Лиса в курятнике - Демина Карина (полная версия книги .TXT) 📗
— Линька скоро, — вздохнул, жалуясь. — Зудит все со страшною силой…
— Терпи.
— Терплю.
— Приворожили?
— Скорее внушили… внушение-то, сколько б ни держалось, все одно спадает. А отцу другую девицу подсунули… из… как же их… он говорил, а я вот запамятовал. Надо будет уточнить.
— Уточни. — Димитрий тоже глаза прикрыл. Из головы его аккурат девица и не выходила. Их как-то слишком уж много стало что во дворце, что в Димитрия собственном окружении. И главное, дел-то у него полно, а он об одном думает…
О носике остреньком.
И глазах темных-темных, черных почти, будто опаловых. О волосах рыжих… прядки тоненькие, пружинками завиваются. Потянешь — распрямятся, отпустишь…
Нет, один вред от этой рыжей.
Тут дело государственное, а он…
— Уточню. Папенька еще сказал, что императорской руки они держались только потому, что прямо укусить не могли. Шапка треклятая и клятва крови не давали, а как не стало императора, то и клятва рассыпалась.
Может, потому и избавились бунтовщики от высочайшего семейства, не пощадив ни женщин, ни детей, ни стариков? Может, подсказали им? Помогли… не прямо, нет. Клятва не позволила бы…
Но императора не стало.
Известных наследников тоже, ибо числился Александр пропавшим. После уж было и возвращение, и коронация торжественная, и новая клятва, которую выжившие приносили, пусть и с невеликою охотой — Димитрий вполне себе сомневался, что кому-то из них вправду хотелось себя во власти ограничивать, — но по необходимости.
Кто был, тот принес.
А вот кто не принес… тут уж вопрос интересный. И не может ли статься, что искать надобно среди мертвых? Или среди тех, кого таковыми полагают.
— Выжили Бужевы, но Святозар вряд ли при деле. Наши говорят, что ему недолго осталось. Его сестрица невесткой своей занялась, переехала, стало быть, утешает. Думаю, уговорит-таки ребенка родить. Только…
Чешуи становилось больше. Она покрывала лоб и переносицу, которая сделалась словно бы шире. Исчезли губы, разгладились черты лица, и проглядывало в нем что-то такое, донельзя жуткое.
— …Все одно вычеркивать рано. Если один выжил, то и второй мог… или наследника оставить. Хотя о взрослом мы бы знали, а младенцу откуда секреты родовые узнать? С другой стороны, кто-то же вытащил Бужева из монастыря…
— Старший? — предположил Лешек.
И Димитрий кивнул. Он и сам о том думал. Конечно, Бужеву-старшему было бы лет изрядно, но… не для мага, и мага сильного, коим он являлся.
Маги иначе годы считают.
Да и живучи, заразы, просто-таки до неприличия.
— Правда, — Димитрий ткнул пальцем в бумажку, но не прорвал насквозь, — они больше по крови… и по запретной волшбе.
— Книгу пишет?
— Чего-то да пишет…
— Надобно будет полечить его. — Лешек поднял руку и пошевелил огрубевшими короткими пальцами, на которых янтарными искрами поблескивали ногти. — А что? Свой некромант в хозяйстве пригодится. Объявить амнистию высочайшей милостью, скажем, к моей свадьбе, после восстановить в имени… и отправить, пусть магов учит.
— Думаешь, разумно?
— А думаешь, разумно, что мы ничего не знаем о том, что они там умеют? Вот придет ко мне девица, глазками похлопает и заморочит к ешкиной матери, а я и знать не буду, что замороченный. И главное, вреда-то мне не причинят, клятву не нарушат. Нет, Митька, запреты никогда и ничего не решали. Все одно ж… и учились они, и учили, и только мы не знали, кого и чему там учат. А раз так, то лучше уж пусть под присмотром делают сие… и с пониманием полным ответственности.
Цесаревич перевернулся на живот и поскреб пальцем щеку.
— Вот… обернусь как-нибудь на людях… посмотрим, кто сбежит, а кто…
— Кол в спину всадит.
— Не без того… кто там еще?
— Навышкины. Эти всегда у трона стояли. И во время Смуты просто свои земли отделили. Бунтовщики пытались захватить Сверж, уж больно выгодно тот стоял, Ануть-реку перекрывая, но что там случилось, неизвестно, главное, пришли к Свержу десять тысяч… и сгинули. Край там болотистый, не одну армию спрятать можно. Когда твой батюшка объявился, то старшой сам к нему сыновей послал, засвидетельствовать почтение. А с ними и наемников пять тысяч, и сборного войска… подводы опять же, снабжение. Пушки…
Димитрию старый Борвой был, что уж говорить, симпатичен, хотя бы тем, что, Димитрия на дух не вынося, этой нелюбви не прятал, в лицо называл проходимцем, которому свезло несказанно. Хотя, докладывали, в последнее время стал называть проходимцем полезным, ибо порядок в империи быть должен и кому-то наводить его надобно.
Он был верен короне и самой идее империи.
Прямолинеен до зубной боли. Несговорчив.
Упрям.
А вот сыновья его… Старший похож на отца. А вот младшенький иного теста, да и обижен несказанно майоратным правом. Нет, его не оставят без титула и земель, благо ныне в них недостатка нету. Вон батюшка и чин приобрел, и в министерство путейное пристроил коллежским советником.
— Сила Навышкиных в земле. — Цесаревич пальцами пошевелил и, не выдержав, поскребся. — В этом секрета нет… в голову они не полезут.
— Вычеркиваю?
— К младшему все ж приглядись… если бунтовать будут, то не один же человек. А Навышкины хорошие бойцы. Найди способ, чтоб Борвою шепнули, что младшенький рискует… Он живо управу найдет.
Димитрий кивнул.
Верно.
— Вельгаты… эти всегда наособицу. Одовецкие… целители, но обижены крепко на Таровицких, и как знать, только ли на них.
— Нет.
Лешек не открыл глаз.
— Давыдовы… эти никогда не скрывали, что им нужна власть и деньги, впрочем, на конкурсе от них никого. В роду лишь мальчишки родятся…
— Рудознатцы. Что? Я эту кровь чую… тоже кто-то со змеиным народом породнился, хотя и давно. Не смотри, нам с того пользы не будет. У змеев родство не так уж много и значит.
Они перебирали имя за именем и всякий раз приходили к выводу, что не те это имена, неверные. А потому, когда закончился один список, Димитрий взялся за другой, составленный исключительно по давней привычке ничего не упускать.
В этом списке имен было больше.
— Вот что, — Лешек таки поднялся, умудрившись не порвать чудесный костюм, который, правда, несколько измялся, но гляделось это вполне естественно, — мы с тобой не туда идем… точнее, не так… надобно иначе. Скажи матушке, пусть снимки сделают всех девиц.
И Димитрий поморщился: самому догадаться следовало.
В архивах дворца хранились не только родовые книги, но и родовые портреты с полным описанием примет, семействам высочайшим свойственных.
Вот же…
А все почему? Все потому, что голова не делом занята, а… глупостями всякими. Губы у нее шершавые, а над верхнею крохотная родинка имеется. Но какое это отношение к смуте грядущей имеет?
Вот именно.
Никакого.
ГЛАВА 42
Стрежницкий, выбравшись из постели, в комнате не усидел. И пусть целитель пригрозил, что, коль Стрежницкий не образумится и не побережет себя, он всякую ответственность за здоровье оного с себя снимает, князь лишь отмахнулся.
Какое здоровье?
На кой ляд ему здоровье-то сдалось? В последнее время накатывала престранная тоска, хотелось то ли напиться, то ли подраться с кем, то ли и то и другое разом, а еще чтобы шлюхи с цыганами вокруг. Но Стрежницкий порывы души сдерживал, крепко подозревая, что если девицы поведения нетяжелого во дворце сыщутся, то с цыганами тут всяко сложнее.
А драк пустых и вовсе не поймут.
Да и куда ему…
Он вот едва-едва до двери добрел. И то на упрямстве чистом, а добредши, осознал собственную неправоту. Ему бы позвать кого, велеть, чтобы до постели донесли и уложили, укутали одеялом пуховым, поднесли молочка с медом, как матушка когда-то в той, другой жизни, которая ныне если и вспоминалась, то редко и не к месту.
А он сел у стены, головой о нее ударился и глаза закрыл.
Мутило.
Но звать на помощь не позволяла гордость. И главное, глаз дергало так… нехорошо дергало, будто вогнали внутрь штырь раскаленный и он головушку до самого черепа пробил.
