Аид, любимец Судьбы. Книга 2: Судьба на плечах (СИ) - Кисель Елена (книги бесплатно TXT) 📗

Падаль. Молча оттолкнул ее в тот же угол, подавляя дрожь омерзения: от Лиссы тянуло Элизиумом. Ароматами вечно живых и вечно мертвых цветов, нагретой остановленным в небе солнцем травой.

Пора бы мне привыкнуть. Был ведь во дворце у Кер – черепа, безумные оскалы со всех сторон на фоне красной бесконечности: кровавые колонны, алая жидкость падает на пол с потолка, багрянец стен и солоновато-горький вкус смертности в воздухе. У Эриний бывал не раз – хлысты, бичи, кости; фрески, изображающие сцены невероятных пыток. Меня привечали даже в Стигийских болотах, я выслушивал жалобы чудовищ на то, какими невкусными стали нынче младенцы, и судил, сколько слизи можно выпустить за год в трясину, чтобы не отравить ядовитые стигийские кувшинки.

Из всех чудовищ моего мира я до сих пор питаю отвращение только к одному.

– Служи и дальше, – выплюнул через силу. Отвернулся, чтобы не видеть и не слышать ликования безумия: «Служить! Служить буду! Еще как буду!»

Крики и надрывный вой сжимали виски железным обручем пытки. В очередной раз я остановил колесницу у выступа, с которого привык смотреть миру в лицо. Поднялся, застыл – привычно. Частью мира, частью лысого, холодного, черного выступа…

Мир был спокоен. Не ложно, а действительно. Не тревожилось ничто в Стигийских болотах – вечном рассаднике чудовищ и неурядиц; грешники принимали свои кары с нужной обреченностью, ну, а тени… что на них смотреть. Это тени.

Это не груз на плечах, к которому я притерпелся. На сей раз – не отцовское «Рано или поздно». Это Эребское «бесконечность». Малые войны – отголоски большой. Битвы, которые никогда не закончатся. Только разобрался с женой, с Минтой, с забвением – получи в зубы еще одно…

И что делать – драться? Бить по-божественному?!

По-божественному не получалось.

Я закрывался в няньке-темноте, и погружался в себя, и уходил в мир – опасное путешествие – а голоса, полные муки и мольбы, вились вокруг назойливым комарьем, пихались и мучили близостью разгадки: вот, поймать! Это же что-то такое простое, что прямо рассмеяться можно, если б я только умел.

Ананка, и где тебя носит, когда так нужна…

Наверное, я простоял там слишком долго: колесница Нюкты опять покинула ее дворец. Потом вернулась. Потом я ощутил робкое прикосновение к локтю.

– Мать прислала за мной, – шепнул голос жены (я ждал из-за плеч другого голоса и только поморщился). – Там начинается праздник в честь великой победы, и нас уже ждут. Ты гневаешься?

– Нет.

Совсем забыл, что Кора здесь. Забыл, что идет время. Кажется, я нахлебался забвения Минты слишком сильно.

– А не пришел потому, что были дела?

– Да.

Под зелеными глазами у нее легла легкая синева – на слишком белой коже. И не было улыбки, будто она не поднималась из подземного мира, а спускалась в него.

Четвертая Эриния по имени Персефона умерла и страстную Владычицу забрала с собой. Осталась усталая девочка, снизу вверх глядящая на сурового мужа.

– Ты правда не хочешь пойти? Зевс… отец настаивал. Говорил, что победителей в Титаномахии было трое, и он желает, чтобы собрались все…

– Победителей на самом деле было больше. Кто-то висит на скале, и ему клюют печень. А кто-то скитается по асфоделевым полям. Все равно все не соберутся.

Но Зевс ведь имеет в виду тех, кто дрался с Кроном… И даже если бы у меня на пороге не стояла еще одна битва – мне не было бы смысла идти. Я не дрался, потому что хтоний – не оружие битвы.

Я воровал, потому что победу иногда приходится красть.

«Хоть это понял», – неодобрительно пробурчала Ананка и опять умолкла, как сгинула.

– Значит, ты не придешь?

– Передай матери, что она может праздновать, не опасаясь.

Она еще немного помедлила, будто сомневалась: сказать – не сказать?

– Я не буду отвлекать тебя, – выговорила медленно. - Я ухожу.

– Знаю.

– И ничего не скажешь напоследок?

Мое «до скорого свидания» она приняла как должное, и вскоре я перестал ощущать ее присутствие за спиной.

Обруч на висках стянулся туже. Вручную его не разомкнешь, мыслей нет, а бить по-божественному тоже не выйдет…

Ну, так можно поступить просто. По-владычески.

Гипнос собрал сыновей быстро: приказ был отдан в нужном тоне. Онир, Морфей, Фантаз и остальные, менее важные божки сновидений неловко перепархивали с места на место чуть позади озадаченного отца.

У Гекаты была еще более озадаченная мина – впрочем, ее растерянность мешалась с надменностью.

Голоса в голове сливались в жуткую какофонию мольбы. Не приветствуя собравшихся, я поднял палец к виску.

– Кто из вас к этому причастен?

Чтобы выглядеть разгневанным, усилий прилагать не пришлось.

Мне.

Им не пришлось прилагать усилий, чтобы выглядеть испуганными.

– Владыка обвиняет нас в злоумышлении против него? – с елейной улыбочкой осведомилась Геката.

– Трехтелая, – негромко сказал я. – Однажды я проявил милость. Но если это была ты…

– Разве я осмелилась бы, – подобострастье пополам с затаенной ненавистью во всех глазах. – Может быть, Владыке нездоровится? Может быть, мои чары…

Тифону под хвост твои чары, Хозяйка Перекрестков. Я смерил взглядом исподлобья остальных: дети Гипноса все как один пытались укрыться за крыльями отца.

– Владыка, это не я, – отмазался папаша. – То есть, и не мои тоже. Они у меня, конечно, не все нормальные, но настолько дураков не рожаю – проверял.

Я склонил голову набок, выбирая между Ониром и Морфеем. Несколько часов в водах Коцита заставляют посмотреть на дурные шутки с другой стороны…

Вот опять. Все чаще и громче: «Смилуйся!» – «За что караешь?!» – «Взываем к тебе, Запирающий Двери!»

Боги Хаоса, откуда голоса в моей голове взяли это дурацкое прозвище?!

– Владыка, – вкрадчиво вмешалась вдруг Геката, когда моя рука невольно дернулась, потереть висок. – Ты не сказал нам, что за видения тебя посещают. Может статься, это голоса? Крики, исполненные мольб и просьб? Будто кто-то взывает?

Она улыбалась сладчайшей и самой убийственной из своих улыбок. И явно наслаждалась происходящим.

– Щедрый Дарами Владыка Аид, Запирающий Двери, – заговорила нараспев, будто аэд у гостеприимного костра. – Слух преклони к недостойной и глупой богине. Может ли статься, что ты, искушенный и мудрый, мольбы людей посчитал чьим-то замыслом злобным…

– Довольно изображать Мома-насмешника, - оборвал я. – Ты знаешь, что мне не приносят жертв на земле. Смертные не молятся мне.

Смертные молятся тем, кто может дать им что-то нужное. Оградить от бед. Подарить богатство. Удачу в войне или на охоте. Любовь. Мудрость. Долголетие.

Меня они ненавидят – то есть, ненавидели бы, если бы так не боялись, и мои жертвы – только погребальные. Что могу дать я – кроме загробной участи?

«Аид Великий! Смилуйся с женою своею! Пошли нам…»

«…отвернулся от нас?»

«…на твой алтарь…»

Подавив желание стереть усмешку с лица Гекаты, я закрыл глаза и рванулся к Скорбной Пристани.

Еще ничего не успев осознать – только предчувствуя.

На пристани во всех смыслах не было ни души.

Поплевывал на гранит Харон, разгоняя веслом вокруг себя застоявшийся воздух. Вид у него был такой, словно ему давно уже не приходилось грести.

– Это по всей Элладе, – тихо проговорил за спиной чей-то голос. – А мы думали, ты знаешь.

Голос был не Ананки – мужской.

Гермес, вестник богов, Душеводитель, которому больше некого водить, смущенно развел руками.

Харон умудрился поскрести седалище об весло и еще раз сплюнул на камень пристани.

Я стоял, глядя из своего мира туда, где шатался в последние месяцы, ничего не видя и не замечая, – наверх.

Где полыхали костры вокруг моих алтарей. Где забивали гекатомбами жертв – произнося при этом мое имя.