Озимандия (СИ) - Терновский Юрий (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью TXT) 📗
— Ну, вот и добренько, — усмехнулся один из гвардейцев, поправляя и одергивая прикид на чучеле. — Готов французишка, Ваше Высочество…
Художник обернулся и если бы мог, то увидел бы на фоне дворца стоящего позади себя графа, одетого в свой самый парадный мундир, только без орденов и без парика. Но он, к сожалению, видеть его не мог, глаза то были выжжены, мог только слышать. Это была третья и, похоже, что последняя их встреча. На Руси, вообще, любят троицу… Но в этот раз граф был не один. Рядом с ним восседала черная псина и угрожающе скалила свои клыки. У бедняги оборвалось сердце от страшной догадки на счет уготовленного ему конца. Звериный оскал не оставлял ему никакой надежды на лучшую участь. Но он ошибся, разрывать собаками здесь его никто не собирался. Граф задумал что-то другое… Прошло пять минут а старик так и не предпринял каких либо действий. Не собирался же он, в конце концов, отпускать его на все четыре стороны. Прошло еще пять минут…
— Я не виноват в смерти вашей дочери, — медленно, тщательно проговаривая каждое слово, прохрипел узник.
— Я знаю, — граф, кажется, только этого и ждал. — Она сама во всем виновата.
— Так чего же вы меня…держите, если знаете? — в его голосе появилась надежда.
— Я тебя не держу, сынок, — граф положил свою руку на черную морду волкодава. — Ты свободен.
— Правда?
— Конечно, слово дворянина.
— Так я…пошел? — художник все еще не верил в свое счастье. Его отпускают, он не виновен, он будет жить, кошмар закончился… Этого не может быть!
— Иди.
Человек сделал шаг в сторону и тут же наткнулся на бравую грудь гвардейца. Сделал шаг в другую, и…столкнулся с оскалившейся пастью псины, шагнул назад и, напоролся на острие графской шпаги.
— Что это значит, граф?
Вместо ответа тот лишь слега повел шпагой, и развернул по направлению движения, указывая ему единственно правильное… Слов не требовалось, художник и так все понял. Всего то надо было пройти метров двести по краю бездны.
— Похоже, что у меня нет выбора?
— Да, сынок, — граф покачал головой, — у тебя нет выбора. Иди, она тебя ждет…
Провалился он почти на том же самом месте, что и графиня, только за лед он не стал цепляться…Гвардейцы, правда, потом божились, что никуда он не проваливался, что как шел по тонкому льду, так и пошел, в ночи растворяясь и в вечности… Некоторые утверждали, что видели как к художнику на середине пруда присоединилась покойница графиня и взяла его за руку. Так вот, взявшись за руки, они и устремились в небо…
Все это, конечно, было сказкой. Ничего всего этого, конечно же, не было… Двух гвардейцев отправили потом на войну, откуда они так и не вернулись, а сам граф не промолвил про это ни слова. Видел ли он что или нет, никто не знает. Прожил он после этого не долго, но спокойно. Со службы уволился и из поместья больше не выезжал, часами, закутавшись в плед, просиживая на берегу и созерцая остановившимся взглядом его черную гладь. Поговаривали, что он в эти часы видел свою дочь и даже о чем-то с ней разговаривал. Слуги говорили, что после этого граф как-то сразу добрел, и в его бесчувственных глазах появлялось чуть-чуть былой теплоты.
Все это тоже было сказкой, ничего кроме воды граф в этой воде не видел, и никакой доброты в его уставших глазах больше никогда не появлялось. Принцесса после той ночи оставила его в покое и больше к нему уже не являлась, и он был очень благодарен ей за это. Он её простил и она его тоже… Теперь же он просто спокойно сидел в своем плетеном кресле и ожидал, когда его принцесса, его маленькая девочка объявиться в последний раз и заберет его с собой. Вчера, сегодня, завтра, какая разница. Когда ни будь, это все равно произойдет и, единственное, что он знал наверняка, так это то, что это время уже не за горами…
Двери закрылись и поезд тронулся, военный отошел от края перрона и изображение погасло, появился снег… Потом пропал и он, пленка на кассете закончилась. Полковник некоторое время еще сидел молча, переваривая увиденное. Сорокин сидел напротив, так же как и полковник, уставившись на экран телевизора, только увиденное там его больше не интересовало. Его больше интересовало, когда его отсюда выпустят, а остальное… Остальное, это их внутренние разборки. Пусть сами разбираются со своими экспериментами, его это не касается.
— Откуда это у вас? — наконец подал голос Смирнов.
— В метро взял, — усмехнулся Сорокин, — а что?
— Когда?
— Сегодня.
— Какая это станция, — спросил Смирнов, хотя и сам хорошо знал это.
— Не знаю, — задержанный пожал плечами. — Какая разница…
— Действительно, — согласился полковник, — сути это не меняет. — Это монтаж, господин Сорокин, дешевая фальшивка.
— Проверить не сложно, — Сорокин снова пожал плечами. — Вам ли, уважаемый Александр Васильевич беспокоиться об этом.
— Проверим, не сомневайтесь…
— Я и не сомневаюсь, — улыбнулся допрашиваемый. Держался он на удивление спокойно и самоуверенно. — Мне ли сомневаться в ваших силах, когда даже мой первый помощник и тот оказался вашим человеком, а кстати, как он…его уже поймали?
Смирнов уловил издевку в его голосе, но на провокацию не поддался.
— О ком это вы? — сделал он вид, что удивляется.
— Да о Коршуне же, Александр Васильевич, о нем самом…
— Не знаю такого.
— Не знаете капитана Коршуна, — брови Сорокина поднялись вверх. — Быстро вы от своих открещиваетесь…Хотя, чего удивляться… У вас с этим быстро, ствол в рот и порядок, утюжьте стрелочки, сапожки чистите… Я о том психе, — голос Сорокина стал серьезным, — который вашу жену…
— Заткнись, — Сорокин и не заметил, как его горло было пережато большущей пятерней полковника. Четыре пальца сзади, большой — спереди, прямо на кадыке… Хрусть и…готово! Какие только мысли в голову не лезут, когда воздух кончается, а у этого бандита он сейчас, действительно, кончался… Острый кадык выгнулся в обратную сторону, закупорив собой дыхалку, а глаза стали постепенно выкатываться из орбит, наверное, что-то увидели, смерть свою что ли? Лицо его посинело, а из глотки вырвался слабый хрип.
Только усилием воли полковник заставил себя разжать пальцы. Перекошенный Сорокин обессилено плюхнулся на место.
— Я тебя сюда не скалиться привез, — Смирнов поднялся из-за стола и стал нервно тереть запястье на правой руке. — И ты, сучий потрох, выложишь все что знаешь, иначе…
Сорокин уже откашлялся и пришел в себя, и теперь, сцепив зубы, уставился на своего мучителя. Полковник же тем временем достал из ящика стола свой табельный «ПМ» и положил его на стол.
— Объяснять дальше? — спросил он, снова перегнувшись к нему через стол. — Или может, за встречу выпьем на брудершафт?
— О чем это вы? — от былого фиглярства посетителя не осталось и следа. Сорокин понял, что вероятность его выхода отсюда вперед ступнями очень даже велика.
— О чем? — полковник передернул затвор и ствол «Макара» врезался в золотые, покрытые слоновой костью зубы депутата. — О чем это я, да? — брызгал он слюной прямо тому в раскрасневшуюся рожу. — А то ты не знаешь, да? Шутить приехал, да? Ответы мне твои нужны, да? Да на хрен они мне нужны твои ответы, я и без твоих соплей все знаю, понял? — бедный Сорокин видел как вздулись у полковника жилы на пористой шее. — Ты мне нужен, урод, понял? — продолжал тот выходить из себя. — Возомнил себя пупом земли, так думаешь, что до тебя руки не доберутся… Добрались, видишь, и очень даже быстро…
Поворот ствола и зубы напарника захрустели по металлу, похлеще всякой бормашины получилось. Дикая боль ворвалась в рот и, ударив в глаза с той стороны, вылилась на щеки солеными слезами. Сорокин понял, что живым его отсюда не выпустят. Щелк, — боек ударил по капсюлю… Осечка… Смирнов передернул затвор и бракованный патрон вылетел из патронника на пол, его место занял второй, теперь уже не бракованный… Сорокин зажмурился и приготовился к самому худшему…
Но вместо выстрела последовали вопросы:
