Золото Ларвезы (СИ) - Орлов Антон (лучшие книги .TXT) 📗
Помолчав, Зомар угрюмо произнес:
– Это плохое посмертие. Надо желать каждому уходящему добрых посмертных путей.
– Ему не пожелали, никого не было рядом, когда он замерз насмерть, больной и голодный. И чтобы при жизни ему помочь, тоже никого не нашлось. У нас в Овдабе закон о Детском Счастье дурацкий, это из-за него я подался в бега и стал вором, вместо того чтобы ходить в школу. Но все-таки не совсем дурацкий, у нас осиротевшего ребенка забрали бы в приют, а там хотя бы кормят и лечат. На улицу бы не выкинули, за это в Овдабе засудят.
– Скорее всего, теперь и в Ларвезе многое переменится. Верховный Маг и его Ближний Круг – это не прежние архимаги, которым было плевать на всех, кроме себя. А то, что дух человека может воплотиться в ком-то из народца, известный факт, и это не отменяет того, о чем я говорил. Народец враждебен людям, одни по мелочам, другие калечат и убивают. С этим ничего не поделаешь, Кем.
– Я вот думал о том, почему народец нам враждебен? Если почитать про другие миры, не везде так. В книгах насчет этого пишут, что нам не повезло, но, может, везение тут не причем? Волшебный народец – наше отражение, каковы люди, таков и народец. Возьми Аленду в период смуты, разве она сильно отличалась от Исшоды? При условии, если бы шаклемонговцев и всю остальную дрянь, которая примазалась к Дирвену, заменить на амуши?
Зомар некоторое время молчал и наконец кивнул в знак согласия.
– Вот видишь, – продолжил Кемурт. – И если больше станет людей, которые меняются в лучшую сторону, может, народец вслед за ними тоже начнет меняться? Только люди первые должны стать другими – как головной вагон с ходовыми артефактами, который тащит за собой остальной поезд.
– И что мы, по-твоему, можем для этого сделать? – невесело и с ноткой сочувствия поинтересовался собеседник.
– Пока не знаю. Но хотелось бы понять, что можно сделать.
Хеледика скользнула мимо по лестнице. Вначале собиралась поздороваться, но у амулетчиков свой разговор, лучше не мешать им.
Снаружи расцвел в полнеба янтарно-пыльный закат. Птицы сидели по карнизам, недовольно нахохлившись – сейчас не их время: над улицами клубились, уплывая в южном направлении, облака цвета кофе и жжёного сахара.
На бульварах и в скверах устроились художники с мольбертами: запечатлеть «неповторимую красоту момента», которая закончится вместе с работами по расчистке города от завалов. Кое-где стояли ничейные мольберты, перевязанные крест-накрест траурными лентами – словно заколоченные окна в опустелых домах. Из-под лент торчали увядающие цветы. В память о тех, кого убили во время смуты.
Хеледике подумалось: если бы и впрямь было возможно то, о чем говорил Кемурт… Но он идеалист, мир просто так не переделаешь.
В последние несколько дней он перестал хромать и неуловимо изменился. Будь его покровителем не Хитроумный, а Милосердная, песчаная ведьма решила бы, что он не сегодня-завтра станет лекарем под дланью Тавше – как будто у него появилось внутреннее сияние наподобие того, что есть у Зинты. Но Кем ведь не лекарь, и где воровской бог Ланки, а где милосердие? Узнать бы, что с ним произошло, но о таком не спрашивают, захочет – сам расскажет.
На востоке виднелась над крышами иззелена лиловая полоска летних сумерек, не потревоженных людским вмешательством. Хеледика направилась в ту сторону. Орвехт и Зинта снимали домик на улице Бешеных Ласточек, неподалеку от лечебницы при храме Тавше. На стенах цветные полоски обережного орнамента – маг собственноручно вернул им надлежащий вид. Между первым и вторым этажом затертый след лепной гирлянды. На подоконнике с царственным видом разлеглась Тилибирия.
Зинты не было дома – поехала навестить Нинодию. На кухне звякала посуда, в коридор выглянула матушка Сименда, вернувшаяся на службу к Орвехту. Увидев, кто пришел, приветливо заулыбалась. Все как раньше, только дом другой. На мгновение сердце у Хеледики сжалось, но это была вчерашняя боль – главное, что все они уцелели, включая кошку, живы-здоровы, и скоро их станет на одного больше.
Суно Орвехт выглядел усталым, но это привычное, у него всегда было много работы. Тем более, сейчас он занят поисками денег и ценностей из Королевского банка, украденных Чавдо Мулмонгом. К песчаной ведьме уже обращались, да она ничем не смогла помочь: Мулмонг знал о ней и, видимо, позаботился о том, чтобы не оставить никаких зацепок для ее ворожбы.
– Посылку с севера привезли, – маг поставил на стол деревянный ящичек. – Здесь и для тебя кое-что есть.
Внутри два отделения. В том, что побольше, лежал листок дорогой желтоватой бумаги: «Возвращаю Вам долг», а мешочек с монетами уже перекочевал в другое место. В меньшем отделении бархатная коробочка и еще одна записка: «Прошу передать Хеледике».
– Я проверил, все чисто.
– Я и не сомневалась.
– А вот это напрасно, – хмыкнул Орвехт. – Сомневаться и проверять – не лишнее, в особенности если речь идет о наших овдейских друзьях. Я правильно понимаю, что ты узнаешь ее под любой личиной и всегда сможешь определить ее местонахождение?
Хеледика кивнула, скромно опустив ресницы.
– Значит, этой барышне есть резон от тебя избавиться. Уж такая наша работа, ничего не попишешь.
В коробочке была брошь из северного янтаря: словно капля загустевшего солнечного света, и внутри что-то темнеет… Миниатюрная веточка с обломанными хвоинками.
Хеледика взяла ее на ладонь и как наяву услышала шум ветра в овдейских соснах.
В полутемной комнате царил кавардак, словно в гримерке примадонны накануне премьеры. Пахло лекарствами, пудрой, ликером, нездоровым потом, духами, конфетами и перегаром. В кресле развалилась Нинодия Булонг в заношенном кружевном капоте: огромный живот вздымается холмом, кокетливая россыпь завитых локонов, набеленное лицо как размякшая восковая маска.
– Опять пила?! – спросила Зинта с порога.
Да простит ее Милосердная за то, что поддалась гневу, лекаря под дланью Тавше это не красит и в работе не помогает, но терпение у нее иссякло еще на прошлой восьмице.
shy;- Да я вот столечко, с полстакашечки! – пациентка ухмыльнулась с пьяной хитрецой. – За здоровьишко дочурки моей ненаглядной, мы с ней напополам – капелька мне, капелька ей, моей кровиночке… Ха-ха, шучу! Ты же сделаешь так, чтоб ей не навредило? Не удержалась, с кем не бывает? – она сменила развязный тон на заискивающий. – Разве что со святыми не бывает, но я-то не святая вроде тебя, и на такое во время смуты насмотрелась, чего никак забыть не могу, только винишком и спасаюсь, ты пойми…
Зинте хотелось ее стукнуть. Может, и впала бы в грех – порой она делала то, чего сама от себя не ожидала. Но это чревато осложнениями и для Нинодии, и для ее еще не рожденного ребенка.
– Я тоже на многое насмотрелась. Вспомни о том, что ты уже должна была родить, но если будешь в таком состоянии, как сейчас, это почти наверняка закончится плохо. Я замедлила процессы у тебя в утробе, но это не может тянуться до бесконечности, крайний срок – еще полтора месяца. За это время тебе надо подлечиться, поэтому хватит пить и выполняй мои рекомендации. Если хочешь жить.
– Да я уж и сама не знаю, хочу ли я жить…
– Вызвать роды сейчас? Тогда вели прислуге кипятить воду.
– Нет-нет! – сразу пошла на попятную Нинодия. – Я бы еще пожила, дочурку свою Талинсу понянчила…. Не буду больше пить, ни капелюшечки, вот честное слово тебе в том даю!
– У меня твоих честных слов уже столько накопилось, что если продавать их за грош по штуке, на новые туфли хватит.
– Право же, в этот раз удержусь! Давай, лечи меня, буду выздоравливать, чтобы родить да в ясные глазки моей Талинсы посмотреть! Непутевая мамашка у моей кровиночки, куда денешься…
Хуже всего то, что Зинта сама не знала, есть в этом смысл или нет. Хантре привиделось, что Нинодия вместо ребенка будет нянчить остромордого серого щенка. Видящие восемь из десяти ошибаются редко – и все-таки есть шанс, что ребенок выживет, поэтому нельзя опускать руки, но если б еще Нинодия бросила пить и была заодно с лекаркой…
