Сорок апрельских дней (СИ) - Савенков Сергей (книги бесплатно без .TXT) 📗
Она закрыла глаза и сосредоточилась…
Кир и Эйприл тихонько лежали в кроватях, притворяясь, что спят.
Тьма пришла к ним двоим одновременно…
Тополя
Луна лишь одна…
Набегающий поток воздуха ласкает лицо, но от жары не спасает.
Уж такой здесь, на Дзете-шесть, климат. За полгода я к нему не привык.
Пот лезет в глаза, капает с носа и затекает в рот. Белый бетон искрится, будто поле, засеянное семенами солнца. Фуллеритовый руль лишь слегка нагрелся, а вот местным, на их металлических драндулетах, конечно, не сладко. Однажды, когда Облако подбила меня забраться на разрядник, я даже обжёгся, перекидывая через забор её велик.
Облако…
Девчонка с обманчивой внешностью хрупкой снежинки. Видно, родители, подарив ей это мирное, мягкое имя, надеялись избежать надвигающихся на них катастроф. Ведь на деле, она — Молния, Буря, Гроза.
Неуловимая Молния. Гроза мальчишек и доставляющая взрослым одни неприятности Буря.
Без неё, я бы совсем здесь пропал. Инопланетник, сувенир, упавший на потеху озлобленным местным с недостижимых для них волшебных небес. Разъезжающий на дорогущем чёрном велике-шестьсотгаммовке, который нельзя отобрать из-за дактилоскопической блокировки.
Облако — классная, и заводила. Да здешние разве поймут! Никто не станет подчиняться девчонке. Конечно, за исключением конченых неудачников: несуразно большого, неповоротливого увальня по прозвищу Камень, Стебелька — белокожего, голубоглазого неженки, и меня — чужака, носящего странное имя Кирилл.
Не повезло девчонке с планетой, с родителями и одноклассниками… А ещё говорят, мир полон гармонии! Если даже я таю под здешними лучами, каково приходится ей?
Облако не может долго на солнце, она ведь немножко ещё и Луна.
Альбинос.
До знакомства со мной, она редко ходила гулять. Обычно только зимой. Я поговорил с папой, и он принёс крем, целую упаковку. Но и он не особенно помогает, а впереди — самый зной.
К счастью, мучиться от летней жары Облаку не придётся — испытания скоро закончатся, отца переведут на другую планету, и…
И, у меня есть план…
Шины, перекачанные, чтобы увеличить накат, гудят. Сотрутся быстрее, но ничего. Сейчас главное — скорость! Изредка покрышка упруго звенит, и в сторону отлетает камушек.
Бетонная опора разрядника Гюйгенса, а в просторечье — вероятностной пушки, режет дорогу надвое. Я сворачиваю вниз, к озеру. Через пару минут выезжаю на мост.
Тут жутковато. Руль дёргается, бьёт по рукам. Стонут фермы. Будто разбудил дракона и катишь по спине, покрытой громыхающими броневыми пластинами. Воздух пропитан тошнотворным запахом затхлой воды, да кислого металла.
Комары бьют по лицу, путаются в волосах. Наклоняю голову, щурюсь. Противно…
Наконец, мост заканчивается. Я облегчённо вздыхаю.
Останавливаюсь, чтобы вытащить расплющенных насекомых. Когда дело сделано, оборачиваюсь…
Громады разрядников, а над ними — невообразимые, невозможные для этой планеты серебристые облака — побочный эффект испытаний. В сиянии луны, они красивее, чем сейчас. Вчера я их не успел рассмотреть, но об этом ничуть не жалею. Вечер был лучшим в жизни, а облака никуда не сбегут.
Но и теперь таращиться недосуг, время давить на педали!
Проскочив небольшой прибрежный лесок, выезжаю на степную дорогу. Жаркая влага и вонь — позади. Тут лишь простор, да дорога, тающая в солнечном мареве. А впереди — островок серебристых тополей посреди степи, возле насосной. Там у нас штаб.
Слева — степь, красно-голубая от маков и льна, с жёлтыми островками адониса и фиолетовыми цветками шалфея. Распустились пионы и степные тюльпаны, а над ними деловито жужжат насекомые-геноморфы — пчёлы вымерли в средневековье.
Справа — оранжевая стена цветущего смрадника, над которой вьются селхоздроны. Хорошо, что ветер не стой стороны, и я могу наслаждаться ароматом весенней степи.
Въехав в облезлые ворота, мчусь мимо мрачных зарешёченных окон. За стеной приглушённо ворчат насосы. Когда до угла здания остаётся несколько метров, с крыши доносится залихватский свист.
Не успев ничего осознать, выскакиваю по инерции из-за угла, слышу хлопок, и меня выбрасывает из седла.
Засада! Враг применил воздушную пушку!
Пролетев пару метров, падаю на вытянутые руки. Бетон, как наждак, обдирает ладони. Меня переворачивает, и я кубарем скатываюсь в кювет.
Поднявшись на четвереньки, жду пока перестанет шататься земля и погаснут плавно порхающие над травой красивые белые искорки.
Сквозь затихающий звон слышится топоток. В поле зрения появляются загорелые девичьи ноги, обутые в пыльные «кеды», и меня подбрасывает от удара в живот.
Хриплю, пытаясь вдохнуть.
Раздаётся звонкий смех, и подбегает другая девчонка. Я успеваю разглядеть приближающуюся к моему лицу обувь в подробностях: каждое пятнышко, каждую трещинку на розовой коже, ниточки, торчащие из шнурков. Такие кроссовки носит Кисуня. Потом на мир падает темнота…
— Ваш штаб уничтожен!
Свет режет глаза. По лицу течёт сладкая газировка, смешавшись с пылью, кровью и потом. С кончика носа на порванную футболку падают алые капли. Шорты порвались. От саднящих коленей до белых носков тянутся алые дорожки. Кроссовки валяются в стороне. Маленькие, на размер меньше, чем нужно: отцу купить недосуг, он вечно занят наукой. Без тесной обуви даже полегче, но стопы жжёт раскалённый бетон.
Поднимаю глаза.
Врагов шестеро: прямо передо мной, в окружении девчонок — Кисуни и Ляли, стоит Бурундук. Дождь и Туман, вцепившись в мои запястья, растягивают руки в стороны, а спину поддерживает Полёт.
Кисуню родители назвали Котёнком, Лялю — Куколкой, Бурундук изначально был Солнечный Лучик. Главному хулигану школы не пришлись по душе подобные нежности, и он назвался именем вымершего животного, как объяснил — кровожадного и свирепого. Все данные о бурундуках давно потерялись, но слово, надо признать, звучало действительно грозно. Будто ярость клокочет — бур-р-рун-дук!
— Очнулся? Штаб уничтожен! Вам конец!
То, что для меня — жалкая попытка выжить и приспособиться, для него — всего лишь игра.
Я всё понимаю. Что у них впереди? Ничего! Им не вырваться: здесь они родились, здесь умрут. Потому, их зубы скрежещут от ненависти к «любимцу судьбы».
У современных детей жестокие игры. У местных — тем более.
Но у взрослых, у фермеров, всё ещё круче. Здешние новости, как сводки с передовой.
Местный климат идеально подошёл для выращивания Лика — мясистой зелёной дряни, шаровидные цветы которой превращаются в коробочки-луковки, заполненные семенами. Семена нужны лишь для новых посадок, ценится густой белый сок.
Куда той синтетике!
Под прикрытием высоченных кустов Смрадника — сырья для производства пластмасс, Лик выращивают здесь круглый год. Большинство полей и перерабатывающих заводиков находится под контролем правительственного антинаркотического комитета, а военные транспортники развозят готовый порошок по мирам Союза. Частные плантации уничтожают, фермеры исчезают вместе с семьями. Случается и обратное, пропадают семьи чиновников и военных.
Подходящая планета для создания секретной научной базы со странным именем «Левка» и проведения не вписавшихся в рамки законов исследований, о сути которых известно немногим, даже в правительстве.
Подходящее место для отца, не совсем подходящее — для меня.
Но я привык. Привык мотаться по периферийным мирам, привык получать по умной башке от пустоголовых местных.
Раньше, до того, как всё неожиданно изменилось, отец работал только в столичных институтах. Однажды, я побывал на Земле — он вдруг решил показать мне прародину человечества. Мать не поехала, заявив, что женщине не место на радиоактивной помойке.
А мне Земля пришлась по душе.
Тишина. Ветер, гоняющий пыльные облака. Избавившаяся от гнёта человека природа, постепенно сжирающая уродливые циклопические конструкции. Потёки ржавчины на растрескавшемся бетоне. Контрастирующая с окружением сияющая белизна Станции Гипермаяка. Шорохи океана.
