Когда мир изменился (СИ) - Перумов Ник (читать книги онлайн бесплатно полностью без txt) 📗

Внутри оказалось тепло и сухо; правда, дух стоял казарменный, и Этиа наморщила носик, словно и не была, по её уверениям, «простой девушкой» из Саттара.

Сэр Конрад занимал отдельную выгородку с печкой; остальные довольствовались общей караулкой с лавками, нарами и длинным столом. Под ногами хрустела солома.

— Тебе сю… — начал было рыцарь и осёкся.

Закрытые по ночному времени ставни затрещали; в щели просовывались бледные сероватые когти, рвавшие дюймовые доски словно гнилую дерюгу. Рамы вылетали одна за другой, в узкие окна лезли длиннющие руки-лапы — тощие, синевато-бледная кожа обтягивает худые мослы, пальцы вдвое длиннее обычных человеческих; поверх круглых безволосых голов пытались протиснуться крылатые гиббеты, рвались изо всех сил, ломая и выворачивая крылья — чёрные блестящие глаза навыкате, вытянувшиеся челюсти щёлкают и щёлкают, словно торопясь дорваться до лакомой человечьей плоти.

Кто-то завопил, кто-то споткнулся, покатился по соломе; кто-то уже тыкал пикой в грудь первой из серых тварей; рыцарь Конрад отмахивался мечом от бьющегося под потолком гиббета, запустил за пазуху левую руку и что-то там лихорадочно искал.

Этиа истошно визжала, пытаясь спрятаться за некроманта.

— Некрос! — сержант Артеур швырнул тому глефу. — Ах ты ж тварь какая!..

И сделал выпад пикой.

Острие пробило насквозь грудину одного из серых чудищ, гротескных подобий человека: головы — почти идеальные шары, руки до земли, ноги изгибаются в двух местах, словно у фавнов или сатиров. Страшно худы, измождены, сероватая кожа обтягивает рёбра и чресла. Пасти распахиваются — словно открывается крышка у горшка.

— Конрад! — крикнул некромант, ловя на лету отполированное древко, несмотря на кандалы. — Это dau?barn verur, смерть-дети!.. Ключ! Ключ от!.. — и потряс цепью.

Но рыцарю было явно не до того.

Нанизанный на сержантскую пику мертвяк хрипел, дёргался, тянул длиннющие руки-лапы и упрямо не подыхал. Другой, тоже получив копьём в живот, насаживал сам себя на древко, пока не дотянулся бледными пальцами до запястья пикинёра, стиснул — серые когти прошли сквозь кожу и стальные накладки, погрузились внутрь; копейщик дёрнулся, выпуская оружие, глаза его полезли из орбит, он взвыл дико, животно — и кисть его отделилась от руки, плоть стремительно чернела, над ней поднялся обжигающе-кислый дым.

Серая тварь подтянула себя ещё ближе, но тут коротко свистнула глефа.

Сияющий лепесток клинка прошёл сквозь шею мертвяка, перерубая позвоночный столб, мышцы, сухожилия и жилы; брызнула густая чёрная кровь.

Круглая голова запрокинулась на спину, болтаясь на единственном лоскуте серой кожи.

— Rithugsun! Halshogging! [Опустошение! Обезглавливание!] — мысль некроманта следовала за словом, наполняла форму силой, вливала в неё, словно собственную кровь. Руки скованы, руну не сотворить, но ничего!..

…Караульня словно разламывалась от истошных криков умирающих. Сверху на пикинёров Конрада вер Семманнуса обрушились гиббеты, били крыльями, цепляли когтями, пытались впиться зубами, и каждое касание оборачивалась чёрным вонючим дымом.

Доспехи не спасали. Холодное железо, наговорное серебро — ничего не помогало. Твари ночи не убивали, они лишали людей кистей рук или ступней, или вообще отнимали начисто всё от локтя или ниже колена.

Сержант Артеур выдернул пику, ударил вновь, разбивая сталью челюсти и зубы мертвяка. Круглая голова бестии дёрнулась, покрытое чёрной слизью острие вышло из затылка. Фесс, поневоле неловко, ткнул твари лезвием под подбородок, и правильный шар серой башки покатился по истоптанной соломе.

Dau?barn забился, задёргался, хлеща, словно кнутом, во все стороны длинными тонкими ногами и руками.

— Осторожнее! — Фесс успел оттолкнуть сержанта. В тот же миг хлестнула серая плеть руки неупокоенного, глубоко ушла в утоптанный земляной пол. Сержант, хакнув, рубанул коротким мечом-кордом, отсёк лапу мертвяка у самого плеча.

— Нет! Девчонку прикрой!.. — он не мог себе позволить сейчас думать о ней. Совсем не мог.

На ногах осталось лишь трое солдат сэра Конрада и сам рыцарь. Он-таки выудил из-за пазухи то, что искал — небольшую ладанку, и сейчас тыкал ею во все стороны, громко читая молитвы; надо сказать, читая правильно, не запинаясь от страха и не путая слова.

Его зажимали в угол, медленно, но верно.

Этиа Аурикома пряталась за спиной сержанта, зажав рот ладошкой.

Серые твари сообразили, что к чему. Их было шестеро, да четвёрка гиббетов билась крыльями о доски потолка.

Короткая цепь по-прежнему стягивала запястья некроманта, цепь не простая, хоть и покрытая ржой — магия стекала с неё, словно дождевые капли.

Ну что ж, будем по-плохому…

У ног некроманта бился в корчах солдат, лишившийся обеих ног — одной не было аж до самого бедра — и кистей на обеих руках. Глаза закатились от боли, он выл и орал, и должен был бы умереть от потери крови, но раны запеклись, покрылись черной коркой, и он жил, жил себе на горе и на…

И на горе другим, вдруг понял Фесс.

А ещё понял, что надо делать.

Острие глефы чиркнуло, рассекая артерии несчастного.

…Жертва была не подготовлена. Отсутствовала магическая фигура, и даже руну толком было не накинуть из-за скованных рук; но грубая, горячая сила, пронизанная и перевитая ужасом и агонией, пылала словно пламя.

Оно вырвалось из поневоле грубых и неверных форм; растрачивалось зря, било не туда — но всё-таки вокруг древка глефы закружилась спираль тонкого, почти невидимого огня; языки его заплясали на чёрных от слизи клинках, пожирая нечистоту и грязь; головы мертвяков лопались одна за другой, заливая всё вокруг чёрной жижей, ломая крылья гиббетам и вбивая их в брёвна стен.

Хруст, мокрое чавканье, зловоние — и нарастающий рёв дикого, вырвавшегося на волю пламени.

Что-то истошно вопил сэр Конрад, но Фесс уже не слушал.

Он уже почти догадался, что тут происходит и что предстоит сделать. Пусть со скованными руками, но сделать.

— Конрад! Спасай людей, вытаскивайте наружу!..

Пинком распахнул дверь.

Ночь встретила серым предрассветным маревом, она жадно ловила и пила, словно кровь, алые отсветы пожара.

— Покажись!..

Гиббеты кружили над полыхающей караульней, словно стервятники. Кружили, но спускаться пока не спешили.

Зато спешили другие. Ломая рогатки, раздирая кольями собственные брюха и лапы, ползла ещё дюжина мертвяков, уже другого вида — раздутые, распухшие трупы, «свежачки», пролежавшие в могилах совсем недолго. Судя по лохмотьям и обезображенным лицам — отверженные маркграфства, бродяги и нищие, мелкие воришки из самых неудачливых, отдавшие концы то ли в подземельях, то ли в каторжных работах; наспех зарытые без гробов и даже самой простой молитвы в неглубоких рвах — откуда и были извлечены.

Они пёрли без строя и порядка, толпой, толкаясь и пихаясь, и некроманту не потребовалось бы много времени упокоить их всех, но чуть поодаль, у самого края леса, застыла высокая и тощая, словно жердь, фигура в широченном плаще, висевшем на ней, как на вешалке. Скалился нагой череп с остатками чёрной бороды на подбородке, и два огня — как и положено, красные — горели в глазницах.

Лич. Это был лич.

Маг, возжелавший бессмертия и нарушивший ради этого всего законы, писаные и неписаные. Маг, которого тащило по неумолимой спирали, а он сопротивлялся, дёргался, трепыхался, тщась отдалить неминуемое; и каждая его попытка орошалась кровью, кровью и ещё раз кровью.

Разумеется, чужой.

Нижняя челюсть чудища заходила ходуном, задёргалась, заскрипела, словно немазаные колёса. Очевидно, изображало это хохот.

За спиной некроманта жарким и жадным пламенем пылала караулка, из огня и дыма копейщики вер Семмануса вытаскивали задыхающихся в кашле раненых, кого смогли и успели. Сила погибающих ощущалась, словно тот же огненный жар, горячила кровь в жилах, туманила взор, властно требовала боя и мщения.