Правила перехода (СИ) - Сарко Ли (полные книги .TXT) 📗

— Мгм. А сектор? Из какого они сектора?

— Из Коричневого. Говорили, что из Коричневого. Они Игроки, — я не до конца понимала всеобъемлющий смысл этого слова, но назвала его, решив, что это может оказаться важным.

— Лезар, Лезар… слышал я где-то… — мужчина побарабанил пальцами по подлокотнику. — Кажется, он уже докладывал о чём-то… Лезар к’Дарин… хорошо, Ангелина, мы вызовем ваших друзей. А сейчас, пожалуйста, отправляйтесь с Фармисом, он доставит вас в целости и сохранности.

Я послушно присоединилась к Фармису, который предупредительно распахнул передо мной дверь, а когда я вышла, перестроился и пошёл чуть впереди. Я ведь не знала дороги.

Я ожидала, что в Институт мы отправимся на доске — таких было много здесь, либо скользящих по специальным рельсовым дорогам, либо стоящих на специальных площадках. Но вихрь провёл меня к чему-то, напоминающему экипаж. По сути — та же доска, но на ней была надстройка в виде сиденья, окружённого бортами. Сверху это не было прикрыто, как карета, но Фармис сказал, что верх можно добавить. Хотя это не нужно, ведь тут нет дождя и ветра. Просто иногда пассажиры не любят, когда на них глазеют.

Мне было неважно, глазеют на меня или нет, и я забралась на сиденье. Широкое, трёхместное, с мягкой спинкой, где посередине усаживался пилот. Закрыла за собой символическую дверцу. И стала наблюдать за Фармисом — как он будет заводить это сооружение и как собирается его вести? Но напрасно. Как и в случае с Иратом, дело было в умении каждого вихря управлять силой — множеством квантов. Ступни моего сопровождающего на миг засветились тускло-золотым, потом наша усовершенствованная доска поднялась чуть выше уровня земли — и тронулась. При этом никакой приборной панели на ней не было — лишь щель, куда вставлялась пластинка-ключ, и матовая, без всяких знаков отличия плоскость, на которой водитель держал руку. Просто держал, не шевелил, и она не светилась.

Я решила, что правильнее будет смотреть по сторонам. Ведь совсем недавно я просто мечтала попасть в Аэр — и вот я здесь! Причём никто меня тайно сюда не протаскивал — я здесь случайно, а значит, законно! Осознав это, я слегка улыбнулась. Пожалела только, что нет ветра, колышущего волосы: без этого поездка казалась немного скучноватой и совершенно не чувствовалась скорость. Будто я в компьютерной игре. Впрочем, ладно — я в Аэре! В другом мире! И это самое настоящее приключение!

Ехали мы долго. Даже очень долго. Если считать с тех самых шести часов вечера, когда меня вызвали на разговор, — прошло шесть часов. Когда мы прибыли в Институт, была половина первого (как я уже знала — по нашему Гринвичу), то есть будь я дома на Земле, там была бы уже глубокая ночь. Но здесь, в Аэре, ничего не изменилось — сумерки, в окошках домов горит свет, кое-где зажжены фонари. И люди, то есть вихри, занимаются своими делами. Им же не надо спать.

Я обратила внимание, что всё здесь расположено на максимальном отдалении друг от друга. Соседних домов тут не было — минимальное расстояние от одного до другого было метров сто, не меньше. Как будто все — хутора или ранчо. Хотя заборы были, и огораживали вовсе не большие участки. Это был принцип простора. Вот, например, территория, где проходит дорога, дома от неё стоят на отдалении, едва можно разглядеть жителей. Потом строения заканчиваются, и можно несколько километров ехать, так ничего и не увидев, кроме редких деревьев, а то и просто равнины. Потом опять такое же скопление. Потом дорога уходит в сторону. Это всё — один и тот же сектор, просто всё тут поделено на районы. И непонятно, как классифицировать: посёлок, деревня?

Город тоже был неоднозначный. Сначала мы въехали в очередной район, но там вместо привычных одноэтажных домиков стояли трёхэтажные, а некоторые были не жилыми — магазин, например, или сервисный центр по обслуживанию антигравитационных досок. Проехали. Следующий район начался чуть раньше, чем обычно, мы не проехали даже километра. Тут был цирк — вдалеке, особенно не рассмотришь. Но полукруглый купол было сложно с чем-то спутать. Возле цирка (учитывая, что «возле» в Аэре означает метров триста минимум) неколько домиков, вероятно, работников и артистов, а с другой стороны дороги — магазин, школа и ещё несколько домиков. То есть самого по себе «центра» никакого не было. Фармис говорил, что центр каждого сектора — там, где Дом, здание правительства. Но Дом обычно далеко от прочих зданий, ничем не окружён, и с дороги его не видно — обсажен парковыми деревьями.

Конечно, мы не ехали беспрерывно. Примерно через каждый час Фармис останавливал доску и сообщал, что нужно перекусить. Я не была голодна, но не отказывалась, каждый раз сжёвывая булочку и обязательно запивая её соком. Употребление мной сока волновало вихря гораздо больше, чем то, съем ли я булку. Я смогла сделать два вывода. Первый: я могу чувствовать вкус — булочки совсем как у нас, да и сок однажды попался ну чистый апельсин, правда, назывался «шимкировый». Второй: нет совпадений в названиях, хотя попадаются знакомые вкусы. Хотя, предположим, мука называлась мукой, но мука — продукт. Как и сахар. А вот фрукты все назывались странно. Я пришла к выводу, что из тех, что я успела попробовать, больше всего мне нравится продолговатый зелёный «пайш» — что-то среднее между огурцом и манго, и оба мне всегда нравились.

Может быть, это было глупо, но я решила проверить, буду ли чувствовать боль — раз появились вкус и запах. Надрезала себе палец ножом. Как оказалось, зря — было больно и как-то обидно, что напрасно испортила себе палец. Правда, Фармис тотчас схватил меня за руку и вытащил на улицу, и уже там внимательно рассмотрел порез. Потом укоризненно посмотрел на меня.

— Вот, — показал мне мой же палец. — Повезло, что кровь почти не течёт. А если бы потекла?

— В прошлый раз было не больно, — тихо заявила я, хотя всё равно чувствовала себя дурочкой.

— Не надо показывать, что ты человек, хорошо? — попросил он, глядя очень строго, как воспитатель. — Эти вихри не знают, могут испугаться. У тебя из раны могла потечь кровь. А у нас она не течёт никогда. У нас другое строение. Понимаешь?

— Как это не течёт кровь? — мне стало интересно, и я отвлеклась от собственного стыда.

— Очень просто. У нас нет потока крови, жидкости такой нет, как у вас. Она… ну, словно застывшая. Действует, конечно, как положено, но передвигается иначе. У нас вообще мало жидкости в Аэре, ты заметила? Нет озёр, нет рек, всё берём из фруктов в основном. Вы, люди, на большой процент состоите из воды, вам она нужнее.

А я удивлялась, когда он спрашивал через каждые десять минут, не хочу ли я пить. Вот, оказывается, что — они переживают, потому что не знают, что будет с человеком, оторванным от Земли надолго и вынужденным довольствоваться лишь дарами Аэра. Ведь раньше люди попадали сюда только через сон, а значит, частично. А сейчас всё гораздо реальнее, и неизвестно — может быть, я тут на месяц застряла. Или даже больше…

Честно говоря, это странное приобретение чувствительности для меня стало ещё одним шагом к уверенности. Если есть боль, есть вкус и запах — значит, я действительно перескочила в Аэр полностью. И надолго.

— Расскажите про вас, — попросила я, наблюдая, как он заматывает мой палец куском светлой материи. Она у них была вместо бинтов — плотная, не похожая на марлю, почти как обычный ситец.

И он рассказывал. Всю дорогу, пока мы ехали, и во время остановок на перекус и на кое-что ещё, более приземлённое. В общем-то строение тела у вихрей выходило таким же, как у нас. Печень, сердце, желудок — те же органы, те же принципы. Разве что кровь почему-то была вязкой, и если приходилось брать её на анализ, осуществлялась пункция. И туалет был немного другим… но это уже детали.

Фармис рассказал о строении мира, чтобы я лучше понимала отличия. Сообщил, что у них совершенно нет животных, никаких организмов вообще, кроме ветров. Разве что, возможно, есть такие за Завесой — символической туманной границей, которая опоясывает территории, — но за неё почти никто не заходит. Только работники центра изучения Завесы или какие-нибудь безумные энтузиасты. Растения есть, и, возможно, похожи на наши, но могут и отличаться. Он даже специально показал мне дерево, которое называл «гиб», и я отметила, что оно похоже на дуб, но словно с чем-то скрещённый. Форма листьев была привычной, но цвет их — коричневый. И ещё они блестели и были на порядок толще, чем нужно. Похожее название, похожие листья — но не те. Всё такое же — но искажённое. Как в кривом зеркале.