Город богов - Суренова Юлиана (книга бесплатный формат .TXT) 📗
— Чего вы больше боитесь: потерять или не найти? — вдруг спросил Шамаш.
Мужчины, не ожидавшие подобного вопроса, застыли в глубокой задумчивости, не зная, что сказать. Они не переставали удивляться способности повелителя небес находить всегда главную струну и заставлять ее звенеть откровением.
— Потерять, — наконец, проговорил Атен. Он понял, с чем был связан этот вопрос, и продолжал: — Мы всегда страстно мечтали вернуться в город, жить в тепле… Но мы способны обходиться и без этого. Потеряв же дорогу, мы лишимся всего, самой жизни…
— Если горожане пожелают, чтобы караван остался, — их собеседник говорил о себе как о маге, не боге, памятуя легенды о смертных, не небожителях, — ваши мечты могут осуществиться.
— Они не захотят принять всех, лишь Тебя!
— Если бы я не знал всего, что вы рассказали мне о ваших городах, то подумал бы теперь, что люди удерживают своих магов силой. Но какой от этого смысл в мире, где магия почитается, а не стоит под строжайшим запретом? Используя силу, маг может без труда преодолеть практически любую преграду…
— Никто в целом свете не осмелится заставлять Хранителя делать что-то против его воли! — поспешно проговорил Евсей, бросив быстрый взгляд на Атена, словно осуждая его за то, что тот пытается заранее настроить Шамаша против горожан.
— Это так, — вынужден был подтвердить хозяин каравана, несмотря на то, что тому вовсе не хотелось вставать на защиту чужаков. — Горожане никогда не сделают ничего подобного. Они слишком чтят закон. Но закон, о котором мы говорим, властен и над Хранителями… Видишь ли… — Атен повернулся к брату, прося того продолжать, ведь кому, как не летописцу, пересказывать легенды?
— Да собственно… — тот чувствовал себя несколько растерянным, не готовый к подобному повороту событий, когда получалось, что он учит бога данным Им самим законам. "Но Шамаш мог забыть…", — напомнил себе караванщик. И продолжал: — Все заключается лишь в нескольких фразах рассказа о Шанти… Это супруга легендарного Гамеша, которая, находясь во власти Губителя, чуть было не убила своего мужа… После суда, добившись для жены замены смертного приговора на изгнание, Гамеш собирался уйти вместе с ней, следуя правилу единой для супругов дороги… Но Совет удерживал его, велел остаться, говоря: будучи над всеми законами лишенных дара, маг подчиняется одному, высшему — Хранитель не может покинуть тех, кого он обещал оберегать от бед перед священным камнем Храма, связывая себя нерушимыми узами с Городом.
— Я достаточно долго был в вашем мире, чтобы узнать его легенды, — толи улыбка, толи усмешка скользнула по губам Шамаша. — Однако это ничего не изменяет, когда вы считаете меня богом… — и вновь все та же боль и тоска заполнили его глубокие черные глаза.
— Важно, кем видишь себя Ты, — Евсей весь собрался. Воистину, он не имел права так говорить с небожителем — смертному не подобает читать нравоучения богу, но… Во имя всего святого, у него не было другого выхода! "Да падут проклятья на мою голову", — беззвучно прошептали его уста, и он продолжал: — Если их Хранителю или служителям удастся убедить Тебя, что, будучи магом, Ты обязан следовать обычаю… В дороге Ты чтил законы каравана, и…
— Ты идеализируешь меня, — усмехнулся Шамаш. — Я всегда поступаю так, как считаю нужным, — его глаза горели таким холодным огнем, что казалось, будто довольно одного взгляда, чтобы обратить все на свете в лед. — Впрочем, вы можете быть спокойны: я связан с караваном слишком крепкими узами и если даже что-то вынудит меня задержаться в одном из встречных городов, моим непременным условием станет то, что со мной останется весь караван. Или горожане и в таком случае будут возражать?
— Нет, но… — караванщики переглянулись. Они и сами не могли понять, что заставляло их избегать самой мысли о возможности остаться в этом городе… Должна же этому быть причина, какое-то объяснение… — Но Ты ведь не хочешь…
— Это правда. Однако в жизни не всегда делаешь то, что нравится. Сейчас для меня куда важнее, чего хотите вы.
— Город… — караванщики переглянулись. В их глазах зажглась надежда… Но только на миг.
— Я всегда боялся, — еле слышно пробормотал Атен, — что однажды мечта исполнится… Из-за Мати… — он и сам удивился, как решился признаться в самом своем сокровенном и болезненном переживании…
— Да, — кивнул Шамаш, задумчиво глядя на бескрайние просторы снежной пустыни. — Ее душа — такой же странник, какой живет во мне. Она понимает, что только в пути можно найти счастье.
— Я знаю, — улыбка тронула губы караванщика. — Найти… Но, — словно тень набежала на его лицо. — И потерять его…
— Жизнь есть жизнь: что-то теряешь, что-то находишь… Дом твоей дочери — снежная пустыня. И если ты любишь ее, заботишься о ней — тебе придется с этим смириться.
— Конечно. Но… — он оглянулся на шедших в стороне людей, не подозревавших, что, возможно, в этот миг решается их судьба. — Я не вправе лишать других счастья только потому, что моя девочка — не такая, как все… — качнув головой, он вздохнул, понимая, что не сможет так поступить, ибо, как бы сильно Атен ни любил свою дочь, он, будучи хозяином каравана, должен был думать и заботиться и о других… А он не мог даже на миг представить себе, чтобы кто-то по доброй воле отказался от возможности остаться в оазисе. Тут было еще кое-что, не замеченное сразу: — Ей что же, суждено быть вечным бродягой? — он нервно дернул плечами. Что бы там ни было, эта мысль его совсем не обрадовала.
— Не рано ли мы завели этот спор? — вмешался в их разговор Евсей. — Ведь пока еще ничего не произошло.
Какое-то время все трое молчали. Затем Шамаш, оторвав взгляд от пустыни, повернулся к Атену, встретился с ним глазами и тихо промолвил, отвечая на все заданные и незаданные вопросы:
— Истинная судьба всегда тяжелее выдуманной, но только она реальна. Отказываясь от самой мысли о возможности остаться в этом городе, ты лишь следуешь ей. И твои желания, в сущности, тут ни при чем. Тот, кто рожден в дороге, не сойдет с нее никогда. Но это совсем не значит, что он будет вечным бродягой, ибо и странник должен иметь дом, откуда он сможет уходить, и куда его душа будет стремиться вернуться.
