Когда тают льды. Песнь о Сибранде (СИ) - Погожева Ольга Олеговна (книги онлайн полностью .TXT) 📗
Шевелиться не хотелось, но мысль о том, чтобы прижаться теснее, я тотчас отбросил, как недостойную. Как ни пахло от женщины с ребёнком домашним уютом, а всё-таки женщина мне по-прежнему не принадлежала.
Осторожно высвободившись, я переложил Олана рядом с Деметрой, поправил на обоих одеяло и спустился вниз. Моя семья всё ещё спала; я накинул телогрейку и вышел из дому: почудилось, будто затявкал из будки Зверь.
В этот раз старый пёс залаял неспроста: в сгорбленной, дрожащей фигуре за забором я не сразу узнал Люсьена. Маг поднял голову, как только дверь приоткрылась, вцепился обеими руками в доски забора и глянул на меня уже знакомым взглядом, полным боли и ненависти. Даже проверять его я не стал: и без магического поля всё ясно.
– Зайди, – велел коротко.
Бруттский колдун помотал головой, больными глазами указывая на знак Великого Духа у меня под крышей.
– Хуже уже не будет, – урезонил я его, открывая калитку.
Дожидаться, пока страдающий брутт примет решение, я не стал: ухватил его под локоть и втащил во двор. Кожа молодого колдуна побелела не то от холода, не то от боли, а чёрные глаза казались огромными провалами на заострившемся лице. Он вцепился в мои предплечья мёртвой хваткой, наваливаясь всем весом: ноги, по-видимому, не держали.
– Не… оставляй меня… одного, варвар, – с трудом ворочая опухшим языком, вытолкнул Люсьен. – Я… она… он… не бросай, слышишь? По… обещай…
Я остановился в нерешительности: зайдём внутрь, подымем весь дом. Осторожно коснулся брутта магической нитью: Великий Дух! Как такую боль терпеть можно?!
– Я ведь тогда… решил, – горячечно, судорожно продолжал брутт, корчась от боли, – я… не раб! Слышишь?.. Устал быть… рабом. Не отдавай меня… ей… Тёмному… никому. О… бещай, варвар!.. Я чувствую: только ты… сможешь… Что бы ни случилось… Понимаешь? Нет, куда тебе… Просто: будь готов. Вырви любой… ценой. Лучше… умереть свободным, чем гнить… вот так. Я… прошёл всё… я знаю. Имею право. Не хочу, как она… я – способнее… сильнее… поэтому… она не пускает. С ней… сам справлюсь. Но угроза – не она. Я… не всегда владею… собой. И я чувствую… там, впереди… страшно. Не хочу… Я… Тёмный, я…
Я поддержал сползавшего брутта подмышки, крепко обхватил за бок: дольше медлить уже нельзя. Скорее внутрь, разбудить Деметру, вдвоём поможем!
– Я боюсь, – выдохнул мне почти в ухо Люсьен.
Я верил брутту безоговорочно: запах животного страха, безграничного ужаса я впитывал всей кожей. Вот только как помочь, не знал совершенно. Даром просил меня потерявший рассудок от боли Люсьен: мне ли совладать с самим Тёмным? Как же мне вырвать тебя из жадных щупалец, брат?..
После морозных предрассветных сумерек внутри оказалось обжигающе тепло; мирно сопели дети, беспокойно зашевелилась на лавке Октавия. Молодой колдун скривился на знак Великого Духа на стене, но тотчас замычал от боли, стискивая виски ладонями. Я усадил его поближе к очагу и тотчас принялся за работу: растопить пожарче, поставить воду на огонь, собрать на стол по-быстрому, чтобы было, чем занять детей, если проснутся. Наконец обратить внимание и на брутта: помочь ему избавиться от щегольского сикирийского плаща, подхватить подмышки, поскорее перетаскивая его наверх. К этому моменту проснулась и Октавия. Вопросов мудрая свояченица не задавала, проснувшихся детей тотчас отвлекла, так что скрежещущего зубами Люсьена с перекошенным лицом никто из них не видел.
Зато Деметра вскинулась, как от удара, когда я притащил с собой глухо стонавшего брутта. Бросила ещё неуверенный после сна взгляд на нас, затем на Олана, подхватила младенца на руки, спрыгивая с кровати.
– Что с ним?
– Сандра, – коротко пояснил я, не вдаваясь в подробности: Деметра женщина умная, без моих косноязычных разглагольствований поймёт. – Ему бы боль снять…
– Сейчас, – не обуваясь, бруттка быстро сбежала по лестнице, передала Олана с рук на руки Октавии. – Он поспит ещё немного, – донёсся снизу её торопливый шёпот, – потом я разбужу.
Вернувшись назад почти бегом, Деметра склонилась над скрюченным бруттом: тот посинел, хрипло втягивая в себя воздух, вцепился в ворот рубахи, словно оттягивая невидимую удавку. Памятуя о прошлом разе, я отправился за тряпкой и помойным ведром – весело началось моё первое утро в родном доме.
– Сняла всё, что могла, – сообщила Деметра час спустя, вглядываясь в по-прежнему искажённое болью лицо брутта. – Выстроила вокруг него магическую защиту. Отголоски только остались – сами пройдут. Люсьен?
Колдун не отозвался: под кожей ходили желваки, глаза вращались под прикрытыми веками, челюсти свело судорогой.
– Очнётся, – заверила меня Деметра, опускаясь в кресло. – Он к такой боли привычен – быстро отойдёт. Теперь про Олана.
Я невольно напрягся, бросая взгляд на лестницу. Старшие дети мои уже проснулись, но из дому не разбежались: ждали, пока отец разберётся со всеми делами, чтобы насладиться редкими минутами совместного отдыха. Олан ещё спал на кровати одного из братьев; Октавия то и дело показывалась в проёме, время от времени цыкая на расшалившихся мальчишек.
– Он чист, – проговорила колдунья, вглядываясь в пустоту, словно вновь вспоминая сложный обряд. – Только…
– Я навредил, – холодея, вставил я.
Госпожа Иннара покачала головой, взглянула мне в глаза.
– Нет. То, что ты натворил, я вырвала с корнем. Но проклятие сидело в его голове слишком долго. У таких маленьких и слабых непременно случаются неприятности: оно повредило здоровые струны. По нашей части… это всё. Больше вмешиваться нельзя. Я бы сказала, Олану поможет светлая энергия – после долгого влияния тёмной – но это не к нам. Обратись к храмовникам – теперь их помощь должна оказаться действенней.
– Сильнейший говорил, – вспомнил я. – Про то, что понадобится восстановление. И тоже направлял к служителям Великого Духа.
– Ну надо же, – грустно усмехнулась Деметра. – Отец – и признал Творца. Что ж, значит, так и есть. Увы, Сибранд, не в моих силах обучить Олана за один обряд всему, чего он был лишён с рождения. Потребуется время…
– Сколько?
Впервые ореховые глаза плеснули неуверенностью, и я едва не взвыл. Даже отвернулся поскорее, чтобы не увидела моей слабости бруттская колдунья.
– По-разному может быть, – тихо заговорила Деметра. – Недели, месяцы. Годы, – поколебавшись, добавила она. Скрипнуло кресло, когда госпожа Иннара поднялась. – Но теперь это будет не бесполезный труд. Теперь есть надежда. Он чист, Сибранд… всё, чему обучишь, впитает. Всё будет хорошо. С тобой друзья…
– Я возвращаюсь в гильдию, – напомнил я, не оборачиваясь. – И кто знает… когда вернусь. Кто будет его учить?
– Надеюсь, ты не собираешься там умереть, – помолчав, с вызовом бросила мне в спину Деметра. – Что это ты себе надумал, Сибранд? Уже со всеми прощаешься?
Я обернулся с усмешкой: верно подстегнула меня ехидная колдунья!
– Лучше выбрось подобные мысли сразу, – продолжила она, отступая от меня на шаг: тяжко смотреть снизу вверх, запрокинув голову. – Или мы тебя скрутим и оставим на попечение добрейшей Октавии. Уверена, женщина она понятливая, пут с рук и ног не снимет, покуда мы подальше не отъедем…
Я коснулся узких плеч ладонями, сжал коротко, разглядывая умное, одухотворённое лицо. Просто не получится, это верно. Если бы ты, госпожа Иннара, ещё пообещала, что в самые сложные моменты и чёрные дни будешь рядом…
– Не вздумайте лобызаться в моём присутствии, – невнятно донеслось со стороны. – Или меня стошнит. На твою, варвар, кровать.
Деметра обернулась, шагнула к приподнявшемуся на ложе Люсьену. Брутт, морщась, растирал виски, но сведённые судорогой мышцы уже расслабились, так что от сердца отлегло: в этот раз, стараниями госпожи Иннары, всё закончилось быстро.
– Как я тут очутился? – молодой колдун глянул по сторонам, скривился, оценивая обстановку. – Надеюсь, я себе ничего лишнего не позволял? К тебе не приставал, варвар? Ничего не помню…
– Оно и к лучшему, – решила Деметра. – Поднимайся, пойдём в харчевню. То-то хозяин, небось, удивлён: за комнаты заплатили, а ночевать предпочли в доме старосты.
