Искатели прошлого (СИ) - Орлов Антон (электронная книга TXT) 📗
Будет, о чем рассказать Эфре.
Проспавший все интересное Джон пообещал, протрезвев, что обязательно подарит каждому из нас какую-нибудь из своих картин.
Вчера наш караван вернулся в Танхалу, и всем четверым влетело от Бурхарда. Зато на собрании, которое было сегодня утром в большом актовом зале на проспекте Ста Созвездий, Клаувец из Совета Директоров отозвался о нас с похвалой: вот, мол, какая в Трансматериковой компании корпоративная культура и взаимовыручка!
Снег выбелил наш двор, тротуары в Картофельном переулке, крыши соседних домов. Говорят, он всю первую половину весны будет то появляться, то таять, и по-настоящему потеплеет только года через полтора.
Сандра с утра убежала в школу, Петр ушел на работу, Ева — за продуктами, и я слегка удивился, когда в дверь позвонили: ни Эфру, ни Дэниса я сегодня не ждал. А когда увидел, кто пришел в гости, остолбенел без всяких чар окаменения.
Она стояла в слепяще-белом проеме — высокая, стройная, совершенно не изменившаяся с тех пор, как я в последний раз ее видел, хотя прошло семь лет. На ней была грубая кожаная куртка, такие же штаны с позолоченными заклепками и высокие, до колен, шнурованные мокасины.
— Все это время для меня важно было знать, что ты где-то есть, — сказал я на сескаде.
Хэтэсси в ответ рассмеялась своим мелодичным смехом. Я посторонился, впуская ее в темную прихожую.
— Ты все такая же.
— А ты другой, стал больше и сильнее. Взрослый. То, что менялось у меня, глазами не видно.
Она говорит по-нашему с акцентом, как и раньше, но ее словарный запас заметно увеличился. В армии Темного Властителя она занимает высокий пост, и в течение последнего года была на передовой, на севере. Так совпадало, что в Танхалу она приезжала в то время, когда я отсутствовал, и мы не могли встретиться. О моей личной жизни она не спрашивала, но у меня сложилось впечатление (сам не знаю почему), что ей известно о моей связи с Весенней Королевой.
Я показал Хэтэсси свой дом, потом предложил перекусить.
— Есть домашние котлеты, копченая колбаса…
Она состроила гримаску.
— А, ты по-прежнему ешь только сырое мясо?
— Или сладкое.
— Сладкого сколько угодно. Помнишь, как ты в первый раз угостила меня шоколадными конфетами с орехами, и я гадал, на каком дереве это чудо растет?
Хэтэсси опять засмеялась.
В холодильнике почти целую полку оккупировала коробка с половиной дорогого торта, который принесли позавчера Дэнис и Сандра. Дэнис не хочет брать у Темного Властителя деньги на карманные расходы, и для Мерсмона это лишний повод применить насилие: о чем идет речь, неважно, главное — заставить. А Сандра, вбившая себе в голову, что Дэнис любовник Эфры, и это она его обижает, с энтузиазмом помогает ему от "нехороших" денег избавляться. Чего только у нее нет! Я не знаю, чего у нее нет. Во всяком случае, все, что можно купить в столичных магазинах, они уже скупили.
Сладкое подорожало, потому что запасы какао-бобов, сахара и прочего кондитерского сырья, сделанные прошлой осенью, подходят к концу, к тому же спрос увеличился — спасибо темной гвардии. Но для Сандры дороговизна не препятствие, и тортик они с Дэнисом притащили такой, что Ева за сердце схватилась. Третий день едим.
Боюсь, Сандра растолстеет, она и так упитанная и кругленькая. Посоветовал я Дэнису лучше маме с бабушкой деньги отправлять, а он ответил, что уже много переслал им, и они начали беспокоиться, что он пошел по отцовским стопам и стал мошенником — в отличие от беглого папы, удачливым. Теперь они сильно переживают, что Дэнис не сегодня-завтра попадется на какой-нибудь афере, и его посадят в тюрьму.
"Не могу же я сказать им, с кем сплю", — добавил он с кривой усмешкой.
Что ж, уцелевшей половины роскошного тортика Сандре не видать — сейчас мы с Хэтэсси его умнем или я плохо знаю кесу.
Еще я сварил какао, налил в графин золотистого сластишонового вина, и пиршество мы устроили наверху, а то Ева, вернувшись из магазина, могла бы испугаться, увидев мою гостью.
— Хэтэсси, хотя бы ты мне скажи, почему вы признали Мерсмона своим повелителем? Он ведь человек.
— Не просто человек. У него великая колдовская сила, ему подчиняется живое и неживое. Наргиатаг многому научил мой народ — легкому письму, быстрому счету, новым приемам в кузнечном деле, — она говорила, мешая человеческую речь и сескаде. — Показал, где искать хорошую руду, серебро и самоцветы. Научил выплавлять сталь для мечей и ножей, делать седла, стремена и упряжь для грыбелей. Он лечит больных и раненых. Он дал нам человеческое оружие, и теперь люди-солдаты не могут убивать нас, как раньше. Это большое добро для всех кесу, потому он и повелитель.
— Я был на Лаконоде и попал в плен к вашим врагам, они хотели сделать меня своим солдатом, — рассказал я чуть позже, наливая в высокие хрустальные бокалы сластишоновое вино. — Я боялся, что, если потом сдамся, ваши меня сразу съедят. Мне повезло, удалось сбежать.
— Если так случится снова, и враги Наргиатага заставят тебя сражаться на их стороне, ты можешь сдаться и сказать нашим воинам, что ты собственность Хэтэсси-кьян-Беалдри-эбо-Сеямэкори. Запомнил? — она повторила свое полное имя, которое я слышал впервые, еще раз. — Тогда тебя не убьют, а отправят ко мне, — взяв бокал, она добавила: — Я не ем людей, это запрещает моя вера. Но таких, как я, пока еще мало.
У кесу появилось религиозное учение, утверждающее, что одна и та же душа может вселиться и в кесу, и в человека, и в некоторых животных — этих животных тоже нельзя употреблять в пищу, есть можно только мясо заведомо неразумных тварей.
— Вас не преследуют за такие взгляды?
— За что нас могут преследовать? — она удивилась.
— Так ведь идет война, и если вы откажетесь убивать, кого прикажут…
— Ты не понял, — возразила Хэтэсси. — Убивать не запрещено. Я могу убить на поединке другую кесу, могу убить рыщака, если он нападет на меня в Лесу, могу убить человека. Но я не убью человека для еды, хотя раньше так делала. Я начала думать об этом после того, как узнала тебя, и когда я встретила проповедницу-ламси, моя душа сама раскрылась навстречу мудрости ламси.
Она говорила, а я смотрел на ее прелестное треугольное лицо, словно обтянутое серой бархатной маской, на гибкий стан (сбросив куртку, она осталась в вышитой тунике из тонко выделанной кожи коньячного цвета), на сильные изящные руки — и испытывал нестерпимое желание, совсем как семь лет назад. Ничего не могу с этим поделать. Она была моей первой женщиной, и телесное влечение к кесу у меня, видимо, на всю жизнью.
Хэтэсси поглядела на меня поверх бокала с золотистым напитком на донышке (я вдруг некстати вспомнил о том, что сластишоны мы собирали вместе с Вир), и в ее раскосых рубиновых глазах вспыхнули знакомые огоньки. Она усмехнулась.
Ушла она до того, как Сандра прибежала из школы, а Ева, гремевшая посудой на кухне, так и не увидела, кого я провожаю.
— Вы с Эфрой сожрали весь мой торт! — упрекнула Сандра, когда вернулась домой.
— Не с Эфрой, — возразил я. — Она сегодня не приходила. И не весь, а только ту половину, которая была в холодильнике.
— Там была здоровущая половина, мог бы оставить кусочек. Вон какие у тебя глаза виноватые!
Ну да, виноватые… Но виноват я не перед этой маленькой нахалкой, а перед Эфрой — ведь мы с Хэтэсси занимались не только тем, что Сандрин торт ели.
— Ничего, придет Дэнис, и новый купим, — утешилась Сандра. — Там еще один был, который мне понравился, такой же большой, только не белый, а шоколадный, но Дэнис сказал — сразу оба много.
— Не совестно тебе жадничать?
— Я не жадничаю. Мы с Дэнисом еще благотворительностью занимаемся — ходим везде и даем деньги бедным и голодным, а они говорят, что будут молиться за нас.
Ева тихонько вздохнула. Она давно уже смирилась с тем, что воспитывать это чудовище с бантиками — занятие безнадежное.
Собирая ложкой из коробки оставшиеся от торта крошки, Сандра деловито поинтересовалась:
