Холм демонов - Абаринова-Кожухова Елизавета (смотреть онлайн бесплатно книга TXT) 📗
— Ну так зовите скорее вашего колдуна! — подхватил Серапионыч.
— Увы, — развел руками глава сыскного приказа, — несколько дней назад он исчез из Царь-Города, и ни слуху, ни духу… Ну ладно, Серапионыч, хватит об этом, да еще и на ночь глядя. — Пал Палыч заглянул в дневную сводку. — Давайте о чем-нибудь повеселее. Вот, например, сообщение из Боярской Думы.
— Любопытненько, — набулькал Серапионыч в чашку из любимой скляночки.
Пал Палыч с выражением зачитал:
— «Слободская девка Маруська, выйдя за водой, застала своего жениха Ивашку лобызавшимся возле колодца с соседкой Нюркой, много известной всей Семеновской слободке своим веселым поведением. Увидя сие, Маруська ударила Ивашку по голове ведром, отчего ему на пол дня память отшибло, а оную деву Нюрку, дабы неповадно ей было, зело оттаскала за волосья…»
— Где, прямо в Боярской Думе? — несколько удивился Серапионыч.
— Ах, извините, я не там читаю, — спохватился Пал Палыч. — Но вообще вы не подумайте чего дурного, народ-то у нас смирный… Ага, вот: «В Думе обсуждали вопрос отрешения от власти царя Дормидонта, и на этом сошлись мнения многих бояр. Разноголосицу вызвало то, что должно воспоследовать за смещением царя. Боярин Илюхин склонял Думу к созыву Народного Собора, дабы на нем низложить Дормидонта и избрать нового, достойнейшего Государя. Зато боярин Иосиф порывался тут же, прямо в Думе, провозгласить царем князя Длиннорукого. Сам же столичный градоначальник молча слушал сии речи, а затем поднялся и, поблагодарив своих приверженцев за доверие, решительно отказался от всяких притязаний на престол и призвал бояр и народ поддержать законного Государя Дормидонта Петровича. Однако, садясь на место, он бросил боярину Иосифу непонятные слова: „Не спешите, плод еще не созрел“…»
— М-да, еще не созрел, — как бы про себя пробормотал Серапионыч. — Но очень скоро созреет.
— Что вы говорите? — оторвался от занимательного чтива Пал Палыч.
— А, нет, это я так, своим мыслям. Пожалуйста, продолжайте.
Пал Палыч продолжил:
— «В самый разгар жарких споров пришло известие, что в Боярскую Думу едет царь. По сему поводу боярин Илюхин сказал: „Наконец-то наш Государь образумился и решил самолично объявить о своем отречении“. Вослед за известием явился и сам Государь Дормидонт Петрович. Был он грозен, но спокоен. И сказал речь краткую, но дельную, что Отечество в опасности и что отринуть надо раздоры и всем сплотиться перед лицом угрозы. Когда же Государь завершил речь, то все дружно зарукоплескали, а боярин Иосиф вскочил с места и запел Дормидонту Петровичу „Многая лета“, в чем был усердно поддержан князем Длинноруким. По окончании пения градоначальник попытался было броситься Государю в объятия, но тот уклонился от оных и покинул Думу». — Пал Палыч отложил свиток. — Ну и дела творятся в нашем богоспасаемом Отечестве! Неужели Господь наконец-то вразумил нашего Государя? — И Пал Палыч, отставив чашку с остывшим чаем, сотворил крестное знамение.
Серапионыч лишь еле заметно улыбнулся — он не стал говорить главе сыскного приказа о своей скромной лепте, внесенной в дело вразумления кислоярского правителя.
Василий Дубов, Антип и Мисаил уже довольно долго кружили по жутким подземельям княжеской усыпальницы, однако многочисленные коридоры все время уводили их куда-то в сторону от направления, указуемого стрелкой на компасе.
— Ничего, ребятки, не волнуйтесь, все будет хорошо, — подбадривал детектив скоморохов, но и сам он уже начинал не на шутку тревожиться. Впрочем, Василий догадывался, в чем причина: за последние дни на городской рынок было «вброшено» меньше «лягушачьих» монет, чем в начале их пребывания в Новой Мангазее, а деньги в тайнике, как Василий понял из записей на свитке, находились в постоянном движении. Так что перебои в работе компаса можно было объяснить меньшим количеством в тайнике тех монет, которые, собственно, и притягивали чудо-стрелку.
От этих неприятных мыслей Дубова отвлек страшный грохот за спиной, а затем не менее дикий вопль. Непроизвольно вздрогнув, детектив обернулся и увидал, что Мисаил лежит под каким-то рыцарем в доспехах, а Антип пытается его оттуда вызволить. Поставив светильник на шершавый пол, Василий бросился на помощь, и вскоре Мисаил с трудом встал на ноги.
— Да вот видишь, Савватей Пахомыч, мы тут впотемках задели этого истукана, — указал Антип на мумию в латах и кольчуге, лежащую поперек прохода, — он и обвалился.
— Надо бы поставить на место, — покачал головой Василий.
— Бесполезно, — проворчал Мисаил, потирая ушибленную коленку. — Понесла же нас нечистая в эту чертову усыпальницу! Так я и знал, что добром все это не кончится…
— Ну так давайте его хотя бы посадим, — указал Василий в нишу, из которой свалился доблестный витязь.
— Попробовать можно. — Антип поплевал себе на ладони и отважно взялся за ржавые доспехи.
Когда покойник был кое-как усажен на прежнее место, Василий глянул на компас — и взвыл куда безрадостнее, чем даже Мисаил под покойником.
— Что такое? — переполошились скоморохи.
— Все, мы окончательно сбились со следа, — совладав с первыми эмоциями, сообщил Дубов. — Стрелка работает только до первых петухов.
— Но ведь здесь же нет петухов, — пожал плечами Антип.
— Зато там есть! — указал Василий куда-то вверх. — И они уже откукарекали. Теперь мы тут как слепые котята.
— Что же делать?! — еще больше всполошились скоморохи.
— Ну, все не так страшно, — принялся детектив успокаивать своих товарищей. — Дождемся следующей ночи и уже тогда…
— Что?!!! — позабыв о боли в коленке, вскочил Мисаил. — Провести здесь всю ночь и весь день?! Здесь, в сем царстве мертвых, где каждый камень вопиет о бренности этого, как его…
— О бренности всего сущего, — подсказал Антип и пояснил: — Это из гишпанской трагедии «Богатеи тоже стенают», часть последняя.
— Ну вот. А мы с вами не такие уж богатеи, нам стенать не положено, — с деланной бодростью заявил Василий. — И вообще, надо беречь свет. — Детектив загасил светильник, и их окутала гулкая тьма, в которой вековая затхлость гробового подземелья казалась еще нестерпимей, а вздохи Мисаила походили на стенания неприкаянных душ.
Майор Селезень аккуратно, можно даже сказать — любовно укладывал дерн вокруг свежевырытого окопчика. Васятка сидел рядом и задумчиво смотрел на большую луну, заливающую своим белесым светом холмы и луга, мост и дорогу.
— Дядя Саша, — внезапно спросил он, — а кем вы были в своей стране?
— Сначала я был военным, — не отрываясь от дела, отвечал майор, — а потом пытался стать политиком. — При этом Селезень криво усмехнулся. — А почему «был»? — в свою очередь спросил он.
Васятка замялся:
— Если честно, дядь Саша, то мне кажется, что вам не очень-то и хочется возвращаться в свою страну.
— М-да, — покачал головой майор.
А Васятка уже более уверенно продолжал:
— Я думаю, то, чем вы занимались там, люди не ценили по достоинству. И вы чувствовали себя ненужным. А здесь, у нас, вы делаете то, что другие не умеют или не хотят делать. В общем, здесь вы нужны. И вы можете сделать для людей много полезного. А ведь каждому честному человеку хочется ощущать, что ты нужен. Что не зря на свете живешь. Не зря хлеб ешь.
— Ну, ты у нас еще и философ, — рассмеялся майор и потрепал мальчишку по загривку.
— А что, я не прав? — вскинулся Васятка.
— Да нет, прав. — вздохнул Селезень. — В нашем мире, то есть, я хотел сказать, в нашей стране, ни честность, ни смелость не ценятся. У нас у кого денег больше, тот и герой, тому и почет. Увы.
Майор сел на край окопчика и задумчиво посмотрел куда-то вдаль.
— А тут… Эх, как я понимаю Рыжего. Тут можно делать дело и не оглядываться на всяких там болтунов и демагогов. Политики хреновы! — И майор с досадой сплюнул в росистую траву. — Тут, у вас, тоже такие есть. Но здесь хоть им можно хвост-то поприжать.
