Внучка берендеева в чародейской академии - Демина Карина (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью txt) 📗
Хотя…
Кто нонешним годом до лесу ходил? Грузди те же резал, в короб складывая бережно, чтоб не поломались хрупкие шляпки. Кто рыжики собирал аль масляты… кто бузину драл? Калину?
И не вышло ли такого, чтоб хозяйство наше от моего отъезду ущерб претерпело?
— Благодарствую, Алевтина Саввишна, — ответствовала я и тетке до земли поклонилась. — Но сама ведаешь, что в гостях оно хорошо, а родная хата ближе сердцу.
— Я провожу. — Арей тотчас поднялся.
— И я… — Лойко встал было, да на лавку обратно плюхнулся, махнул рукою. — Не… вы сами…
— А то и верно. — Тетка Алевтина засуетилась, в корзину пироги складывая. — Проводи… нечего девке одной впотьмах шастати…
А и вправду, засиделися.
Взимку-то рано темнеет, и позабыла я ужо, как оно тут… в Акадэмии-то иначей. Там дороженьки расчищены, вдоль дороженек — столпы стоять с камнями магическими, от которых и светло, не как днем, конечно, но и впотьмах не заблудишься.
Общежития, опять же ж, сияет.
Иные строения.
А тут… вышла и прям-таки ошалела.
Темень-темнотища, шаг ступишь, другой, а на третьем и заблудишься. И снежит-то, главное, сыплет снегом крупным, пуховым, этакий-то самое оно, укроет и поля, и леса, даст землице продыху, а по весне сойдет водицею студеной, напоит допьяна.
Но до весны еще далече.
И вот стою я, гляжу на снег оный, на небо черное, тучами плотненько затянутое. Слухаю, как кобели местечковые лаются, реденько так, от скуки, стало быть.
Воздухом дышу холодным, ажно в грудях коле…
— Тихо у вас тут. — Арей за мною вышел, да не с пустыми руками. Тетка Алевтина сама собой не была б, корзину снеди не всучивши. — Непривычно…
А то…
— Ты… ежель что, возвертайся… тетка Алевтина не обидит.
— С этим утверждением и поспорить можно… не каждый день Моранью травницу встретишь.
От же ж как. Разглядел!
И как это вышло…
— Она безвредная… бабка так казала. А я ей верю. Никому туточки тетка Алевтина зла не чинила… ей самой это не в радость…
Я шла по узенькой дорожке, снег поскрипывал, похрустывал… и так все было по-родному, знакомо. Сколько уж раз случалось хаживать мне? Что весною, что влетку, а что и зимою, когда слала меня бабка за особыми травами…
…Моранья травница — верное слово. Ведала травы тетка Алевтина, не тую их сторону, которая Божиней дадена, но иную суть, в тенях сокрытую. И случалось, что и в этих ведах нужда прибывала. Вона, как в Малиновке старуха одна помереть не могла, долго маялася, все прощения просила, видать, много грехов на ейной душе поналипло, вот и не пущали душеньку оне. Уж как плакала бабке, хватала за руки, да только не можно тому, кто исцеляет, темными путями идти. Тогда-то меня бабка и послала с запискою к тетке Алевтине, которая дала мне сушеных одуванчиков.
Я-то еще подивилася, какая с одуванчиков тех польза?
А бабка только махонький кусочек в рот той, бедолажное, сунула, как и отошла душенька… было еще, что мужика одного деревом привалило, да так неудачно, что половину тела отняло. Одною рученькою шевелит, а другою — не способный… и лежит лежмя, и мается. Долго так пролежал, с год почти… женка за ним, что за малым, ходила, надрывалася… все надеялися, что, может, отойдет. А он никак.
К этому мужику тетка Алевтина сама ходила.
Наутре и преставился.
А вдовица прибежала лаяться, обзывала тетку Алевтину по-всякому, пока жрец не явился да не увел. Еще попросил не держать зла, мол, горе в бабе говорит, разум зостит…
Мне потом бабка сказала, что так оно всем легчей, что и магики б того мужика не подняли. Он-то понял, что до конца жизни ему лежать, вот и послал за Алевтиной Саввишной…
…сказывали еще про один случай, да только шепотком да с оглядочкой. И было сие давно, а потому как знать, где правда? Но не вернулся боярин с сечи, и сынов из троих двое полегли… тогда-то и наняла боярыня молодшенькому охранника будто бы.
Или дружка.
Или еще кого, главное, что роду тот человек был знатного, да, видать, сбедневшего, коль на службу подался. И главное, не род, а кровь дурная… по первости того никто не разумел. А после слухи поползли… будто бы холопов он пореть да самолично, и все больше до крови. И не по делу, по всякое пустой причине. Особливо к девкам гораздый… и что насильничает их, но то не диво — кто за холопку заступится? Да только этот так насильничал, что девки опосля лежмя лежали… а одна и вовсе руки на себя наложила.
И что боярыня сама не смеет гостю укорот дать.
И не гостем он живет, но хозяином. А молодой боярин ему в рот глядит да каждое слово ловит… и что, стало быть, этаким же зверем вырастет.
Может, когда б остался тот, чье имя позабыли, в усадьбе, ничего б не случилось. Да повадился он по весям ездить. Поначалу просто ездил, а после одну девку в седло утянул, другую… мужики к боярыне жалиться, а она серебром за обиду платит и кривится. Мол, сами виноватые, что девки вашие на мужиков падкие. До Барсуков тож доехал.
У старосты стал…
И говорили, будто бы по нраву ему пришлась Войтюхова старшенькая, аккурат в те годы заневестилася… да так по нраву, что не постеснялся ни отца, ни матери… ее хлыстом, его шаблей… дядька Панас заступиться попробовал, так тот ему голову расшиб, чтоб, значит, знал свое место. Уехал тот человек поутру. А к вечеру слег с лихоманкою. Долго, сказывали, помирал… с две седмицы огнем горел. Кричал, будто бы нутро ему клещами тянут… боярыня лекаря звала… тот уж по-свойму врачевать пробовал, и так, и этак… а не спас.
Схоронили его на местечковом кладбище, своего-то погосту боярыня пожалела.
А может, побоялася этакого гостя вновь приветить.
Но девке той коня прислала да рябую норманскую корову, за обиду, стало быть, учиненную. Только нашие-то по-свойму поняли.
Вспомнилася давешняя гиштория.
И внове сердце кольнула. А ну как… нет, не забидит тетка Алевтина Арея. Приняла же. И сама кормила… и стало быть, разумеет, что не в ответе он за родительские грехи. Оно ж всякому свой путь написан, кому-то надобно и азарином родиться.
Так и шли.
Я молчу.
Арей рядом. Думает о своем будто бы… да как до избы дошли моей, так и сказал:
— Я первым пойду… мало ли…
От дурень. Кого мне в Барсуках стерегчися? Туточки все свои. А чужие — на виду. И шагу им не ступить… это только мнится, что с Ареем мы вдвойгу гуляли. Небось, завтра же по селу слухи поползуть про этую прогулку, и пересказывать об ней стануть подробненько. А то и придумают чего, для пущего интересу.
Но Арей слухать не захотел. Короб сунул, калиточку тронул, она и отворилася тихо.
— Постой тут.
Я и постояла. А что, нетяжко, чай.
Арей же тенью за дверь скользнул. Эк у него выходит-то ладно! Этак и двор обнесть можно, цепного кобеля не потревоживши… кобеля-то у нас нет, как сдох Полох, то бабка другого брать не пожелала. Оно и верно, к чему нам? В Барсуках-то собак держут с большего для порядку, жизня тут тихая, татей немашечки… но и подворью без кобеля неможно.
Бабка-то том годом прибрала махонького собачку-пустозвонку, да запестила, тепериче он от бабки ни на шаг. Мыслю, и на выезд с нею подался.
Меж тем Арей появился и сказал:
— Чисто.
Как чисто… конечно, бабка моя порядок блюдет, да только изба без хозяйки второй день стоит. И стало быть, полы не метены, и в горнице лавки не прибраны. Валяется кукла тряпичная, мячик, из шкурок шитый… стоять на столе миски с пирогами, наспех обрусом прикрытые.
Вон и гребешок лежит на подоконнике.
А у печи кошка трется трехцветная. Откудова взялася? Тож приблуда, как новая бабкина ученица? Кошку-то я поманила, чай, совсем сголодалася. Зимою-то корму скудно, мыши и те хоронятся.
Печку, к слову, не сподманула тетка Алевтина — протопили. Я заслонку сняла, дрова поворочала кочергою перегорелые и разбила, чтоб, значит, огню сие сподручно было.
Арей стоит.
Оглядывается.
Любопытственно ему.
— Тут, значит, и жила?
