Под Знаком Исцеления - О'Донохью Ник (библиотека электронных книг txt) 📗

— Жертва — это когда отдаешь часть себя, чтобы достичь чего-то. Похоже на твою сделку с Шестью Царствами в обмен на абсолютное знание.

Харрал заключил договор с Шестью Царствами — землей, воздухом, огнем, водой, животным и растительным миром: за знание всего того, что было известно им, он отдал часть себя; его ноги стали корнями, левая рука окаменела, вечный ветер раздувал его тлеющие волосы, застилая дымом вечно слезящиеся глаза. Напоминание о Клятве каждому Царству было постоянным и мучительным.

— Я знал, что ты так скажешь, — бросил Харрал раздраженно.

— Конечно, знал.

— Да, но это неверно. Я заключил сделку, потому что желал знаний. Я был как Фауст, или Ученик Чародея, или вроде этой твоей приятельницы Фионы — готов был рискнуть ради знания. Жертва — это дар, а не сделка. Жертва — это боль навсегда, потеря, возможно, кого-то дорогого.

— Должна ли я знать о том, что такое жертва?

— Весь Перекресток должен это знать. Если у него может быть хоть какое-то будущее, оно зависит от огромной жертвы, которая недешево обойдется.

— Ох. — Бидж не знала, что на это ответить. — Пожалуй, прежде чем задать вопрос, мне следует подумать. Можно, я пока займусь тобой?

— Безусловно. Продумай все так глубоко, как только осмелишься.

Бидж встала на камень и обвязала голову Провидца сложенной в несколько раз марлей, чтобы тлеющие волосы не обжигали его лоб; при этом она сняла обуглившиеся остатки прежней повязки.

— Эта должна служить дольше.

— Так говорили римляне грекам.

Бидж наложила мазь на воспаленные веки Провидца и наклеила кусочки пластыря в углах глаз: теперь слезы могли стекать, не попадая на щеки. Последнее, что она сделала — Бидж очень гордилась своей изобретательностью, — это вылила к корням Провидца из бутылочки комплексное удобрение.

— Минералов здесь у тебя хватает, а почвы почти нет. — Бидж принесла воды и полила землю вокруг корней. — Ну вот, на ближайший месяц все.

— Спасибо тебе. — На какой-то момент Провидец показался просто человеком в беде, благодарным за помощь. — Хотел бы я чем-то тебе отплатить; так ведь полагается отвечать на доброту.

Потом он испортил впечатление, замахав руками и произнеся нараспев:

— «Ради твоей великой добродетели, о дева, я отвечу на три твои вопроса». Так ведь тоже полагается — давать деве три ответа, а не один. Помнишь, ты как-то сказала, что Перекресток напоминает тебе волшебную сказку?

Бидж уже привыкла к тому, что Харралу известно все, что бы она ни говорила и ни делала.

— Я имела в виду чудовищ и то, что происходит во время путешествий.

— А я-то думал, ты хотела сказать, что путешествия способствуют росту личности, а сказки требуют, чтобы герой отправлялся в дорогу. Иногда для роста требуется мужество. Иногда достаточно не думать только о себе. — Харрал бросил на Бидж странный взгляд.

Когда она ничего не ответила, он вздохнул:

— Ладно, спрашивай о том, что у тебя на душе. Бидж откашлялась и заговорила медленно, тщательно выбирая слова:

— Ты знаешь, что вне Перекрестка я смертельно больна. Может ли это измениться?

— Да.

— Если я буду по-прежнему больна, когда покину Перекресток, смогу ли я изменить это своими действиями?

— Да.

Бидж неожиданно поняла, в какую западню попала, сказав это, и пожалела, что не попросила грифона написать для нее вопросы: грифон был большой знаток грамматики и смысловых тонкостей, и именно сейчас любая ошибка могла оказаться опасной. Все же она задала свой последний вопрос:

— И если я буду по-прежнему больна, когда покину Перекресток, будет ли у меня шанс осуществить это изменение?

Провидец закрыл глаза:

— И на этот раз ответ — да. Мысль и Память закрыли мордочки крыльями и запищали:

— Да. Да. Да. Харрал вздохнул:

— Это все, что я могу тебе сказать. Бидж, внезапно почувствовав себя очень неуверенно, пробормотала:

— Спасибо.

— О, не благодари меня. — Харрал снова улыбался своей горькой улыбкой, циничной и отстраненной. — Это твое путешествие — я только даю тебе туманные указания. Постарайся запомнить, что я сказал тебе сегодня. — Он молча смотрел, как Бидж уложила инструменты в рюкзак и пошла к выходу; единственным звуком был издевательский смех Мысли и Памяти.

Бидж вернулась в свой коттедж, с грустной уверенностью размышляя о том, что наверняка в словах Провидца было что-то важное, но она не может это что-то уловить. Она поцелуем разбудила Стефана, вместе с ним приготовила завтрак, потом до полудня они занимались любовью.

Во второй половине следующего дня у Стефана были занятия в университете, и он должен был вернуться в Виргинию.

— Мне так жаль, Бидж. — Тем не менее он упаковал рюкзак сразу, как проснулся: фавн стремился к знаниям, а учиться в настоящем университете с компьютерами и профессорами и всем прочим казалось ему просто волшебным чудом.

Бидж поцеловала его:

— Конечно, милый. — Она хорошо его понимала: для нее Перекресток был таким же волшебным чудом.

Дафни пришла в восторг, обнаружив в постели еще и Стефана, а Хорват ревниво наблюдал за Бидж; к тому же изгнание с самого теплого местечка в ноги не улучшило его настроения. На рассвете он требовательно тявкнул, потом стянул на пол одеяло и помочился на него. Бидж была уверена, что сделал он это нарочно.

Бидж застелила постель, накормила Дафни и Хорвата, потом взяла простыню и вышла из коттеджа, оставив дверь приоткрытой, чтобы животные могли свободно входить и выходить.

— Прежде чем мы уедем, я хочу остановиться у «Кружек» и попрощаться со всеми.

— «Мы»? — с надеждой посмотрел на нее Стефан. Бидж накинула простыню на Знак Исцеления.

— Разве мне не следует отвезти тебя обратно? — Увидев выражение его лица, она добавила: — Любому человеку иногда нужен выходной.

— Вилли, моему соседу по комнате, это не понравится, — пробормотал Стефан, хотя выглядел очень довольным.

Всякое удачное празднество наносит какой-то урон. Лужайка перед «Кружками» была вытоптана и испещрена следами копыт, будто тут прошло стадо — как оно на самом деле и было. Б'ку катком разравнивал дерн, Мелина ему помогала. Стоя в дверях, Филдс и Кружка осматривали поврежденную лужайку и давали советы, как привести ее в порядок. Рядом расположился и грифон, внимательно за всем наблюдавший, но никакой помощи не оказывавший.