Лиходолье - Самойлова Елена Александровна (читать книги полные TXT) 📗
Как там сказал Вик? «Не упустить громадную щуку»?
Откуда-то сверху посыпался град мелких камней. Они застучали по деревянному мосту, частым дождем хлынули в водяной ров.
Катрина на бегу вытащила револьвер из кобуры, торопливо взвела курок и остановилась рядом с Ризаром, который наблюдал за медленно рассыпающимся участком городской стены с все более растущим интересом.
А когда из кладки показались первые зеленовато-желтые извивающиеся ростки-щупальца с круглыми миножьими ртами, без устали прогрызающими себе дорогу сквозь камень, однорукий ганслингер неожиданно улыбнулся. Широко и радостно, как мужчина, встретивший женщину своей мечты, свой недостижимый идеал, который одарил его нечаянной благосклонностью.
И именно этой его улыбки Катрина испугалась больше, чем существа, неохотно выбирающегося из-под пустот под лиходольским городом Златополем на зов инструмента Кукольника…
Существование человека всегда разделяется на периоды. Для кого-то это длинный отрезок от рождения и до смерти, ровный, ничем особо не примечательный, кусок времени длиной в несколько десятков лет, чья унылая серость изредка разбавляется более яркими красками. Кто-то живет от любви до любви, от рассвета до рассвета или же в промежутке между кровопролитными войнами.
Ризар с самого юношества жил только в битве. С того момента, как он вынимал чистый, блестящий на солнце тяжелый меч из ременной петли, и до тех пор, пока не приходилось убирать его обратно – залитый кровью по самую рукоять, иногда с зазубринами, а как-то раз даже сломанный пополам. Жизнь – настоящая, яркая, когда кровь кипела в венах, все чувства обострялись, а с мира будто бы спадала тусклая пропыленная занавесь, – была для Ризара лишь в бою. Потому-то он едва и не рехнулся, когда очнулся в лазарете с отхваченной по локоть орденскими хирургами правой рукой, – не сразу, но пришло осознание, что пелена, густо заволакивающая его разум в размеренном течении мирной жизни, больше не спадет никогда. Он больше не мог сражаться в полную силу, а тот одноручный меч, за который он попытался взяться, оказался слишком легким и вертким для привыкшего к совершенно иному весу оружия Ризара. Тем более что уцелевшая левая рука из-за старого ранения слушалась гораздо хуже, чем правая, и самое лучшее, чего Ризар мог достичь с новым оружием, – это уровень крепкого середнячка, который хорош в городской страже, патрулирующей темные улицы Новограда. Если бы он желал достойно встретить старость, такая судьба была бы не самой плохой. Но бывший мечник хотел совсем другого.
Он хотел жить. С момента начала битвы и до ее завершения. Раз за разом испытывая судьбу и удачу, чувствуя яростный огонь в крови.
Ризар любил битву. Любил так, как редкий мужчина любит свою женщину. Скользкая от крови трава под ногами, хриплые крики умирающих соратников и врагов, постепенно тускнеющее от багряных потеков лезвие меча, привкус соли и пепла в воздухе – все это вызывало в Ризаре возбуждение, родственное тому, что испытывает безусый юнец, впервые оказавшийся на сеновале с голой распутной девкой.
И пока к нему не пришел лекарь Кощ со своим весьма заманчивым предложением, бывший мечник на полном серьезе прикидывал, как бы ему расстаться с серым и тошнотворно спокойным существованием побыстрее. И хорошо, что он не поторопился с этим опрометчивым и слабовольным решением.
Новая рука оказалась не так хороша, как утраченная, но она давала шанс. А тяжелый длинноствольный револьвер, с которым никто, кроме Ризара, так и не сумел управиться, в первой же охоте показал, насколько серьезным оружием является.
Через год после ранения Ризар вернулся в строй как ганслингер, а еще через пару лет окончательно освоился в новом качестве, завоевав себе славу «однорукого стрелка» и получив трофей в виде изрешеченной выстрелами шкуры золотой шассы. Той самой, которая раздавила ему правую руку в кровавую массу плоти и мелких осколков костей, а напоследок еще и отравила медленным ядом, от которого он должен был попросту тихо загнуться в том овраге, не имея возможности позвать на помощь.
Ризар сумел не только выжить, но и отомстить, и его существование, сделав крутой поворот, устремилось в новое русло, которое в итоге привело его сюда, в Лиходолье.
К самой запоминающейся и яркой битве, которую он только мог себе представить.
Ганслингер наблюдал, как по объединенному зову семи дудочников из-под земли лезет громадная тварь, как ее длинные гибкие щупальца крошат каменную кладку городской стены так же легко, как ребенок ломает стену, построенную из свежевыпавшего и потому плохо слипающегося снега, и чувствовал, как от растущего возбуждения чуть-чуть кружится голова, а чувства обостряются. Он чувствовал запах страха, исходивший от стоящей рядом Катрины. Запах липкого холодного пота, бисеринками усеявшего высокий загорелый лоб, запах крови из прокушенной губы. Слышал сквозь треск и стон ломающейся стены людские вопли, долетающие из города, который будет обречен, если нынешняя затея обернется провалом.
Ризар скосил на Катрину взгляд: девчонка стояла белая как мел, с яркими пятнами нервного румянца на скулах. Дуло револьвера, который она держала в обеих руках, ощутимо дрожало – так не попадешь даже в ворота, не то что в извивающиеся, постоянно перемещающиеся щупальца, уже почти выломавшие приличный кусок из городской стены, за которой маячило что-то больше, плотное и жуткое в своей неестественности.
Пальцы металлической руки Ризара сжались на рукояти револьвера, медленно вытягивая тяжеленное длинноствольное оружие из кобуры. В отличие от Катрины его рука не дрожала – ганслингер спокойно взвел курок и, едва из-за каменной кладки показалось нечто, отдаленно напоминающее морду чудовища с двумя глазами-плошками, выстрелил.
Отдача привычно ударила в плечо, дуло револьвера подскочило вверх на ладонь, но почти сразу же вернулось обратно. В воздухе запахло едкой пороховой гарью, от грохота выстрела слегка зазвенело в ушах, а пляшущие в воздухе щупальца замерли и отодвинулись, давая увидеть то, что выбралось из пустот под Златополем.
Бесформенная, больше похожая на путаный клубок щупалец голова с неровной, дымящейся по краям дырой меж ярко горящими в сгущающейся темноте желтыми глазами. Длинные, перевитые жилами лапы, которыми тварь цеплялась на стену, широкие плечи и короткая, почти незаметная шея. Было в этом неестественно жутком создании что-то знакомое, но Ризар даже не успел подумать, что именно, потому что у него над ухом грянул выстрел из маломощного револьвера Катрины, «зажигательная» пуля прочертила в воздухе быстро тающую огненную полосу и ударила в плечо замершего над каменной стеной существа…
«Дура», – только и успел подумать Ризар, когда земля у него под ногами задрожала, и он едва успел отпрыгнуть в сторону, как из сухой каменистой почвы в него рванулся пучок зеленоватых побегов, усеянных мелкими круглыми ртами размером с золотую монету.
Выстрел – и туго сплетенный клубок разносит в мелкое, дурно пахнущее болотом и гнилыми водорослями крошево. Катрина кричит, тонко, неприятно, как кролик, угодивший в ловушку, – вокруг ее ноги обвился кусок щупальца, оторванный от основного тела твари, но все еще продолжавший судорожно вгрызаться в штанину ганслингера. Ей удалось оторвать этот кусок и отбросить прочь, когда тварь все-таки тяжело взобралась на верхний край стены и резко, будто кнутом, хлестнула огромным, толщиной с хорошее дерево щупальцем по мосту, смахивая ярко горящие жаровни, наполненные маслом, в водяной ров.
Мгновенно стало темно, так темно, как бывает только ночью в лиходольской степи, когда на небе нет ни луны, ни звезд. Ганслингер заморгал, напрягая слух и всматриваясь в неподвижно застывший на фоне ночного неба угольно-черный силуэт огромного чудовища, которого выдавали лишь ярко горящие глаза. Всего лишь два огонька над стеной – и тихий шорох тысяч зубов, усеявших миножьи пасти на его щупальцах…
Именно в этот момент не выдержали нервы у одного из орденских музыкантов. Ризар услышал, как одна дудочка замолкла, а ее хозяин бросился прочь, но не успел пробежать и десятка шагов, как истошно завопил, зовя на помощь. Стрелять на слух ганслингер умел, но тратить драгоценную пулю на обреченного он не собирался – бесполезно. Если трус угодил в массу щупалец, прорывших себе дорогу наверх сквозь твердую земляную корку, то они все равно сожрут его раньше, чем он успеет испытать по-настоящему невыносимые страдания.
