Везунчик - Романецкий Николай Михайлович (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно TXT) 📗
А потом отправился навещать «больную» мамашу.
Глава 11
Альбина жила на улице некоего Рубинштейна, в доме, главными достопримечательностями которого были узкая и низкая арка (Бабба Энистен из «Нью-Йорк Нике» запросто достал бы до грязных камней макушкой) да похожий на колодец двор, полностью заасфальтированный — ни кустика, ни цветочка. Единственным его украшением был огромный мусорный бак в углу. Оттуда до меня донеслись запахи, не имеющие ничего общего с человеческим жилищем. Я имею в виду цивилизованного человека, разумеется. У нас такие пейзажи не встретишь даже в гетто, где живут выходцы из какой-нибудь банановой Иксделупы…
Особенно жалко мне стало тех, кто жил за окнами, расположенными рядом с баком. На их месте я бы лучше повесился, чем терпеть подобное соседство… Впрочем, времена дикого капитализма везде одинаковы. Богатые набивают карманы и поселяются в шикарных загородных особняках, бедные нищают и влачат жалкое существование рядом с мусорными баками. C…est la vie, как говорят в Париже, и не только в нем одном.
К счастью, Паутовы жили не по соседству с баком. И даже не в этом дворе.
Я миновал еще одну арку — более узкую и низкую, чем первая (под ней бы Энистен в темноте и вовсе снес себе голову) — и оказался в новом колодце. Тут было веселее, вдоль стен на клумбах даже росли кусты. Кажется, шиповник… Все свободное от шиповника место был занято легковыми машинами. И как они тут только припарковываются! Я сразу зауважал местных водителей. Крутиться на подобном пятачке — это вам не по хайвэю раскатывать!
Впрочем, радовался я рано. Лифта дом не имел, и пришлось тащиться на четвертый этаж по темной лестнице, которую не убирали, наверное, со времен Авраама Линкольна. Видимо, владельцы автомашин жили в других парадных. А может быть, загаженная лестница была для них нормой.
Нужная дверь выглядела достаточно прилично — похоже, ее не только красили, но время от времени даже мыли. Для обитателей такой лестницы это был самый настоящий подвиг.
Я нажал кнопку звонка. Через полминуты донесся тот самый, глубокий, как Марианская впадина, женский голос:
— Кто там?
— Здравствуйте! Я вам звонил. У меня презент для Альбины.
— Это вы, Володя?
— Да, — сказал я, чувствуя себя по крайней мере идиотом: как можно разговаривать с человеком сквозь запертую дверь! Впрочем, у них тут, наверное, ситуация, как у нас в Чикаго сто лет назад, и все всех боятся…
Защелкали замки, зазвенели дверные цепочки. На меня почему-то дохнуло средневековым подземельем, каким его обычно изображают в голливудских мистических картинах. И я бы не удивился, если бы вдруг сверху, щелкая по ступенькам костями, ко мне на свидание спустился скелет в ржавом шлеме и со ржавым же мечом.
Между тем за дверью справились наконец со своими многочисленными запорами, и я слегка остолбенел: на меня смотрели знакомые зеленые глазища, те самые, с электронного портрета. И волосы тоже были огненно-рыжие. Вот только личико… Личико, надо сказать, подкачало — передо мной стояла Альбина Паутова, но лет на тридцать старше.
И я вдруг понял, что имела в виду толстуха Лариса Ерошевич, произнеся слово «ненормальная».
— Заходите, Володя! — Зеленые глаза пронзили меня насквозь, со всеми моими потрохами, но, видимо, в потрохах этих не нашлось ничего опасного, потому что Паутова-старшая улыбнулась: — Заходите, пожалуйста! Что же вы встали столбом?
— Вы очень похожи на свою дочь! — опомнился я. — Вернее, ваша дочь очень похожа на вас.
Мне вдруг показалось, что долго тут находиться не стоит: раскусит она меня, как два пальца об асфальт, раскусит. Вновь явились мысли о мрачных подземельях, о сушеных жабах, о крови черного петуха, будто передо мной стояла ведьма…
Я протянул ей коробку конфет:
— Это для Альбины… э-э… не помню уж, как ее по батюшке…
— Васильевна.
В адресной службе действительно значилось «Васильевна», но через год отчество медсестры должен забыть даже самый благодарный отец.
— Может быть, чайку?
Мне чертовски захотелось зайти в комнаты: там, наверное, ждали нас черные драпировки, свечи, разливающие вокруг себя тусклое неверное сияние, и колода карт таро… Но интуиция подсказала мне: стоп, иначе, как два пальца… А интуиции своей я привык верить не меньше, чем боссу.
— Спасибо, но я спешу. Вы забыли, у нашего сына сегодня день рождения. Он ждет меня с подарками. Спасибо вам за вашу дочь. Они с доктором Марголиным жену с того света вытащили. И ребенка сберегли.
Зеленые глаза засияли, но пронзительности в них не убавилось.
— Пожалуйста, молодой человек. Я обязательной передам Альбиночке ваши добрые слова.
Я церемонно поклонился. И позорно бежал с поля боя.
Впрочем, со стороны это выглядело как спокойная походка уверенного в себе человека, только что с честью исполнившего свой моральный долг.
Покинув темную лестницу, я мельком оглядел двор. Второго выхода из него не наблюдалось. Значит, улицы Рубинштейна мамаше в любых своих вояжах не миновать. Разве лишь в квартире есть запасной ход на какую-нибудь еще более темную лестницу. Или Паутова-старшая умеет летать на метле.
Глава 12
Через полтора часа я уже удивлялся, почему дом Паутовых произвел на меня такое странное впечатление. А еще через час забыл и саму старую ведьму. Ибо рядом со мной сидела ведьма молодая, белокурая и кареглазая, и я изо всех сил распускал перед нею хвост. И если на улице Рубинштейна разыгравшееся воображение забросило меня во мрак средневековых подземелий (хорошо хоть оно не лишило меня памяти, и по дороге домой я позвонил Инге на пейджер), то сейчас, в ресторане, оно тянуло меня совсем в другом направлении. Мы уже были с Ингой tete-a-tete, и уже выпито было две бутылки зелена вина калабрийского розлива, и нам стало куда как хорошо, и я принялся стаскивать с нее это фиолетовое, с блестками платье, а потом бюстгальтер и трусики (хотя ни того ни другого, похоже, под платьем не было и в помине), и мы уже в двадцать первый раз поцеловались, прежде чем я распластал ее на белоснежной простыне. А потом был двадцать второй поцелуй, упоительно долгий и завершившийся главным…
— Приятного аппетита! — сказал официант, ставя на стол салат с крабами, и мне срочно пришлось унять юношеские фантазии.
— Ты сегодня не в себе, дорогой! — Инга отобрала у меня солонку, которую я, сам того не замечая, крутил в руках.
Я самоотверженно справился с юношескими фантазиями и сразу стал «в себе». Для начала выдал бессмертный текст про Вовочкин пальчик, который уже не пальчик, Марья Ивановна…
— Растешь, — похвалила меня Инга. — Правда, этот анекдот мальчишки мне рассказывали еще в детском саду.
— Видно, меня так загипнотизировали, — парировал я. — Вашему гипнотизеру, наверное, лет восемьдесят… А ты была столь соблазнительна уже в детском саду?
Инга пожала плечами, хмыкнула и выложила мне текст про Мальвину, где та советует папе Карло, чтобы он, если хочет стать дедушкой, поменял у Буратино местами нос и это самое.
Я добросовестно отсмеялся, и мы принялись уплетать салат с крабами.
— День был удачный? — спросила Инга.
— Вполне, — сказал я. — Но до конца дела еще далеко.
Она вернулась к общению с салатом, хотя было видно, что любопытство одолевает ее куда больше, чем меня — юношеские фантазии.
Я оценил такую удивительную сдержанность, но в нашей с боссом паре приоритет выдавать посторонним розыскную информацию принадлежит вовсе не мне. И не развяжут мой язык ни карие блестящие глаза, ни распущенные по плечам волосы…
— А чем ты занималась у твоего Пал Ваныча?
— Охмуряла очередного клиента. Пыталась всучить томограф, который ему не нужен.
— И как?
— Успешно. Выгодная сделка заключена. Фирма получит немалую прибыль, а я — премию.
— Рад за тебя, дорогая! А нельзя ли, чтобы из этой прибыли кое-что перепало мне? Завтра придется заниматься слежкой и не мешало бы иметь одежду другого толка.
