Урод - Соловьев Константин (мир книг .TXT) 📗
— Я сын Кирана. — Крэйн обнаружил, что не может отчего-то смотреть в глаза жрецу. Он боялся увидеть, что в них. Ведь жрец помнил их разговор, помнил все те унижения, ту брезгливую холодную скуку, которой наградил его шэл Крэйн. — Сын Кирана и пасынок Риаен.
— Ваше лицо...
— Меня прокляли. — Собственный голос зазвучал тяжело, словно он выталкивал из горла не воздух, а песок. — Какой-то сумасшедший ворожей, в Алдионе. Он замышлял мятеж против рода Алдион, но я успел и... Он... Наложил проклятие.
Маленький жрец осторожно присел на край стола, потер свои пухлые розовые ладони. То ли он проникся ощущением собственной важности — не каждый Эно с тобой разговаривает бывший шэл! — то ли виной была игра света под навесом шалха, но лицо его показалось Крэйну затвердевшим, без ямочек на щеках.
— Мой друг, если это проклятие, дело серьезно. Вы могли вызвать гнев Ушедших?
— Не знаю. Я... Нет. Думаю, нет.
— Ни одна ворожба не происходит без воли Ушедших. Именно поэтому многие тысячи Эно я не слышал о действительных случаях ворожбы — как правило, все они были результатом неумеренного потребления хмеля, обманом или самовнушением. Но ваше лицо говорит об обратном.
— Но ведь Ушедших нет! — Напряжение передалось голосу, он предательски зазвенел.
— Их нет здесь, — мягко поправил Витерон. — И с давних пор считалось, что именно поэтому, когда они покинули наш мир, отсюда исчезла и ворожба. Поэтому мне очень интересно узнать подробнее о вашем... случае. Это может дать много знаний не только жрецам, но и всем людям. Мне надо знать все. Расскажите.
Он вел себя гораздо смелее и увереннее, чем тогда, в тор-склете.
«Понимает, — зарычал мысленно Крэйн. — Чувствует, что теперь я не господин. Теперь он может избить меня дубинкой, а если на шум прибежит стража, я окажусь в подземелье местного тор-склета или сразу в ывар-тэс. А может просто сдать меня дружине. Он чувствует мою беспомощность и наслаждается ею. Хочет отомстить за наш последний разговор».
— Брат Витерон, вы считаете, что это не проклятие?
— У меня нет достаточно знаний, чтобы судить об этом. — Он сложил руки на животике. — Я никогда не сталкивался ни с чем подобным. Чернь часто судачит о проклятиях, смертельной ворожбе и чудесах, но, как правило, все это оборачивается сплетнями и вымыслами. Повторяю, я ни разу не слышал о действительном проклятии, которое было наложено человеком. Но на болезнь это тоже не похоже.
— Ни один лекарь не брался сказать, что это за болезнь. Значит, это все-таки не ворожба?
— Не знаю. Возможно, дух Ушедших... Не знаю, Крэйн.
Показалось или при слове «Крэйн» он действительно искривил губы?
Раньше обращался только «мой шэл». Может, показалось?
— У меня нет достаточно опыта, чтобы судить о таких вещах, но любая капля знаний может приблизить нас к разгадке. И если вам хочется вернуть свое прежнее лицо, то мне, как жрецу Ушедших, важнее всего постигнуть причину постигшего вас несчастья.
— И какова же может быть причина?
— О, на этот счет у меня есть множество предположений, но все они сейчас слишком туманны. Возможно, гнев.
— Гнев?
— Гнев Ушедших. Только не спрашивайте ни о чем. В этой сфере сбивали в кровь языки самые маститые жрецы и богословы, не говоря уже о философах. Проще говоря, чтоб вы поняли... Какая-то часть могущества Ушедших могла остаться. Скажем, что-то похожее на их след или... кх-м... тень. Частица. В прошлые времена мои братья, обращаясь к богам, могли свершать ворожбу. Возможно, человек, покаравший вас, сумел подчинить себе... то, что каким-то образом связано с Ушедшими.
— Кажется, я понял.
— Все еще сложнее, мой друг. Дело в том, что ни одна ворожба во всем свете не может вершиться, если она противоречит воле Ушедших. Поэтому мне крайне важно выяснить, не совершали ли вы в прошлом каких-то поступков, которые могли бы вызвать их гнев.
Крэйн запнулся. Гнев?..
— Нет. Вы понимаете... Конечно, я не был образцом добродетели, не всегда поступал по заветам Ушедших, я был шэлом, а это...
— Если я правильно помню наш разговор, вы говорили, что не чтите Ушедших.
— Это было очень давно. С тех пор, как видите, многое изменилось.
— Вы говорили, что в городе о вас ходит много слухов. И вы сказали, что большей части из них стоит верить. — Витерон смотрел на него, и хотя лицо его было серьезно, прищуренные глаза и острые губы делали его похожим на улыбающееся. — В Алдионе вас, помнится, называли Чудовищем из тор-склета. Я не ошибся?
Это было как удар дубинкой — сокрушительный, дробящий, заставляющий глаза беспомощно слезиться, а руки — дрожать. Крэйн дернулся.
«Ты сам хотел этого, бывший шэл Алдион. Ты знал, на что идешь. Что ты сейчас ответишь этому жрецу, который смотрит на тебя и не скрывает своего презрения? Он отплатил тебе сегодня тем же».
— Это все-таки слухи, — кажется, голос оставался твердым. Но поднять глаза он не мог. — Я был пьян, когда говорил с вами. И, возможно, несколько несдержан.
Витерон покачал головой. Как уставший отец, пытающийся услышать от непутевого сына верный ответ. Наверняка он сейчас упивался своей властью над некогда могущественным шэлом из древнего славного рода.
— Крэйн, правда нужна не мне. Она нужна тебе. Сейчас я могу помочь тебе, но ты, кажется, не хочешь этого.
— Хочу!
— Тогда скажи.
Строгий тон давался ему нелегко, было видно, что Витерон с трудом пытается держаться твердо, как подобает жрецу в такую минуту, но даже густая татуировка и нарочито бесстрастные глаза не скрывали его возбуждения.
Все правильно. Скажи, Крэйн. Покажи себя. Свое настоящее, истинное лицо.
— Я часто был во хмеле. Я дрался на дуэлях. Много раз. Без причины или из-за женщины. Я соблазнял чужих жен, иногда брал женщину силой. Я изменял, лгал, предавал, я презирал всех, кто меня окружает. Я смеялся над Ушедшими и считал себя самым сильным. Я убивал невиновных, потому что считал, что право судить только мое. Я приносил много унижения и боли, потому что не хотел мириться с миром, его уродством.
Жрец смотрел на него холодно и в то же время с любопытством.
Хотел услышать правду? Почувствовать себя непогрешимым на фоне высокородного подлеца?