесь при каждом удобном случае напоминать мне о нём? Неужели нельзя запомнить, что та личность была наносной, ненастоящей?
Высказался раздражённо и высказал лишнее, судя по реакции парней: они даже скрывать не стали (а когда они скрывали?), что им не понравилось его заявление. Замкнулся не только Роман, но и обычно громогласный Игнатий, который раньше, не подумав, мог категорично ляпнуть что‑нибудь нелицеприятное… В чём дело? Они так быстро привыкли к его другой… ипостаси?
Соблазнительную мысль — уничтожить двойника–рохлю, притихшего и вроде пока безобидного, — останавливало единственное: двойник и замирающий завод, который теперь и Леон слышал достаточно внятно, как‑то взаимосвязаны. А значит, есть шанс, что двойник, оценивая ситуацию «со стороны», вспомнит то, что заблокировано от Леона искусственной амнезией Леона–второго.
Лен нутром чуял, что в нём самом что‑то не так, но стремительные проверки (уже машинальные: только показалось — вот оно! И тут же пробежался по всем линиям структуры) ничего не давали. Если что и было, оно либо вживлено в его личное информационное поле (не родился ещё тот мастер, чьё творение Леон не засёк бы при первом же прошаривании), либо оно плод измышлений двойника.
Но глюков у Леона никогда не было. И замирающе–раскачивающийся ход часов продолжался…
Кстати, они, кажется, немного поменялись ролями. Или обменялись. Амнезией. О последних двенадцати годах Леон знал теперь только то, что успел считать из памяти двойника.
«И долго ты ещё собираешься рефлексировать, заставляя команду покорно ждать?.. хаос в мыслях… За какую ниточку дёрнуть, чтобы размотать непривычную путаницу?..
Чувствуя нарастающую панику и пустоту тупикового пространства (из пустого в порожнее переливаем?), Леон поспешно разрубил гордиев узел:
— Хватит топтаться на месте. Нам немного осталось, чтобы вырваться.
— «Топтаться на месте» — это он кому? — враждебно где‑то позади спросил Роман, но Леон предпочёл не услышать. И тут же, с плохо спрятанным сомнением, решил: во всяком случае, они встретили его появление без особых возражений, приняли как должное, что он всё знает.
Запустив пятерню в волосы, он сосредоточился на тропинке. Та виляла, убегала под другие дорожки, но, в отличие от своего предшественника, Леон всё‑таки видел. Предыдущий — распутывал, высматривал; Леон — следил за отчётливым сиянием — только для него! — прихотливо изогнутой линии. Внутри кто‑то с тихим восхищением сказал: «Красиво…» Леон самодовольно усмехнулся и вернулся к привычным, повелительным интонациям — сам того не замечая, обернулся к команде.
— Как насчёт пробежки, парни? На минут двадцать?
Они оживились. Леон никогда не говорил о времени бездумно или неточно. Если он сказал — минут двадцать — значит, он уверен в своих словах.
У него же промелькнула мысль, что выбора никакого нет: побыстрее попасть домой или вести этические дискуссии о правомерности сосуществования в одном теле двух личностей. Леон тут же устыдился. Ещё мгновения колебания: стыд — это моё или его? Однако взгляд на команду — и благоглупости, изматывающие до головной боли, забыты. Сейчас необходимо действие.
Он окинул парней взглядом так, будто запоминал навсегда: непривычно серьёзный Брис с котёнком, легкомысленно зевающим из его нагрудного кармана, а сокол Мигеля (жаркая волна при имени Мигеля — волна горечи вмиг облила Леона, и теперь он не думал, чьё это чувство; как выразился бы двойник: «Наш… сын») нетерпеливо топтался на плече хозяина; а где же кошка? Вот она, на руках Володьки, он её гладит, может даже не вдумываясь в свои действия, — ведь это как всемирный закон: кошка существует, для того чтобы её гладили; Туська, кажется, так не думает, она не мурлычет, а её обострённые уши наставлены на Леона — вероятно, новая личность в теле, знакомом ей, не совсем симпатична. Рашид, как всегда, спокоен и доброжелателен, его крепкий рот обвевает почти невидимая улыбка всезнающего сфинкса. Стоящий рядом Игнатий — совершенная противоположность: брови насуплены, губы надуты. Док Никита, обманчиво грузный и неповоротливый, точно отдыхающий медведь. Володька гладит кошку — док Никита нежно оглаживает ствол пулемёта, и движения его ласковых пальцев по идеальным металлическим линиям завораживают…
Роман… В свете того, что узнал Леон, ничего удивительного, что Мигель взъелся именно на него и искал малейший повод поддразнить и вывести из себя. Они здорово похожи — Мигель и Роман. До появления Мигеля Роман был младшим в команде. Несмотря на достаточно высокий для парня рост, выглядел он по–мальчишески, да и вёл себя так же. Соответственно и команда относилась к нему, как к младшему брату. А Леон (подсознание сработало — похож на сыновей?) — как к младшему сыну. А Мигель это отношение — благо, знал, кто такой Леон, — уловил мгновенно. Ничего особенного. Обыкновенная ревность.
Нахлынувшее горячее чувство не давало определить себя, однако Леон привычно (удивившись мельком, как быстро возвращаются давние навыки) воспользовался приливом добавочной энергии и дёрнул к себе светящуюся дорожку. Или некогда, или он всё же потерял былую сноровку, но треск распоротого пространства сухо пророкотал по просеке. Прислушиваясь к замирающему эху и разглядывая низкую дверь, в которую упиралась тропка, Леон чуть недовольно подумал: «Небось, всё поместье переполошил… Ну и чёрт с ним. Не вор не грабитель, чтоб тайком заходить…»
