Где нет княжон невинных - Баневич Артур (чтение книг .TXT) 📗
— Ленда, может быть, мы…
— С девкой проблема потому сложнее, что от ведьмы требуется в два раза больше, чем от чародея. И даже такие простолюдинки, — она указала на дом, — знают, что, ежели девушку в учебу не отдать, когда у нее молочные зубы выпадать начинают, то она ничего не добьется. Тогда, видя престарелую ученицу, которая за мэтром книги и черного кота носит, люди начинают зубоскалить. И правильно делают, ибо она либо глупа, либо болезненно самолюбива, либо фантазерка, либо, что еще хуже, феминистка. Долго перечислять — и чем дальше, тем для девки хуже. А уж хуже всего для такой, которая кота и книги к убогому платьишку прижимает. Потому что спросят бывалые люди, чем же эта голодрань учителю-то платит? Тем, что портянки штопает?
— Ты сама видишь, — поймал он момент, когда Ленда замолкла, чтобы набрать воздуха, — не получится у нас на два слова-то в лес заскочить.
— А пошел ты…
— Не потому, что мне наши беседы не нравятся, просто после того, что было на мосту, я совсем дохлым хожу. Ни одному чародею ты портянок не штопала, вот тебе и кажется, что для магуна взять такую… — он замялся, — здоровую девку на руки, прохаживаться с ней по заснеженному бору и забавлять рассуждениями касательно равноправия — это все равно что раз плюнуть. Я тебя разочарую. Нам сплюнуть значительно легче.
— Ты хотел сказать «вульгарную».
— Я хотел сказать «крупную», — признался он. — Прости, я действительно не то слово подобрал. Так как — позволишь себя отнести?
— Сама дойду. — Морщась, она перенесла ногу над конской шеей. — У меня совести не хватает твою, как ты выразился, дохлость усугублять.
Дебрен сделал шаг вперед, положил руки ей на бедра.
— Прежде чем ты пнешь, — тихо проговорил он, не глядя вверх. — Тебе уже раз отрезали ногу — думаю, не потому, что медикам в голову такая фантазия взбрела. Так что не будь глупой козой, не брыкайся, а позволь тебе помочь. — Она глубоко вздохнула, но какая у нее при этом были мина, он поглядеть не решился. — Я буду обследовать Гензу, зондировать позвонки. Воспользуюсь случаем и осмотрю твои ноги. Обещаю, что, если не найду ничего плохого, больше носить тебя не стану.
Он ждал. Рук не убрал, но поскольку, кроме густо залатанных штанов, их разделял еще и металл, Ленда не сделала ничего, чтобы изменить такое положение.
— Извини! — Тон не был покорный, просто она говорила тихо, но все равно он невольно поднял голову. Извиняющаяся Ленда Брангго? Конечно, она прикинулась, будто не заметила его удивления. Это было легко: она смотрела куда-то вверх и в сторону. Наверняка не помышляла о том, чтобы ее профиль походил на те, что чеканят на монетах: гордые, властные и хмурые. Но именно таким он его видел. — Пожалуй, и со мной легкий беспалицевый шок случился. Голову тебе ерундой забиваю, когда речь идет о жизни. — Она слабо улыбнулась. — Насколько я тебя знаю, ты силой трактир занимать не собираешься? — Дебрен не ответил, пораженный тем, что она читает его мысли. — То есть или мы убедим хозяев угостить горстку голодранцев, или нам придется слать на морозе?
— Мы не…
— Конь Гензы захромал, а на моем княжеский знак. Никто его не купит. Так что же у нас из заменителей звонкой монеты остается? Арбалет Гензы? Латы ротмистра?
— Сама видишь. В худшем случае…
— Нет, Дебрен. В самом худшем-то я еще больше ослабею и помру у костра, из-за чего никому хуже не станет. Но я не допущу, чтобы по моей вине кто-либо лишился остатков надежды. Возможно, ты не знаешь, но у Збрхла это самый худший сезон в жизни. То, что он вез в шкатулке, должно было почти целиком пойти на выплату долгов. И на то, чтобы детям голод в глаза не заглянул, если отца в очередной поход из дома вытащат. Уже сейчас он из-за меня попал в беду, а ты еще хочешь, чтобы он без оружия остался. Тебя только то извиняет, что ты в армии не служил. А я — служила и знаю, какое дерьмовое жалованье получают те, кто в одних лаптях нанимается.
Он усмехнулся. Она вроде бы рассматривала края вывески, но как-то это почувствовала. Потому что обозлилась еще прежде, чем он заговорил.
— Я знал, — буркнул он. — Ты цапаешься с ним как кошка с собакой, а на самом деле…
— Ничего ты не знаешь, — фыркнула она.
— Там, на мосту…
— Ничего, — повторила она. — Ты не поверишь, но на том, другом, мосту через Вюрну, том, от штурма которого Збрхл медицинскими фокусами выкрутился, — так я там на собственном горбу одного куммонца тащила, так уж сложилось, что мне довелось в одном строю с язычниками против орденских стоять. Я как заразы этих желтых псов ненавижу. Насмотрелась на Сопредельи на их работу, наслушалась женского плача. Но под Вюрной мы как союзники смерти в глаза глядели, потому я как союзник себя и вела.
— Не ровняй Збрхла… Он пиво хлещет, не кумыс.
— И ясира не берет? Верно. Цивилизация — это цивилизация. Ясно дело, приятней, когда насилуемой восьмилетке дюжина насильников по-свойски морвацким пивом в лицо пышет, а не кобыльим молоком. А когда под конец забавы ножичком милостиво по горлу чиркнут, то это тоже лучше, чем веревку на шею накинуть и в языческие страны погнать.
Он немного переждал. Пока Ленда не взглянула вниз.
— Это второй вопрос, который я хотел затронуть. Что хозяева о переросшей ученице подумают, то пусть себе и думают. Ты переживешь. Но если ты начнешь им в глаза ядом брызгать, то мы в сугробах окажемся. Поэтому я хочу тебя покорнейше просить держать язык за зубами. — Она поразила его и тем, что не огрызнулась, и тем, что вертелась в седле. Это походило на кивки головой. Удивленный, он решил продолжить: — А… Збрхлу ты тоже кое-что простишь?
— Дебрен, ты, думается, догадался, что я из Бельницы. А если не ты сам, так тебе этот морвацкий бугай подсказал, потому что мы здесь друг друга за милю чуем, как волк и овца. Поэтому я могу тебе официально заявить, что мое определение хорошего морвака близко к старобельницкому, известному еще с языческих времен, — это такой, который корни снизу обгрызает. Но ты прав: я слишком много болтаю. Ну ладно… подставляйся.
Только когда она уже была у него на руках, когда он почувствовал крепкий, но и осторожный нажим девичьих рук на покалеченном затылке, Дебрен сообразил, что это впервые. Он чуть не упал от истощения, когда тащил ее к пограничным холмам, но еще ни разу не нес ее так, как мужчина носит женщину.
Внезапно у него закружилась голова — приятно, будто после вина. Плохо только, что случилось это на самом верху лестницы, там, где, потеряй он равновесие, это могло бы плохо кончиться.
Он покачнулся. Ленда отреагировала как и полагается солдату: выбросив вверх руку и ухватившись за первое, что могло дать опору. Судьбе захотелось, чтобы на крыльце над лестницей висело как раз то, что шинкари часто вещают в таком удачном месте, — вывеска.
Заскрипела цепь, Ленда, все еще пользуясь только левой рукой, подтянулась повыше, замерла. Дебрен, втиснув лицо ей в грудь, замер.
— Вот и повисла, — неожиданно захохотала она. — До чего ж из меня удачная иллюстрация к вывеске, а, Дебрен?
Она смеялась. Искренне.
— Княжна, — пробормотал он в покрытый снегом кафтан. — Да ты пьяна!
— Ну и что? Здесь можно. — Она приподнялась, грудь ее скользнула куда-то в район шишки, что-то ударило. Судя по звуку, кулак по доске вывески. — Читать не умеешь? Привыкли к…
Он попытался подхватить ее, но не успел. Что-то затрещало, Ленда повалилась ему на плечи, левая часть вывески с половиной левой цепи ударила его по руке, и прежде чем Дебрен понял, что происходит, оба лежали в груде досок и снега.
При этом он упал на Ленду. Раненую, больную, слишком измученную и слабую, чтобы как следует смягчить падение, поберечь позвоночник, покалеченные ноги…
Хохочущую?
— Дерьмо и вонь! Опять с вами что-то… — Збрхл запнулся, замер, держа руку на дверной ручке.
— Что здесь происходит? — сурово спросила Петунка Выседелова. Она ловко протиснулась мимо ротмистра, схватила раскачивающийся маятник болтающейся на одной цепи вывески, придержала. — Господин чародей или кто вы там в натуре? Вы можете объяснить?
