Песнь колдуньи - Кальмель Мирей (электронная книга .txt) 📗
Аббатиса пить не стала. Соединив руки так, что они соприкасались лишь подушечками узловатых пальцев, она ждала, и, вопреки собственной воле, пыталась отгадать, что на уме у Альбранты.
— Речь пойдет о Филиппине, — наконец решилась сестра-целительница.
Аббатиса вздрогнула. Кровь прилила к лицу. Ладони открылись, и руки легли на поверхность стола.
— Все решено окончательно и бесповоротно, — сказала она сухо и, опираясь на руки, стала вставать, на этот раз преисполненная решимости покинуть комнату.
— Сядьте, Изабелла! — твердо произнесла сестра Альбранта.
Лицо настоятельницы стало пунцовым.
— Как вы смеете?! — гневно вопросила она.
Она все еще стояла между скамейкой, которую оттолкнула, поднимаясь, и столом. Альбранта осталась сидеть напротив.
— Обязательства, которые я взяла на себя, придя в эту общину, чтобы служить Господу, дают мне это право.
Было очевидно, что аббатиса пытается взять себя в руки. Когда ей это все-таки удалось, она проговорила сухо:
— Я вас слушаю.
— Если Филиппина и дальше не будет принимать пищу, она может умереть…
В гневе стиснув зубы, аббатиса ничего не ответила, и сестра Альбранта дала волю своей ярости:
— Выходит, вы предпочитаете увидеть ее мертвой, чем простить?
Какое-то время монахини смотрели друг на друга в тишине такой давящей, что, казалось, они вот-вот вцепятся друг в друга. Сестра Альбранта сдалась первой:
— Вы никогда не изменитесь, не так ли? Умрете все такой же — преисполненной спеси и самодовольства. Неужели мне придется вам напомнить о наших обязательствах перед Жанной де Коммье?
— Замолчите! — вздрогнув, сказала аббатиса глухим от гнева голосом.
— Сейчас не время для ссоры, да я ее и не ищу. Вы хотите спасти душу Филиппины, я же хочу исцелить и ее тело тоже.
Аббатиса опустила голову. Побеждена…
— Чего вы хотите?
— Чтобы Филиппина мне помогала. Это не станет для нее более легким наказанием. Ухаживать за теми, кто ради нее чуть не убил друг друга, будет для нее труднее, чем молиться. А я уж прослежу, чтобы она извлекла из этого урок, не впадая в меланхолию.
Настоятельница направилась к двери, и на этот раз сестра Альбранта и не подумала ее задерживать. Взявшись рукой за дверную ручку, она обернулась к сестре-целительнице:
— Испытываете ли вы временами угрызения совести?
— Каждый день, начиная с того дня, когда это случилось. Но я нахожу в себе силы простить.
— А я думала, что для вас все в прошлом, — призналась аббатиса и вышла, сгорбившись.
— Мы не можем забыть о причиненном нами зле, — словно бы сама себе прошептала сестра Альбранта, а потом встала и направилась в комнату, где находились раненые.
Ее ждали новые хлопоты: на скамеечке сидела монахиня, прижимая руку к нижней части живота. Бедняжка едва нашла в себе силы поздороваться с бледной и расстроенной аббатисой.
— Месячные? — спросила Альбранта подходя к недужной.
Та кивнула, и сестра-целительница отправилась за лекарством, мысленно бичуя себя за то, что ощущает невероятную усталость, хотя и одержала победу в битве, которую сама же и затеяла.
Глава 5
Филиппина лежала на боку на своем матрасе, подтянув колени к груди. Со вчерашнего дня ее мучили боли в желудке, но сегодня они стали настолько невыносимыми, что она нашла в себе силы только для того, чтобы подняться и попить воды. О том, что можно позвать на помощь, девушка как-то не подумала. Ее тошнило, мучили позывы к рвоте, ей хотелось освободиться от отвращения, которое она сама к себе испытывала. Дважды или трижды ее уже вырвало, но теперь сил на это не было. Она молча плакала, прижимая руки к животу. Кошмары, терзавшие ее во сне, отныне не покидали девушку и когда она бодрствовала. Словно привидения, они кружили по комнате вокруг нее. Любой громкий звук казался ей лязгом металла или грозовым раскатом. Любой запах, в том числе и собственного пота, наводил на мысль о запахах, исходивших от лежавших на земле мужчин. Куда бы она ни устремила взгляд, всюду видела перед собой их траурный танец. Она растворилась в своем наказании. Пребывая во власти разрушающего душу безумия, она стала его пленницей.
От природной веселости, миловидности, лукавого взгляда не осталось даже воспоминания. Личико Филиппины осунулось, под глазами залегли черные круги, она с трудом дышала одновременно через нос и рот и, даже будучи укрыта несколькими одеялами, дрожала от холода в своей подземной келье. Смерть казалась ей единственным способом положить конец невзгодам, не сгореть со стыда.
Временами она ловила себя на том, что просит прощения у своей покойной матери, потом снова и снова предавалась мысленному самобичеванию. Оскорбление, которое она нанесла ее памяти, было неизгладимо. Разве она достойна избавления от этих мук? Дьявол прокрался в ее душу и осквернил ее, а раз так, она отказывается жить в грехе! Чистилище, о существовании которого она узнала здесь, в Сен-Жюсе, казалось ей предпочтительнее преисподней, где она, без сомнения, окажется, если выживет. Ближе к Господу у нее будет шанс избежать адского пламени.
Тень, отбрасываемая свечой на каменную стену, была огромной и навевала мысли о костре, разожженном для казни.
Жестокая судорога свела желудок, и девушка со стоном согнулась еще сильнее. Сатана, плененный в ее пустых внутренностях, сетовал на свою участь. Филиппина сжала зубы. Пусть ее жгут, рвут щипцами, пронзают копьем — пусть! Она не поддастся ему, не позволит ему вырваться на свободу. В момент смерти она не будет чувствовать себя проклятой…
Филиппина не слышала ни звука открывающейся двери, ни шагов. Она ощутила только, что на плечо опустилась чья-то рука и пытается заставить ее перевернуться. Девушка, не открывая глаз, решительно отбросила эту руку, все еще пребывая во власти бреда.
— Никогда! — пробормотала она, уверенная в том, что это демон явился за ней.
Аббатиса побледнела, найдя ее в таком состоянии. Девушка не хотела ничего видеть, знать, понимать. Взволнованная настоятельница присела на корточки у изголовья юной мадемуазель де Сассенаж. Пришел ее черед ощутить себя виноватой. Как могла она позволить гордыне настолько ослепить себя, когда на последнем этаже башни в этом самом здании…
— Филиппина, дитя мое! — срывающимся голосом позвала она.
Девушка съежилась еще сильнее.
Аббатиса твердой рукой потрясла ее за плечо:
— Посмотрите на меня, Филиппина, во имя всемогущего Господа, ПОСМОТРИТЕ НА МЕНЯ! — почти крикнула она, в одно мгновение обретя былую решительность.
Только в ипостаси холодной и непреклонной монахини сможет она возвратить девушку к жизни…
Еще мгновение Филиппина сопротивлялась, однако слова аббатисы все же проникли в ее сознание, напомнив, что она обязана ее уважать и слушаться. Девушка открыла глаза, повернула голову и увидела на своем плече руку с узловатыми пальцами и коротко состриженными, покрытыми бороздками ногтями.
— Это вы, мадам? — спросила она испуганно.
— Да, это я, дочь моя, — мягко произнесла аббатиса.
Она нажала на плечо девушки, и Филиппина перекатилась на спину, но тут же подтянула к груди колени — так сильна была боль в животе. Рукой, которую она до этого прижимала к области желудка, она схватилась за руку аббатисы, словно это прикосновение могло облегчить ее страдания.
— Хватит терзаний! Они живы, и вы тоже живы, Филиппина. Вы уже достаточно наказаны.
Выражение боли исчезло с измученного лица девушки.
— Приехал мой отец?
— Пока нет. Я прикажу, чтобы вам принесли воды обмыться, чистое платье и похлебки, которую вы съедите. Этого, думаю, будет достаточно, чтобы успокоить боль в животе. Вероятно, вас стошнит, может, даже до рвоты, но тогда это уже будет не страшно. Нужно, чтобы ваше тело вспомнило то, о чем вы пытались его заставить забыть.
— Да, мадам, — кротко произнесла Филиппина.
