Золоченая цепь - Дункан Дэйв (книги бесплатно полные версии txt) 📗
Все остальное – ложь. Ничего этого не могло случиться, пока двор не переехал в Греймер, что наверняка было личным решением Амброза. Дракон – бесстрастный трудяга, преданный, как любой Клинок, но начисто лишенный воображения. Он ни за что не подчинился бы приказу Кроммана, пока его лично не подтвердил бы Король. На смертном ложе Амброз IV продал свою душу и согласился уплатить запрошенную секретарем цену. Теперь он лгал, отрицая это.
– Ну и что дальше, Ваше Величество? У вас новый канцлер.
– Не этот чулок, тупица! Да, новый, – Король подмигнул. – Но ненадолго, а? В настоящий момент мастер Кромман находится в Грендоне, разбираясь с Белыми Сестрами. Как только мы избавимся от них, мы сможем перенести двор обратно в Греймер, не возбуждая ничьих подозрений. А там он нам больше не нужен, верно? Клинки знают ритуал. Единственный возможный источник неприятностей – это Парламент, а Парламент не потерпит Кроммана. Вот тебя – другое дело. Тебе верит даже Палата Общин.
Выходит, Король ведет двойную игру. Дюрандаль понимал, что это должно быть ему приятно, но почему-то не ощущал ничего, кроме дурноты.
– Боюсь, я все же не понимаю, зачем вы послали мне ту грамоту, сир.
Король только фыркнул, но свиные глазки его опасно вспыхнули. Он опасался подслушивания. Именно поэтому он не написал Дюрандалю обычного письма – он все предвидел. Приняв омолаживающее колдовство, он оказался целиком во власти Кроммана. Когда Клинки увидели, в какого монстра превратился их подопечный, они испугались, что это станет известно и что восставший народ разорвет его на клочки. Должно быть, Кромман умело играл на этих страхах, и Король оказался в Фэлконкресте пленником собственной Гвардии. Это было совершенно очевидно.
Как тогда старый лис ухитрился послать грамоту? Все просто: грамоты написаны на стандартных бланках, и каждому Клинку известно, как они выглядят. Поэтому августейший мошенник заполнил ее и невинно сунул одному из младших – возможно, даже юному сэру Лиону. Тот не посмел бы оспорить приказ: ведь в Айронхолле ждет столько Старших. «Забудь это, просто брось в почтовый мешок, ладно?» Так она ускользнула и от Кроммана, и от Гвардии. Просто и остроумно!
Но сработало это не совсем так, как ожидалось. Вместо того, чтобы скакать во весь опор в Фэлконкрест за объяснениями, Дюрандаль принял грамоту за чистую монету. Впрочем, теперь он все равно здесь. Единственная разница – мертвый паренек, коченеющий где-то в кустах.
– Другой камзол! – рявкнул Король. – Бессмертный Король и бессмертный канцлер. Да, и ты тоже, милорд. Люди не любят неопределенности и перемен. Я был королем – и неплохим королем! – так давно, что почти никто уже не помнит, с каких пор. – Он внимательно посмотрел на Дюрандаля. – Да ты не переживай. Один кусок – и ты передумаешь. Я сам пригляжу за тем, чтобы ты проглотил его – хочешь ты этого или нет. – Он расхохотался. – Завтра мы с тобой пофехтуем, сэр Дюрандаль! Что ты скажешь на это, а?
3
Раненого человека, залитого кровью, едущего через Шивиаль хмурым зимним днем, давно должны были бы остановить, а то и, отняв коня, бросить подыхать в придорожной канаве. Ему уже тысячу раз полагалось бы свалиться с седла, ибо мир то проваливался в черную пелену, то снова выныривал из нее. Он приходил в сознание, обнаруживая, что Рубака перешел на усталую рысь, и снова посылал его в галоп. Ох, как болело коченеющее плечо! Он даже не знал верной дороги, но ее, похоже, знал Рубака. Быстрее же, быстрее!
Его вывел из забытья плач, потом оклик и собачий лай. Глупая скотина забрела на чью-то конюшню. Этот чертов жеребец учуял кобылу или просто соскучился по компании. Куоррел попробовал выпрямиться в седле и натянуть поводья, но черный туман сгустился еще ближе, а в висках застучали кузнечные молоты. Крытые соломой домишки показались ему знакомыми. Рубака привез его в единственную теплую конюшню, которую помнил в этих краях, в то место, где ему в последний раз задавали овса – в «Сломанный Меч».
– Нет! Нет! Нет! – Куоррел колол коня шпорами и натягивал повод, пытаясь развернуть его. Потеряв равновесие, он сполз со спины жеребца и упал прямо на заботливо подставленные руки хозяина гостиницы, мастера Твена собственной персоной.
Его усадили у огня, завернув в несколько одеял, напоив его чем-то горячим вроде бульона напополам с бренди, и попросили завершить рассказ. Плечо обернули заговоренной повязкой, которая когда-то давным-давно принадлежала гвардейцу, но должна была сохранить еще немного целительной силы – так, во всяком случае, утверждал сэр Байлесс. Сэр Байлесс продолжал кричать на беременную женщину, которая кричала в ответ, и на молодого увальня вдвое больше его ростом, и на детей, которые испуганно плакали.
– Да что вы такое говорите, папа, – бубнил молодой увалень. – Он истекает кровью, ему больно. Он ранен и не понимает, что говорит. Ложьте его в постель и зовите знахаря, тогда он, может, и вытянет. Посадите его в седло – так он свалится, не проехав и мили. Вы ж его просто укокошите!
Сэр Байлесс швырнул в него миской – от которой тот увернулся – и рявкнул ему, чтобы он готовил лошадей, а дочери – чтобы та погрела одежду, пока парень не надел ее, а детям – чтобы они заткнулись. Он пнул подвернувшуюся под ноги собаку, чем напугал детей еще сильнее. Этот парень – Клинок, кричал он, крепкий как сталь. Еще супа, шерстяные носки! Говори, парень, говори!
Неужели этот дерганый, брызгающий слюной старый пень был когда-то Клинком? Вторым самого Дюрандаля? Так сказал Парагон, и Байлесс сам подтвердил это – для лорда Роланда, сказал он, все сделаю, а остальным – шиш с маслом. Вся голова его была в клочках седых волос. Он закатывал глаза, брызгал слюной и не умолкал ни на секунду. Говори, парень! Его одежда была вся в заплатах, слишком грязная, слишком короткая для его костлявых рук и ног.
Куоррел сделал глоток и обжег горло. Голова, казалось, кружилась все быстрее и быстрее; должно быть, скоро оторвется и покатится с плеч. Он был так слаб, что не мог сдержать слез.
– Я вам сказал, что они собираются съесть его?
– Ага, парень, сказал. Это меня не удивляет. Эта шайка ублюдков меня уж ничем не удивит. Или тот жирный бандюга, что ими правит. Сказано тебе, принеси парню еще бульона! Это возмещает потерю крови. Дай-ка я сменю башмаки. – Он швырнул пустую бутылку из-под бренди в голову молодого увальня, который увернулся с такой ловкостью, словно тренировался в этом ежечасно. – Томас Писон, делай, что тебе сказано, а не то уноси свои гнусные кости из моего дома и забирай с собой своих вонючих ублюдков! Седлай мне мерина, а сэру Куоррелу его вороного, да поторапливайся. Мы выезжаем через три минуты, или я выпорю тебя конским хлыстом!
4
Боумен провел середину дня внизу, в деревне – разговаривая, слушая, и ненавязчиво подтверждая, что да, здоровье Его Величества заметно улучшилось, и да, нынче же вечером он собирается спуститься в деревню и отужинать со своими придворными. Вчерашний вызов врачей и их удаление из замка прежде, чем они успели осмотреть своего пациента, были мастерским ходом, гениальной подготовкой к великому возвращению. Слухи о чудесном исцелении, должно быть, дошли уже до Грендона. Завтра о них будут трубить во все трубы. Кромман уже настроил оркестр.
И все же вечерняя программа требовала тщательной подготовки. Во-первых, Короля нужно будет удерживать, чтобы он не появился раньше времени, пока он слишком молод. Во-вторых, Короля нужно будет суметь уволочь прежде, чем он станет слишком стар. Кромман предложил держать его в по возможности маленькой комнате, чтобы люди входили в нее и сразу же выходили, не заходя больше ни разу. Однако Амброз никогда не позволял управлять собой. Сегодня главной опасностью для него был он сам: он запросто мог наслаждаться всеобщим вниманием до самого рассвета, когда все увидели бы, как выпадают его зубы и волосы.
