Дети морского царя - Андерсон Пол Уильям (книги без сокращений .TXT) 📗
— Ирия! — Высокая девушка подошла к берегу и протянула руки, желая обнять девочку. — Ирия, что они с тобой сделали? — Девушка говорила по-датски с сильным акцентом.
— Мое имя Маргрета… — сказала девочка. — Мне велели прийти сюда… Я должна хорошо себя вести… Кто вы такие? Откуда вы?
Мальчик гневно выкрикнул какое-то слово на неизвестном языке и бросился к Маргрете. Она подняла вверх четки с крестом и в ужасе воскликнула:
— Сгинь, пропади, нечистая сила!
Мальчик не обратил на эти слова никакого внимания, но старший брат крепко схватил его за руку и не пустил на берег. Потом он что-то сказал на своем языке, как будто бы удивленно.
Маргрета резко повернулась и бросилась бежать напрямик через дюны к поселку. Братья и сестра еще некоторое время стояли у берега и о чем-то говорили. Голоса их звучали растерянно и огорченно. Потом дети Агнеты скрылись в волнах.
5
Остров, который люди назвали Лесе, лежал в четырех милях к востоку от северного побережья Ютландии. Песок и вереск, резкий ветер с пролива Скагеррак и Каттегат — остров был очень скудно заселен. Но и на этом пустынном клочке суши стояли неказистые убогие церквушки, построенные когда-то в знак вечного проклятия водяным, морским жителям. В древние времена здешние воды были излюбленным местом охоты водяных, и не случайно на их языке остров носил имя Глезей, что значит «остров Глера», а Глер — одно из имен морского великана Эгира. Много лет тому назад христианские священники пришли на остров Глера с колоколами, зажженными свечами и Священным писанием, они изгнали от его берегов язычество, магию и волшебство.
Но к острову Глера, как китенок к матке, прижимался крохотный островок Хорнфискрен. Размерами ов был едва ли больше обычного скалистого рифа, в длину островок не превышал половины лиги.
На этом островке уцелели остатки языческого мира. Люди там не жили, поэтому никто не помышлял о том, чтобы истребить на островке остатки языческой нечисти. Сюда, к заповедному островку, приплыли те, кто уцелели из народа лири.
В тот день, когда Ванимен привел свой народ на остров, по небу мчались темные грозовые облака, лил дождь. Плавание от берегов Дании было долгим. Взрослые подданные Ванимена выдержали бы и более трудное плавание, но дети и подростки уже изнемогали от усталости. Кроме того, все, и дети и взрослые ослабли от голода. На острове негде было укрыться от резкого пронизывающего ветра и ледяного дождя. Уставшие скитальцы стонали, кричали и плакали, а темно-серые валы с белыми клочьями пены вздымались все выше, грозно подступали все ближе, обрушивались на берег все яростней. Ветер свистел над островком, швырял в лицо белый песок. На западе в темном небе смутно проступали последние светлые отблески заката, напоминавшие рунические знаки, высеченные в сером камне. На востоке небо было словно покрыто черными водорослями и тиной.
Ванимен поднялся на ближайшую дюну. Идти по крупному песку было больно. Он остановился, ожидая, пока подойдут его спутники.
Величественная могучая фигура морского царя с трезубцем в руке возвышалась над островом. Ванимен был значительно выше ростом, чем любой из его подданных, и отличался прекрасным атлетическим сложением.
Сильные мускулы играли под его ослепительно белой кожей, шрамы напоминали о том, что Ванимен прожил на свете несколько столетий и за свою долгую жизнь одержал множество побед в сражениях и схватках. С золотых волос морского царя струилась вода. Лицом Ванимен был схож с Тоно, разве только глаза у сына были янтарные, а у отца зеленовато-синие, как морская вода. Взгляд этих глаз поражал спокойствием, уверенной силой и мудростью.
Но то была лишь маска — никаких надежд у Ванимена не оставалось, народ лири был обречен на гибель. Потрясенные чудовищным разрушением торода. подданные уповали в несчастье на своего повелителя.
Да, думал Ванимен, они надеются на него, и только на нето. Чем дольше он жил на свете, тем более глубоким становилось его одиночество. Почта никто из его подданных не достиг столь преклонного возраста, как сам Ванимен, несмотря на то что жизнь в Лири была, в сущности, спокойной и мирной. Кто раньше, кто позднее, его друзья погибали, даже удачливые и сильные, и многие уходили из жизни в расцвете молодости. Уже не осталось в живых никого из друзей детских лет Ванимена, и почти сто лет минуло с той поры, как его первая возлюбленная ушла в мир сновидений. Лишь кратким мгновеньем оказалось то время, когда у Ванимена пробудилась робкая вера: в Агнете он наконец обрел то, что у смертных зовется счастьем. Но уже тогда он сознавал, что в его долгой жизни счастливые годы с Агнетой промелькнут как один миг, его любимая постареет, увянет и однажды умрет, как умирают все смертные. Ванимен тешил себя надеждой, что, быть может, в детях продлится хотя бы память о его былой радости. И наверное, горше всего было для отца то, что ныне он навсегда лишился возможности приходить на могилы троих умерших детей, которые остались среди развалин Лири.
Старший сын, Тоно унаследовал от отца поэтический дар и со временем обещал превзойти Ванимена в искусстве стихосложения. Эяна цвела и хорошела всем на радость, у Кеннина были прекрасные задатки, Ирия, как две капли воды похожа на мать, доверчивая, чистосердечная девочка.
Но сейчас дети были далеко, да и сумеют ли они разыскать когда-нибудь отца, преодолев просторы многих и многих морей?
Нельзя поддаваться слабости, мысленно приказал себе Ванимен и, словно никчемную вещь, отбросил прочь горестные раздумья. Он обернулся и поглядел на своих подданных. Их было около семисот, то есть столько же, сколько в начале пути — тогда он велел пересчитать уцелевших.
Сегодня лишь он один заботился о том, чтобы велся счет. Следствием долгой жизни, огромного опыта и глубоких дум было то, что Ванимен утратил легкомыслие, столь свойственное народу лири, и обрел разум столь же глубокий, как разум человеческий.
Более половины всех скитальцев составляли дети и подростки. Несколько малышей погибло в пути. Дети жались к матерям, которые укачивали плачущих младенцев, грудных и новорожденных детей, пытались укрыть своим телом от непогоды малышей, едва научившихся ходить, обнимали старших детей, уже подросших, вытянувшихся, как молодые побеги, что устремились вверх, но еще не оторвались от материнского корня. И дети, и матери в смертельном страхе смотрели на море и небо и с ужасом осознавали, что мир вдруг стал чужим, враждебным, жестоким… Женщины, не имевшие детей, и мужчины держались в стороне, отдельно от матерей с малышами. В народе лири отцовство почти всегда, за редчайшими исключениями, было делом случая и отнюдь не считалось чем-то серьезным и ответственным. Потомство растили матери, кто отец ребенка, не играло при этом никакой роли, воспитанием детей занимались и подруги матерей или подруги их любовников, да кто угодно — в конечном счете, детей растил весь народ лири.
Его возлюбленная… О, с Агнетой все было иначе… Как она старалась привить детям чувство добра и справедливости, как желала научить их тому, что считала правильным!.. Когда Агнеты не стало, Ванимен заменил детям мать и передал им все, что знал о земной жизни, a знал он немало, ибо прожил на свете долгие сотни лет. И потому… Ванимен надеялся, что все, чему он научил детей, поможет им теперь в трудном плавании по незнаконым морям.
Измученные лица подданных были обращены к нему. Он, правитель, должен что-то сказать, они не могут больше слушать лишь пустой свист ветра.
Ванимен глубоко вздохнул и заговорил, обращаясь к подданвым:
— Народ лири! Я привел вас на этот остров, чтобы держать совет. Мы вместе должны решить, куда поплывем дальше. Вслепую скитаться по морям равносильно гибели. Но все берега, которые нам знакомы, куда мы могли бы направиться в поисках пристанища, для нас запретны. Ибо мы — волшебные существа, мы не принадлежим к миру христиан, а следовательно, почти все здешние берега и острова грозят нам несчастьем. Кроме одного лишь крохотного островка, на котором мы сейчас находимся. Где же нам искать пристанища?
