Волчья хватка - Алексеев Сергей Трофимович (книги онлайн бесплатно серия .txt) 📗
Но так или иначе, Ражный не сломил, не погасил своего внутреннего противления, а свернул, собрал его в тугой, светящийся малиновый шар и спрятал в сердце.
И сделал это вскоре после того, как привез с Валдая отцовский камень...
На следующий же год, получив отпуск, он не поехал на родину, а взял проездные документы до Твери, тогда еще без ясно осмысленной и определенной цели, ведомый одним ностальгическим чувством. Будучи несовершеннолетним, он не имел права являться не только в Валдайское Урочище без дозволения боярина, а и в любое другое, за исключением своего, вотчинного. И даже с каликами не имел связи, чтобы попросить разрешения или хотя бы предупредить хозяина Урочища. Короче, поехал, как оглашенный – непосвященный человек, возжелавший подсмотреть, что это за место такое, где сходятся в поединке какие-то люди и бьются иногда по несколько суток.
И только когда подходил по знакомой с юности дороге к дубраве на вершине высокой горы, вдруг явственно осознал, что чувства, влекущие сюда с такой неистовой силой, вкупе есть не что иное, как месть. Правда, он тут же обезопасил себя тем, что имеет право появиться здесь, на земле, где прожил одиннадцать беззаботных и счастливых лет и где, наконец, до сей поры находится его суженая – правнучка одного из иноков, доживающего на Валдае свой век.
И имя ей было – Оксана...
Он видел свою обрученную в последний раз, когда ей исполнилось всего два года – чуть ли не в пеленках была, когда Ражный-старший, проиграв поединок и подлечив на Валдае руку, уезжал со своим семейством в наследственную вотчину, тогда стоящую без должного присмотра и надзора. Однако Вячеслав покинул эти места годом раньше, призванный на срочную военную службу, не видел и не прочувствовал ни поражение отца, ни его сборы, ни печальные проводы, и лишь однажды родитель, вспоминая то время, обронил ненароком, что невесту Вячеслава принесли прощаться на руках, и маленькая Оксана отчего-то заплакала, когда Ражный-старший взял ее и поцеловал в лоб. А потом долго махала вслед уезжающей машине...
Жениться тогда еще было рано, и Ражный отнес это к мягкому, неназойливому напоминанию отца, чтобы особенно не увлекался девушками со стороны и не забывал о невесте, которая между тем растет и ждет его совершеннолетия. Он же не обратил на это особого внимания, поскольку в тот период был и в самом деле влюблен в русскую учительницу Марину, работающую в глухом селении Горного Бадахшана. Виделись они редко – бригада спецназа почти постоянно находилась в состоянии боеготовности, через границу уже в то время тащили оружие, контрабанду и наркотики, а назад – тоже оружие, но самое современное, вплоть до ракетных комплексов, золото неизвестного происхождения, секретные разработки ВПК и рабов – в основном русскоязычных жителей Востока. А чем реже, тем встречи были теплее и яростнее, так что об Оксане он в то время забыл вообще.
Да и кто из араксов относился к своим нареченным серьезно?..
Сейчас же эта мирская, бытовая причина поначалу казалась ему самой спасительной от неприемлемого для аракса чувства, и он готов был поверить, что пришел сюда, чтобы вспомнить юность и встретиться со своей нареченной. По подсчетам, Оксане исполнилось шестнадцать лет – самый возраст для повторного, осмысленного знакомства. Являться средь бела дня он посчитал слишком уж грубым нарушением уставного порядка, просидел на автобусной остановке до сумерек, после чего переоделся в гражданский костюм и, спрятав чемодан в кустах, отправился искать дом невесты.
Он помнил, что стареющий ее прадедушка-инок, некогда выходивший на поединок с дедом Ерофеем, жил на территории пионерского лагеря, построенного в Урочище еще в тридцатых годах, и исполнял там обязанности плотника-столяра и ночного сторожа. Пока Вячеслав был мал, он и представления не имел, кто есть на самом деле бородатый дед Гайдамак, круглый год таскавший валенки с галошами и пугавший мальчишек из яблоневого сада. И когда после тринадцати лет, после обряда посвящения в араксы этот старик однажды остановил его и совершенно серьезно поздоровался, как полагалось по обряду, Вячеслав даже язык проглотил.
– Что же молчишь? Здравствуй, Сергиев воин!
– Богом хранимые, – несмело и впервые в жизни отозвался он. – Рощеньями прирастаемые...
Потом дед Гайдамак на правах старшего в роду ударил по рукам с дедом Ерофеем и нарек только что родившуюся правнучку Оксану невестой Вячеславу.
Ослаб сей будущий союз одобрил и наложил сверху свою руку...
Пионерского лагеря уже не существовало, а в его помещениях разместился туристический комплекс, куда приезжали со всех сторон отдыхающие и совершали конные маршруты по Валдайской возвышенности. В детских корпусах сейчас стояли лошади, а в административном, где жили пионервожатые, останавливались туристы. Скоро Ражный выяснил – инок Гайдамак жив и теперь работает конюхом, его внучка, мать Оксаны, водила верховых туристов конными тропами, а правнучка еще училась в школе и обучала на трехдневных курсах верховой езде вновь прибывших отдыхающих. А жили они в том же самом доме с окнами на склон горы, откуда открывался вид на десятки километров.
Первую ночь Ражный провел близ этого дома и под окнами, высматривая свою суженую, и был никем из живущих там не замечен. А народу в нем прибавилось: часто выходили две разновозрастных старухи, молодая женщина, чуть ли не до ночи во дворе бегали четверо малых детей, несколько раз появлялся подросток лет двенадцати и вроде бы даже сам Гайдамак. Но Оксану он увидел смутно, сквозь тюлевую занавеску – лишь ее силуэт. Точнее, девушку, схожую по возрасту с ней.
Дом, вернее, боярские хоромы стояли выше лагеря и хотя были в километре, однако виделись отчетливо даже ночью, поскольку высокое крытое крыльцо было ярко освещено, свет горел во всех окнах, будто там справляли какой-то праздник. Глядя на него, Ражный тосковал и остро чувствовал себя сиротой, более того, в прямом смысле бездомным, и затаенное чувство мести жалило, словно незримая в темноте крапива...
День он проспал на сеновале и еще при свете открыто выбрался на территорию лагеря, чтобы побродить по конюшням и ипподрому: вдруг да объявится нареченная! Конюшни оказались почти пустыми – очередная группа отправилась в маршрут, и Оксаны не было ни на манеже, ни в подсобках, ни в седельной. Зато возле детской беседки, превращенной в овсяной амбар, он увидел инока. Было ему лет сто семьдесят, не меньше, и прошедшие годы никак не отразились на старике: таким и остался, каким помнился – высоким, сутуловатым, длинноволосым и с желтоватой сединой.
– Здравствуй, Сергиев воин, – проговорил тихо Ражный, появляясь за спиной. – Здравствуй, инок.
Он обернулся, долго смотрел на незнакомца выцветшими глазами, после чего поднес ладонь к уху, переспросил:
– Что ты сказал, отрок?
Оказывается, слух потерял...
Ражный повторил приветствие, приблизившись губами к волосатому уху, на что Гайдамак отпрянул, подергал себя за огромные вислые усы.
– Богом хранимые... А ты не Ерофея ли внук? – И по-ребячьи обрадовался, что узнал, внезапно сгреб жесткой, костистой рукой за шею и стал ломать, гнуть с силой к земле, словно вызывал на братание. Мощь была, глаза светились, но памяти уже не хватало, поскольку инок узнать-то узнал, да напрочь забыл, что с правнучкой обручил. На вопрос о ней глаза вытаращил: – Ты про какую пытаешь? У меня их восемнадцать!
– Мне одна нужна, Оксана, – признался Ражный.
– А зачем? Ты что же, знаешь ее? Или как?
– Невеста моя, инок! – засмеялся он. – Вы же с дедом моим по рукам ударили! А Ослаб прихлопнул.
Только тут Гайдамак вспомнил обручение, но не обрадовался, никак не выразил восторга, хотя по натуре был человеком веселым. Присмотрелся к Ражному, за усы себя подергал.
– К невесте приехал... А что же волком-то глядишь? С такой рожей к нареченным не ездят... Да ладно, пошли!
– Куда? – смущенный тоном инока спросил Ражный.
– К невесте, если, говоришь, к ней приехал!
