Вечный колокол - Денисова Ольга (версия книг .TXT) 📗
А между тем, новгородцы его узнавали и показывали пальцами вслед — наверное, ни у кого в окрестностях не было такого рыжего треуха, и замечали Млада издалека. Декан был прав, давно пора обзавестись шубой и сменить треух на нормальную шапку, приличествующую если не волхву, то профессору университета.
Вечный колокол ударил ровно в полдень, когда Млад подъезжал к Великому мосту. День этот удивительно напоминал день прошлого веча, когда был убит Белояр — такой же сухой мороз, такое же яркое солнце, только снега побольше. Млад вспоминал Белояра с самого утра, словно дух его витал где-то рядом, и мысли его возвращались и возвращались к смерти великого волхва.
Сани посадницы перехватили судебные приставы — Млад бы никогда не решился остановить эту женщину: удивительную, внушающую уважение и даже трепет. Спина ее была прямой, а глаза сухими, когда она поднялась из саней навстречу Младу.
— Здравствуй, Млад Ветров, — сказала она первой, и Млад удивился тому, что она помнит его имя.
— И тебе здоровья, — кивнул Млад почтительно.
— Ты хочешь говорить на вече? — как Марибора догадалась об этом, Млад не понял. А он-то долго подбирал слова, с которых начать.
— Да. Я хочу говорить об ополчении. О том, что оно не должно уйти из Новгорода.
— Хорошо. Если ты скажешь об этом так же, как говорил со степени в прошлый раз, лучшего я и пожелать не могу. Я дам тебе знак, стой рядом со степенью, так, чтобы видеть меня.
Уверенность Млада в том, что говорить он должен, как в прошлый раз, несколько поколебалась за два прошедших дня, чувства притупились, и здравый смысл постепенно брал над ними верх: он не имеет права. Даже если его враги пользуются силой для достижения своих целей, это вовсе не означает, что он должен уподобиться им. Он снова вспомнил Белояра и его сомнения перед вечем — великий волхв не собирался использовать силу, и все равно не знал, имеет ли право говорить как простой новгородец, пользуясь своим именем, своим положением в глазах Новгорода.
У Млада такого положения в Новгороде не было, никто бы не стал его слушать, начни он говорить от своего имени. А вече — не место для откровений волхвов.
И все же… Ополчение не должно уйти из Новгорода…
Он пристроился рядом со степенью, а судебные приставы окружили его с трех сторон — не иначе, Родомил велел им не отходить ни на шаг. На вечевой площади он появился одним из первых, и не сразу понял, что место, выбранное им, обычно занимают бояре. А когда оказался в окружении драгоценных шуб, высоких шапок и тяжелых посохов, отделанных золотом и камнями, было поздно что-то менять. «Большие» люди смотрели на него с удивлением, презрением, осуждением, и даже с угрозой. Но судебные приставы оставались равнодушными и уверено кивали Младу — так и должно быть, волхвы выше бояр, что бы бояре об этом не думали. Млад так не считал и проклинал себя за волчий полушубок, в котором впору ездить в лес за дровами.
Вече началось нескоро, не раньше чем через час после колокола, он успел замерзнуть и потихоньку переминался с ноги на ногу. Первым выступил Чернота Свиблов, давно приметивший Млада внизу и бросавший на него недовольные взгляды. Он начал красиво, предлагая почтить память Смеяна Тушича, выразил уверенность в том, что перед пращурами того не в чем упрекнуть, обещал самолично найти подлого убийцу и призывал ответить Пскову не силой, а хитростью — отказаться брать у них товары по завышенной цене. На его последнее высказывание заволновались купцы, коих он заверил в том, что через месяц-другой товары потекут с востока, а Ганза найдет ход в Новгород через Ладогу, достаточно дождаться весны.
Выборы посадника начались шумно и зло, соперников было всего два: Совет господ выдвигал Черноту Свиблова, а князь неожиданно предложил Удала Смеяныча Воецкого-Караваева. Никто не ждал такого от князя, бояре стучали посохами, их крикуны надрывались от свиста, но вече встретило это предложение радостными криками. Сын Смеяна Тушича был молод и хорош собой, его речь — яркая и короткая — нисколько не напоминала спокойные и тягучие речи его отца. Он говорил о преемственности, о том, как новгородцам жилось при его отце, и обещал стать продолжателем отцовского дела. Новгородцам речь его понравилась, даже кто-то из бояр поддержал его криком.
Через полчаса стало ясно, что посадника вече не изберет: ни о каком единогласии речи не шло, площадь разделилась на две части, и, судя по лицам, каждая из этих частей готова была силой доказывать свою правоту противникам. За прошедший год дважды пытались переизбрать посадника, и дважды новгородцы с топорами сходились на Великом мосту, на третий раз Совет господ допустить этого не хотел — вече успокоили, всем было ясно, что решение придется отложить хотя бы до конца Коляды.
Чернота Свиблов, надо отдать ему должное, хорошо умел управлять большим скоплением людей. Речи его были мудрыми и спокойными, он знал, когда повысить голос, а когда промолчать, когда ввернуть немного лжи, а когда говорить только правду. Он играл словами, интонациями, гордо разворачивал плечи, поднимая себя над толпой, и смиренно опускал глаза перед нею. Его примирительная речь, с перечислением достоинств соперника, вызвала одобрение, если не восхищение, даже в задних рядах, где толпились «малые» люди. А закончил он ее, плавно и незаметно переключившись на войну. Рассказал о победах Ивора Черепанова на подступах к Нижнему Новгороду, чем снова вызвал радостные крики новгородцев, доложил о трудностях на Киевских и Московских землях, о том, что новгородские пушки через три дня будут в Москве, а через неделю ударят по татарским отрядам — сильно преувеличил, и все это поняли, но все равно приняли как собственную победу и собственный вклад в войну с Крымом.
А потом он заговорил о единении Руси, о том, как князь Борис добился главенства Новгорода над остальными княжествами, о том, как это важно: выступать одним крепким кулаком против внешних врагов, о том, что в единстве — сила, а в раздробленности слабость. Говорил о похвальбе Москвы разбить татар без помощи новгородцев, о желании Киева встать под Великого князя Литовского, и, к удивлению Млада, о союзе Крыма и Османской империи.
— Новгородское войско положит конец шатанию Москвы и Киева, прикроет южные рубежи государства, заставит турков отказаться от помощи крымскому хану. Но кое-кто в Новгороде недоволен этим. Я все время слышу обвинения в сторону князя в недальновидности, молодости и недостатке опыта. Кто-то боится, что, защищая московские земли, мы забываем об интересах собственной земли, и не отдает себе отчета в том, что земля у нас одна — Русь. И если враг пришел с юга, значит, мы должны встретить его всем миром, и не делить нашу землю на части — свои и чужие. Мне хочется, чтоб решение князя одобрило вече. И если кто-то против этого решения, пусть честно признается в этом! Пусть честно перед всем Новгородом объяснит, почему противится единению Руси, почему хочет победы тем, кто раздробит нас на части, а потом перебьет поодиночке.
С места попытался подняться князь, но его за руку удержала Марибора, шепнув что-то на ухо. Да, объяви сейчас князь, что он изменил свое решение, и Новгород посмотрит на него косо, если не освищет.
Еще трое ораторов всходили на степень, защищая точку зрения Свиблова, и последним был прибывший из Ладоги воевода, заверивший Новгород в своей решимости разбить татар на голову, обещал прибытия в Новгород боярской конницы с приладожских земель и призывал бояр отправить своих сыновей вместе с ним — за победой.
Млад думал, что молодой Воецкий-Караваев возразит Свиблову, но тут же понял: если его освищут, посадничества ему не видать. Он не станет рисковать. Новгород рвется в бой, половина тех, кто толпится вокруг вечевой площади, через три дня на четвертый собирается выступить в далекий поход. Никто не хочет слышать об отсрочке, никто не задумывается об опасности для Новгородской земли, зато все помнят, с чего князь Борис начинал объединение земель вокруг Новгорода.
