Я стану твоим врагом (СИ) - Погожева Ольга Олеговна (прочитать книгу .txt) 📗
Нестор от такой тирады даже не сразу нашёлся, шатнулся назад, ошарашенно разглядывая друга.
— Януш, — как можно ровнее произнёс он. — Я понимаю, ты… расстроен…
— Расстроен! — лекарь сердито отмахнулся от друга. — Нестор, не лги мне! Ведь это не сделка! Сделка — это когда оба могут считаться квитами в результате. Ты же не получаешь от этого брака ничего, никакой выгоды, никакой пользы. Более того, рискуешь своей репутацией, а уж её-то ты ревностно охранял все эти годы! Признайся: ведь ты надеешься таким образом завоевать Марион? Обманом, хитростью, как угодно, лишь бы наконец получить её? Не можешь принять того, что она единственная, кто ускользнул от всесильного Ликонта? Кого не подкупило ни твоё положение, ни твоё имя, ни твоя власть, ни ты сам?
— Спокойнее, Януш, — потемнел лицом командующий. — Это уже слишком…
— Я был бы спокоен, если бы мог быть уверен в том, что Марион будет счастлива в этом… фиктивном… браке. Так скажи мне, Нестор… она будет?
Герцог не выдержал испытывающий, напряжённый взгляд лекаря, отвёл глаза.
— Я сделаю для этого всё возможное.
— Позволь тебе не поверить! — отрезал Януш, скрещивая руки на груди. — Все люди в твоём окружении имеют тенденцию быть несчастными. Ты посадил на трон Ореста, который этого не хотел, к этому не стремился, не готовился и чувствует себя там как пугало в шутовском колпаке. Ты продал Наалу, родную сестру, в обмен на необходимое перемирие с Авероном — и чем ты после этого лучше той же Северины, отдавшей дочь на растерзание Андоиму? Даже твоё предложение Марион пропитано эгоизмом — ты делаешь вид, что это выгодно ей, когда на самом деле это нужно в первую очередь тебе. Так скажи мне, Нестор — она будет счастлива?..
…Януш спешился, беря коня под уздцы, прошёл к стойлам у таверны, привязал его и постоял какое-то время рядом, слушая, как бьёт ливень по доскам тонкой крыши, и как его конь с аппетитом вгрызается в свежее сено. Януш был уже мокрым до нитки — одежду вполне можно выкручивать, с волос за шиворот стекала вода, капли текли по лицу, срывались с ресниц, попадали в рот. Путь от Галагата к этой таверне был неблизок, но это, пожалуй, единственное место в этой части Валлии, где его искать не будут, и где вряд ли кто-нибудь узнает.
Лекарь вошёл внутрь.
Пахнуло теплом и перегаром; несколько шумных компаний даже не обратили внимания на вошедшего одинокого путника. Непогода сблизила людей: в таверне отсиживались застрявшие со своими обозами торговцы и их телохранители, громилы откровенно разбойничьего вида и одинокие путники, гревшиеся у огромного камина с кружками горячего грога в руках. Хозяин, полный мужчина средних лет, и две его дочери исправно подливали вино и мёд уже порядком захмелевшим посетителям, открывая всё новые бочонки с пряным зельем.
Януш прошёл в дальний угол, уселся за кособокий столик, скидывая с себя мокрый плащ. Тепло таверны мгновенно расслабило уставшее от нервной встряски тело, и лекарь, подперев рукой щеку, облокотился на стол, разглядывая шумную толпу. Подпорхнувшая к нему девушка окинула незнакомца любопытным взглядом, стрельнула глазами, оценивая стройную фигуру, чистое лицо, потемневшие от влаги светлые волосы.
— У нас сегодня первая кружка за счёт заведения, — лукаво улыбнулась она. — Вот, господин! Лучшая медовуха в округе, даже в Галагате вам такой никто не нальёт!
Януш кивнул, принял кружку, осушив её едва ли не залпом. В груди тотчас стало жарко, в висках застучала кровь. Он ничего не ел с самого утра, а пить и вовсе не умел — на что он рассчитывал? Хотя… именно на это и рассчитывал…
— Ещё, красавица, — устало улыбнулся он, глядя сквозь девушку.
Та упорхнула, ловко избежав хлопка чуть пониже спины от развалившегося на соседней лавке громилы. Тот захохотал, погрозил ей пальцем, гаркнул на всю таверну:
— А ну-ка, скромница, спой нам! Да так, чтоб за душу взяло!
Раздавшиеся одобрительные крики подбодрили девушку. Вскочив на стол и схватив лютню, разрумянившаяся дочь харчевника начала песню — весёлую да бесшабашную. Голосок у неё оказался яркий, звонкий, как колокольчик, и Януш заслушался, даже не заметив, когда к нему подсели соседи, и кто первым вложил в его свободную ладонь полную кружку.
А потом всё смешалось — весёлые и пьяные лица, громкие голоса, звуки лютни и женские взвизгивания… В какой-то момент Януш понял, что сидит, полуразвалившись на лавке, положив голову на скрещенные на столе руки, одна из которых всё ещё сжимала полупустую кружку. С трудом приподняв звенящую, тяжёлую голову от столешницы, лекарь обнаружил, что обстановка в таверне за это время почти не изменилась. Кто-то ушёл, кто-то прибыл, — в целом таверна оставалась людной, несмотря на поздний ночной час. За соседними столиками всё так же шумели подвыпившие разбойники, всё так же развлекали их дочери хозяина, вино по-прежнему лилось рекой — лишь его стол опустел, точно весёлых соседей ветром сдуло. С трудом переведя взгляд на ближайший к себе колченогий табурет, Януш некоторое время вглядывался в незнакомую женщину, единственную его соседку. Та смотрела на него в упор, слегка склонив голову, точно ожидая, пока он прийдёт в себя. Встретив его взгляд, она улыбнулась.
— Ты кто? — с трудом спросил Януш, тотчас скривившись от боли: по голове точно свинцовым утюгом прошлись.
— Твоя судьба, суженый мой, — женщина склонилась ближе, облокотилась локтями о стол, подаваясь вперёд. Втянула ноздрями воздух, зажмурилась, как сытая кошка. — Я так долго ждала этого дня…
— Что? — не понял Януш. Каждое её слово доходило до него с трудом, как сквозь вату. Никогда раньше он не бывал пьян, и собственные приглушённые, неуправляемые чувства оказались в новинку.
— Твой запах… чистый, нетронутый… благословенный… девственная кровь…
— Какая кровь? У кого? — лекарь поморщился, потирая висок.
— Болит голова? — участливо поинтересовалась женщина. — Вот, выпей, милый мой.
Лекарь так и не понял, откуда на столе появилась дымящаяся чаша, но за последние несколько часов привык безропотно пить всё, что нальют — и хлебнул. И тотчас глухо вскрикнул от боли, зажмуриваясь, стискивая руками виски. Голову точно прошили насквозь, вырывая из памяти образы, мысли, чувства… собственную отчаянную злость, лицо аверонской воительницы, страсть, слепая страсть… быть рядом с ней… невзирая на положение, время, расстояние…
— Тише, тише, — чьи-то ладони легли ему на плечи, чьё-то горячее дыхание обожгло щеку, — сейчас пройдёт… милый мой… суженый… любовь моя… можешь открыть глаза.
Януш послушался, с трудом впуская в себя яркий свет, щуря слезящиеся глаза на склонившуюся над ним женщину. Лицо её показалось вначале старческим, но затем морщины разгладились, точно кто-то рукой провёл — а длинные седые волосы начали менять цвет, от желтоватого до зелёного, и наконец потемнели, завились, волнистыми чёрными прядями падая на плечи… Глаза, молодые, напряжённые, но выцвевшие, вдруг также набрали цвет, потемнели, чёрной сталью скользнули по его лицу.
— Я так долго ждала…
— Ма-Марион? — запнувшись, узнал лекарь.
Как завороженный, наблюдал он, как она прислонилась к нему, щека к щеке, обнимая за плечи — и тотчас ощутил, как её руки скользнули к нему под рубашку, поглаживая грудь, прижимая разгоравшееся диким огнём тело всё ближе к себе, всё теснее…
— Марион, — выдохнул лекарь, чувствуя, как все силы вдруг оставляют его, с каждым её движением, с каждым собственным вдохом. — Как… ты… как ты здесь… оказа… а-а…
— Ты мне нужен, — шепнул её голос, и жаркое дыхание накрыло его у самого уха, обожгло шею вместе с жадными, горячими губами. — Только ты один… и никто другой…
Она скользнула к нему на колени, не размыкая кольца рук, прижалась разгорячённой грудью, захватила губами ухо, гася последние искры его угасающего сознания. Этого не могло происходить, но происходило — возможно, только у него в сознании? Но она… Марион… такая живая, такая горячая…
— Мой… только мой… я так долго искала тебя… так долго… не хочу терять…
