Городские легенды - де Линт Чарльз (лучшие книги читать онлайн бесплатно TXT) 📗

Так откуда же взялась эта чертова записка? И что она вообще значит? И еще, самое страшное: если это не шутка и Франклин тут ни при чем, то кто тогда все это затеял?

Я все думала и думала об этом, пока у меня не закружилась голова. Мое настроение передалось всем. Собаки занервничали, и каждый раз, когда я проходила мимо них, тихонько поскуливали и забивались в углы, как будто я собиралась их ударить. Томми затрясло, его человечки стали рваться, и он заплакал, а собаки стали подвывать, и тогда мне захотелось бежать оттуда, куда глаза глядят.

Но я не убежала. Часа два я успокаивала Томми, пока он наконец не заснул. Я рассказала ему его любимую сказку, про графа, который приезжает из далекой страны и говорит, что мы оба – его дети, и забирает нас вместе с собаками домой, где мы живем долго и счастливо. Иногда я беру его вырезки и показываю ему все в действии, но в тот вечер не стала. Не хотела напоминать ему про тех человечков, которые порвались.

Когда Томми заснул, собаки уже успокоились и давно спали. Но я не могла. Я даже не ложилась, а всю ночь думала о той чертовой записке, и о том, что будет с Томми и собаками, если со мной что-нибудь случится, и о прочей фигне, о которой я обычно запрещаю себе думать.

Утро пришло, а я чувствовала себя так, как будто только что вылезла из канализации. Ну знаете, как бывает, когда всю ночь не спишь? В глаза точно песку сыпанули, за душ убить готов, и все вокруг как бы слегка размытое. Я накормила всех завтраком, выпустила собак побегать и сказала Томми, что мне надо сходить в центр.

– Не выходи никуда сегодня, – попросила я его. – Понятно? Не выходи и никого не впускай. Сегодня поиграете с собаками дома, ладно? Сделаешь это для Мэйзи?

– Конечно, – сказал Томми так, как будто это у меня вместо мозгов винтики. – Без проблем, Мэйзи.

Господи, как я его люблю.

Я крепко его обняла и поцеловала, приласкала каждого пса, взяла Рэкси и снова пошла на Грассо-стрит. До офиса Анжелы осталось всего полквартала, когда газетный заголовок в киоске у аптеки бросился мне в глаза. Я замерла на месте и уставилась на него. Слова плыли у меня перед глазами, заголовок сливался с тем, что было набрано шрифтом помельче. Я взяла газету и развернула ее так, чтобы видеть всю полосу целиком, потом начала читать.

Грирсон убита сатанистами

Директор новой городской клиники для больных СПИДом найдена мертвой на кладбище в Феррисайде в окружении оккультных предметов.

Полиция озадачена.

Мэр заявляет: «Это возмутительно».

– Эй, девочка, здесь тебе не библиотека.

Рэкси заворчал, я подняла голову и увидела хозяина аптеки, который стоял прямо передо мной. Я порылась в кармане, выудила монетку в четверть доллара, отдала ему. Взяла газету, отошла с ней к краю тротуара и села.

Фотография, вот что меня больше всего достало. На ней все было точно как в том доме в Катакомбах, где пару лет назад подростки забавлялись ритуальной магией. Те же свечи, перевернутые пентакли, жутковатые рисунки на стенах. Никто больше там не селился, хотя подростки уже год как перестали туда приходить. Что-то с этим местом не то, как будто вонь какая-то осталась от того, чем они там занимались, и не выветрится никак.

В том доме любого жуть брала. Но эта картинка была еще хуже. На ней было тело под покрывалом, как раз посередине. Надгробия вокруг обуглились и потрескались точно от взрыва. Полиция не могла объяснить, что там произошло, но они были уверены, что это не бомба, потому что никто из жителей ближайших домов ничего не слышал.

Ужас булавочными уколами прошелся по моей спине, пока я перечитывала первый абзац. Жертва, Грирсон. Ее звали Маргарет.

Я свернула газету, встала и направилась к почте. Когда я вошла, никого, кроме Франклина за его конторкой, не было.

– Женщина, которая умерла вчера ночью, – сказала я, не дав ему даже поздороваться. – Маргарет Грирсон. Директор клиники для больных СПИДом. У нее тоже был здесь ящик?

Франклин кивнул:

– Ужас, правда? Один мой знакомый говорит, без нее вся клиника развалится. Господи, только бы там ничего не изменилось. Человек шесть моих друзей там лечатся.

Я посмотрела на него так, как будто впервые увидела. Человек шесть друзей? И вид у него такой грустный, как будто... «Господи Иисусе, – подумала я. – Уж не голубой ли Франклин? Неужели он правда по доброте душевной предлагал мне помощь, а вовсе не собирался оседлать мои старые кости?»

Я протянула руку через конторку и положила ладонь ему на плечо.

– Никто не позволит, чтобы там все пошло к черту, – сказала я ему. – Эта клиника слишком важна.

Он посмотрел на меня с таким изумлением, что меня тут же с почты как ветром вынесло. Что это я, черт возьми, делаю?

– Мэйзи! – крикнул он мне вслед.

Я чувствовала себя последним дерьмом, наверное, оттого, что плохо о нем думала, но остаться все равно не могла. И, как всегда в таких случаях, когда дело начинает принимать трудный или странный оборот, я последовала своему любимому правилу: сбежала.

Я шла, куда глаза глядят, и думала о том, что узнала. Значит, та записка была не для меня, она была для Грирсон. Маргарет, да, только Маргарет Грирсон, а не Флуд. Не мне. Просто письмо попало не в тот ящик. Не знаю, кто его туда положил и как он узнал, что должно было случиться в ту ночь, но кто бы он ни был, перепутал он все просто шикарно.

Лучше бы это была я, думала я. Лучше какая-нибудь неудачница из Катакомб, чем такой человек, как Грирсон, которая делала нужное дело. Когда все время слышишь, как тебя называют неудачницей, поневоле начинаешь в это верить. Я поверила, точно. Но это вовсе не обязательно так.

Наверное, у меня случилось то, что в старых книгах, я читала, называют епифанией. Все сошлось, все обрело смысл, кроме одного: что я делаю со своей жизнью.

Я снова развернула газету. Внизу страницы была фотография Грирсон: один из тех снимков, которые всегда хранятся в архивах на случай, если надо будет написать о ком-нибудь важном и ничего более подходящего не подвернется. Его вырезали из фотографии покрупнее, где она была заснята в тот миг, когда разрезала ленточку на церемонии открытия новой клиники, всего несколько месяцев назад. Я вспомнила, что читала газетный репортаж об этом и видела фотографию.

– Тебе это уже не поможет, я знаю, – сказала я фотографии, – но мне очень жаль, что это случилось с тобой. Может быть, лучше бы на твоем месте была я, но вышло не так. Здесь я ничего изменить не могу. Зато могу кое-что изменить в своей жизни.

Я оставила газету на скамейке у автобусной остановки и зашагала назад, к офису Анжелы на Грассо-стрит. Я села на стул против ее стола, взяла на руки Рэкси – для храбрости – и рассказала ей все про Томми и про собак, и про то, что без меня они пропадут, и про то, что только из-за них я никогда не соглашалась принять ее помощь.

Когда я закончила, она грустно покачала головой. Вид у нее был такой, как будто она вот-вот заплачет, как в тот раз, когда я рассказала ей самую первую историю, но у меня и у самой было такое чувство, что я вот-вот разревусь.

– Почему же ты раньше мне ничего не сказала? – спросила она.

Я пожала плечами:

– Наверное, думала, что ты их у меня отнимешь.

Я и сама себя удивила. Я не солгала, не попыталась отшутиться. Просто взяла и сказала правду. Ничего особенного, но начало положено.

– Ладно, Мэйзи, – сказала она. – Что-нибудь придумаем.

Она встала из-за стола и обняла меня, я не сопротивлялась. Забавно. Я не хотела плакать, но заплакала. И она тоже. Здорово, когда знаешь, что ты больше не одна. Я была одна с 1971 года, когда умерла моя бабушка, мне тогда было восемь. Я долго продержалась, учитывая все обстоятельства, но в тот день, когда мистер Хэммонд позвал меня к себе в кабинет, я окончательно выскользнула из отрегулированной колеи дневной общественной жизни и стала частью ночного мира.