Тьма надвигается с Севера (СИ) - Шкиль Виктория (электронную книгу бесплатно без регистрации .txt) 📗
Борагус обернулся, с удивлением обнаружив, что напротив него, сидит на плетеной циновке, скрестив ноги и привалившись спиной к стене, человек, судя по одежде тоже из кочевников пустыни. Всё та же грубая куртка-безрукавка, только напяленная не на голое тело, а на шёлковую рубашку с широкими рукавами, перетянутая в поясе красным кушаком, на котором висит перевязь с дорогой саблей. На голове пустынника был тюрбан из багрово-красной ткани и того же цвета платок, закрывавший его лицо так, что оставалась лишь узкая щель для глаз. Борагус, долгое время служивший атраванскому шаху, неоднократно встречался с множеством населявших его царство народов, в том числе и с хаммадами, и считал, что неплохо знает их обычаи, потому внешний вид соседа его слегка озадачил. Кочевники предпочитали носить синие тюрбаны, как символ самого дорогого, что есть в пустыне — воды, белый цвет символизировал у них бедность и рабство, черный символизировал колдовство, а вот, что мог значить кроваво-красный — Борагус терялся в догадках, так как подобного ещё не встречал. На столе перед странным кочевником было пусто, если не считать перевернутой чаши-кулявки с круглым донышком, которую невозможно поставить на стол не осушив её содержимое до дна. Обычай странный, но бывшему наемнику он нравился, особенно во время пьянок.
Пока Дарик внимательно изучал своего собеседника, тот с тем же вниманием разглядывал подсевшего к нему полукровку. Борагус затруднялся объяснить причину, но от взгляда кочевника ему становилось неуютно и начинало преследовать стойкое ощущение, что он смотрит в глубокую могилу, на краю которой стоит. Стоит только ему сделать малюсенький шаг или неловко повернуться и… Тьфу! Ему ли, стремящемуся познать все тайны и Силу Смерти, бояться объятий могилы? Он ходил по её краю не раз и если понадобится, то и внутрь спуститься не побоится! К тому же, насколько он знал, ритуал посвящения в некроманты (или как он там правильно назывался?) как раз-таки предполагал временную смерть…
— Скажи мне, человек, — снова заговорил незнакомец. — Ты веришь в Судьбу?
— Нет! — Сразу же последовал чёткий и жёсткий ответ. — Мы сами творцы своей судьбы. Человека определяют его дела.
Хорошо сказал! Аж самому понравилось. Но вот незнакомец сцепил руки на животе и… засмеялся. Тихий дробный смех резал уши, вызывая стойкое и необъяснимое желание выхватить саблю, и отчекрыжить насмешнику голову исключительно в целях самозащиты и на упреждение. Склонив голову на бок, хаммад взглянул на Борагуса совершенно иным взглядом. Ощущение близости могилы никуда не делось, только теперь она смотрела на него более заинтересовано, как будто желала узнать какой он на вкус.
— А зря… — Отсмеявшись выдал незнакомец. — Мне было предсказано, что сюда придёт нужный мне человек и вот он сидит передо мной!
Что ещё значит «предсказано»?! Кем?!
— Тем, кто несоизмеримо сильнее любого смертного здесь. — Прошипел сквозь платок пустынник и, чуть склонив голову, с едва уловимыми нотками трепета добавил: — и бессмертного тоже…
Удивление, отразившееся в этот момент на лице Борагуса, было просто невозможно описать. Он что произнес эту фразу вслух?!
— Я знаю, кто ты такой и чего ищешь. И знаю, какую цену ты готов за это заплатить. — Странный хаммад повёл закутанной головой, с силой втягивая в себя воздух будто принюхиваясь. — Ты пахнешь кровью. Совсем свежей… Значит, что ты не боишься проливать кровь и наверняка прольёшь её целые реки, чтобы добиться своего. Но твои усилия тщетны — ты сам это понимаешь, но всё равно упорно противишься своей Судьбе. Обречённый быть никем, песчинкой в пустыне, каплей воды в Мировом океане…
— Ты кто?! — Слушать философские разглагольствования о Судьбе можно долго — язык-то он без костей, но терять на это время Дарик не собирался. Он не любил загадки и игры в многозначительность, предпочитая выяснять всё сразу. Так что или этот хрен в тюрбане говорит, что ему надо или он, Борагус, заставит его заткнуться!
— Ты самонадеян, смертный. — Так же спокойно ответил сын пустыни. — Дерзаешь посягнуть на то величие, которого ты даже не представляешь. Но Судьба благосклонна к тебе. Она решила повести тебя и дать тебе, смертный, шанс…
Незнакомец сделал небольшую паузу, протянув руки к закрывающему его лицо платку, спуская его и давая Дарику возможность взглянуть на него. В следующую секунду наемник просто перестал дышать, не веря своим глазам!
— Шанс стать тем, кем ты желаешь…
На Борагуса смотрело бледное костистое лицо, на котором уместился острый горбатый, загнутый крючком, словно орлиный клюв, нос, под которым будто начертанные тонкой кистью, располагались тонкие и бледные губы. Завершающими штрихами к портрету кровопийцы была пара горящих красным огнём глаз, до сего момента умело скрываемых ловко наведённой иллюзией. В том, что перед ним именно вампир или как говорят местные — хафаш, Дарик не сомневался, хотя в жизни не видел ни одного представителя этой кровососущей братии, что к лучшему. Из всех, кто с ними встречался, о встрече могли рассказать лишь единицы, остальные же с тех пор либо тихонечко лежат в гробах, либо гоняются с оскаленными зубами за живыми людьми. Так же стоило добавить к этому описанию и те «тёплые» чувства, которые вампиры испытывали к некромантам, за то, что последние в зависимости от своих моральных убеждений пытались либо подчинить себе эту нежить, либо окончательно упокоить её. Хафашей не зря называли Хозяевами Ночи, считая высшими из НЕмёртвых и потому, любые посягательства как на своё существование, так и на свою свободу те пресекали на корню, не оставляя от тёмного мага и мокрого места (хотя бывало и наоборот, если маг был слишком крутой или вампир попадался неопытный). Учитывая всё вышесказанное, бледность, внезапно поразившая Борагуса, понятна и простительна.
— Ты боишься меня, смертный? — Скривил в ухмылке тонкие губы кровопийца. — Почему же ты тогда не убегаешь прочь с криками ужаса?
Честно признаться, такая мысль у Борагуса проскакивала. Пусть он и не некромант, а только лишь мечтает им стать, но к чему вампиру дожидаться момента, когда он им станет? Однако с другой стороны вампир сидит, не дёргается, явно не голодный, иначе здесь давно была бы куча трупов и по непонятным причинам ждёт именно его. К тому же слова про некий шанс Дарика заинтриговали. Потому на подковырку хафаша полукровка лишь неопределённо пожал плечами.
— Правильно. — Удовлетворенно ухмыльнулся вампир. — Тот, кто жаждет овладеть всеми тайнами Смерти не должен поддаваться страху.
— Так чего Вы от меня хотите? — Борагус непроизвольно перешёл в обращении с нежитью на «вы». Что-то подсказывало ему, что с подобными дядьками лучше проявлять максимум уважения и почтения. Если призраки усопших это любят, то почему не должны любить хафаши?
— Небольшую услугу. — Кровопийца снова замотал своё лицо платком, возвращая свою иллюзорную маску. Красная радужка глаз померкла и почернела, принимая обычный человеческий вид, вот только Борагуса уже было не обмануть. Один раз, увидев истинное лицо хафаша, Дарик с тайным удовольствием обнаружил, что теперь может заглядывать под его личину, как бы видя сквозь неё, его настоящее лицо. — Есть одно дело, которое тебе предстоит сделать, смертный. За это я отплачу тебе, дав то, что ты жаждешь больше всего. Знания. Силу. (Хафаш подался всем корпусом вперёд, перевешиваясь через стол, собираясь добавить нечто многозначительное) Посвящение!
«Ага! Знаю я твоё посвящение! — Едко подумал Борагус, прищуривая один глаз и с демонстративным недоверием уставившись на кровопийцу. — Разорванное горло и рабом в твоей свите, и то это в лучшем случае».
— Здесь ты не найдёшь себе наставников в Некромантии, а сам ты ни за что не овладеешь этим Искусством! Ты просто погибнешь, страшно и бесполезно, а я дам тебе настоящего наставника. Так что выбирай.
Говорил он не громко, но Дарик отчётливо слышал каждое его слово. Обсуждать с нежитью Тёмное Искусство, причём так открыто было неуютно — Борагус даже украдкой поглядел по сторонам, проверяя, не подслушивает ли кто их разговор, но никому в духане до них дела не было. Кочевники, вдоволь натешившись с невезучим шулером, уже стояли тесной кучкой, с весёлыми возгласами разливая по кулявкам бединское вино. Довольно плохонькое, надо сказать, если судить по его запаху, но детям пустыни после их перекисшего верблюжьего молока это как нектар. Жертва кочевого правосудия валялась без сознания подле бочки, с разбитой в баклажан мордой, испуская в воздух ароматы горелого мяса и жжёных тряпок. Остальные, сидевшие по углам посетители были слишком далеко, для того чтобы подслушивать их разговор.
