Город иллюзий - Ле Гуин Урсула Кребер (смотреть онлайн бесплатно книга txt) 📗

Зоув прожил шестьдесят лет. Парт — двадцать, но в этот холодный день, заставший девушку в Длинном Поле, она чувствовала себя старухой, потерявшей счет годам. Ее вовсе не утешала мысль о грядущем триумфе прорыва к звездам или о торжестве истины. Пророческий дар ее отца преломился в ней в отсутствие иллюзий. Она знала, что Фальк собирается уйти из Дома.

— Ты больше сюда не вернешься, — только и выдавила из себя она.

— Я вернусь, Парт.

Девушка обняла его, пропуская мимо ушей обещания.

Фальк попытался мысленно дотянуться до нее, но в телепатическом общении он был не слишком искусен. Единственным Слухачом в Доме была слепая Кретьян. Никто из прочих обитателей Дома не проявлял способностей к общению без слов — мыслеречи. Техника обучения мыслеречи не была утрачена, однако на практике применялась нечасто. Великое достоинство этого наиболее сжатого и совершенного способа общения превратилось в угрозу для людей.

Мысленный диалог между двумя разумами мог быть непоследовательным и сумбурным, не обходилось без ошибок и взаимного недоверия, однако им нельзя было пренебрегать. Между мыслью и сказанным словом существует зазор, куда может внедриться намерение; что-то останется за рамками, и на свет появится ложь. Между мыслью и мысленным посланием такого зазора нет; они рождаются одновременно, и места для лжи не остается.

В последние годы существования Лиги, судя по рассказам и обрывочным записям, с которыми ознакомился Фальк, мыслеречь использовалась очень широко, и телепатические способности достигли весьма высокой степени развития. Данные навыки на Земле появились довольно поздно; техника мыслеречи была позаимствована у какой-то иной расы. Одна из книг называла ее «Последним Искусством». В книгах имелись также намеки на трения и частые перестановки в правительстве Лиги Миров, возникавшие, вероятно, вследствие преобладания формы общения, которая отрицала ложь.

Но все эти слухи были такими же туманными и полумифическими, как и вся история человечества. Не вызывало сомнений только одно: после прихода Сингов и падения Лиги разрозненные общины больше не доверяли друг другу и использовали обычную речь. Свободный человек мог говорить свободно, но рабам и беглецам приходилось скрывать свои мысли. Именно это твердили Фальку в Доме Зоува, так что у него практически не было опыта в установлении связи между разумами.

Фальк старался убедить Парт в том, что он не лжет:

— Верь мне, Парт, я еще вернусь к тебе!

Но она не хотела его слушать.

— Нет, я не буду говорить с тобой мысленно, — произнесла она вслух.

— Значит, ты оберегаешь свои мысли от меня?

— Да, оберегаю. Зачем мне передавать тебе свою печаль? Какой толк в правде? Если бы ты солгал мне вчера, я до сих пор пребывала бы в уверенности, что ты просто собираешься к Рансифелю и через десять дней вернешься назад. Значит, у меня были бы в запасе десять дней и десять ночей. Теперь же у меня ничего не осталось, ни единого дня или часа. У меня забрали все подчистую. Так что же хорошего в правде?

— Парт, ты будешь ждать меня?

—Нет.

— Всего один год.

— Через год и один день ты вернешься верхом на серебристом скакуне, чтобы увезти меня в свое королевство и сделать законной королевой?.. Нет, я не намерена ждать тебя, Фальк. Почему я обязана ждать человека, чей труп будет гнить в лесу или которого застрелят в прериях Скитальцы? А может, тебя лишат разума в Городе Сингов или отправят в вековое путешествие к другой звезде? Чего именно ты предлагаешь мне ждать? Не думай, что я найду себе другого мужчину. Нет, я останусь здесь, в отчем доме, выкрашу нитки в черный цвет и сотку себе черную одежду, чтобы носить ее и умереть в ней. Но я не стану никого и ничего ждать! Никогда.

— Я не имел права спрашивать — промолвил он с болью в голосе.

Она заплакала.

— О, Фальк, я ни в чем не виню тебя!

Они сидели на пологом склоне, возвышавшемся над Длинным Полем. Между ними и лесом паслись на огороженном пастбище овцы и козы. Годовалые ягнята сновали между длинношерстными матками. Дул унылый ноябрьский ветер.

Парт прикоснулась к золотому кольцу на его левой руке.

— Кольцо, — сказала она, — это вещь, которую дарят. Временами мне приходит в голову а тебе не приходит?.. что у тебя, возможно, была жена. Представь, вдруг она ждет тебя.

Девушка задрожала.

— Ну и что? — спросил Фальк. — Какое мне дело до того, кем я был, что было со мной? К чему мне уходить отсюда? Все, кем я являюсь теперь, — это твое. Парт, исходило от тебя, это твой дар.

— И он был сделан по доброй воле, — сквозь слезы сказала девушка. — Возьми его и иди Уходи.

Они обнимали друг друга, и ни один из них не пытался освободиться из этих объятий.

Дом остался далеко позади за покрытыми инеем черными стволами и переплетенными голыми ветвями деревьев, которые смыкались за спинами путников.

День был серым и холодным, тишину леса нарушало только посвистывание ветра в ветвях — бессмысленное перешептывание, которое, казалось, шло отовсюду и никогда не смолкало. Впереди размашистой легкой походкой шагал Меток, за ним следовал Фальк, замыкал группу молодой Фурро. Все трое были одеты в легкие теплые куртки с капюшонами и штаны из нетканого материала, который называли зимним, что не давал замерзнуть даже в самый сильный снегопад. Каждый нес небольшой заплечный мешок с подарками, товарами для торговли, спальником и запасом сухих концентратов, достаточным, чтобы переждать месячную пургу. Лупоглазая, которая с самого рождения ни разу не покидала Дом, ужасно боялась леса и соответственно снарядила их в дорогу. У каждого был лазерный пистолет, а Фальк дополнительно нес еще медикаменты, компас, второй пистолет, смену одежды, бухту веревки и небольшую книгу, что дал ему Зоув два года назад, — это составляло все его пожитки и весило около пятнадцати фунтов. Меток, Фальк и Фурро легко и бесшумно шагали по устланной листьями узкой тропке, окруженной безмолвными деревьями.

Они должны были добраться до Рансифеля на третий день пути. Вечером второго дня они ступили в местность, отличавшуюся от той, что окружала Дом Зоува. Лес поредел, все чаще попадались кочки. Вдоль склонов холмов виднелись серые прогалины, по которым текли укрытые кустарником ручьи.