Царская дыба (Государева дыба) - Прозоров Александр Дмитриевич (бесплатная библиотека электронных книг txt) 📗
— Закусывайте ребята, закусывайте, — напомнила, проходя вдоль стола, Тамара.
— Неправильно это! — мотнул головой Зализа. — За государя нашего, Ивана Васильевича, никто не выпил. Давай, отец Тимофей, добавь мне сбитенька своего горячего.
— За государя нужно, — и не подумали спорить одноклубники.
Пир шел своим чередом, напоминая десятки и сотни других подобных пиров. Захмелевшие после водки одноклубники перешли на свою бражку, большая компания разбилась на множество отдельных групп, каждая из которых вела свой разговор и пила сама по себе. Боярин Иванов вместе с сыном, которым наравне с Зализой досталось по ковшу водки, мирно почивали на травке, но сам опричник и живучий татарин Абенов еще крепились, и даже пытались добавить к уже выпитому понемногу кисловатой бражки.
— Ладно, — спохватился Зализа, глядя в раскосые глаза своего соседа. — Надобно и честь знать.
Он стукнул ладонью по столу и развернул плечи:
— Буду я тут теперь нескоро, а потому желаю полон свой назад получить! Татарам продавать погоню. Ну-ка, все сюда на поляну собирайтесь. Быстро!
Над столом повисла тишина.
— Быстро! — еще раз хлопнул ладонью опричник.
Полонянки, с надеждой озираясь на остающихся на своих местах одноклубников, стали подниматься и собираться перед хозяином.
— Зачем татарам-то, Семен Прокофьевич? — первым возмутился Картышев. — Чего они плохого сделали?
— Не надо их никуда продавать, — поддержали его другие ребята, а кто-то даже предложил полон выкупить.
— Я так вижу, — и опричник снова хлопнул ладонью, — что никому они тут не нужны, а потому и держать их здесь без надобности. Продам татарам, так хоть барыш какой получу.
— Нужны они, нужны, — на этот раз громче всех высказалась Зина.
— Э-э, нет, — покачал головой Зализа. — Обманываете вы меня. Из жалости своей серебра лишить хотите. Вот ты, — он поманил к себе ближайшую из пленниц, и обернулся к столу. — Она хоть кому-нибудь здесь нужна?
Одноклубники недоуменно промолчали.
— Никому, — подвел итог опричник. — Отходи, поедешь к татарам…
— Оставь ее! — поднялся со своего места Сергей Малохин. — Мне она нужна.
— Обманываешь, боярин, — покачал головой Зализа. — Жалеешь просто. Так ведь всех не пережалеешь, пленниц на земле мно-ого.
— Нужна, — упрямо повторил Малохин.
— А коли так нужна, — прищурился опричник. — Готов ли ты ее под руку свою взять, заступаться всегда, кормить трудом своим, детей вместе с ней растить, по гроб жизни все дни вместе провести?..
— Пойдешь, Елена? — спросил у полонянки Сергей. Та, со слезами на глазах, часто-часто закивала. И тогда Малохин, стукнув кулаком по столу, отчаянно заявил: — Готов!
После чего торопливо налил себе большой ковш браги и единым махом выпил:
— Вот так.
— Ну, одна, стало быть, пропала, — признал поражение Зализа. — В другую сторону уходи. А вот эта кому-нибудь нужна?
— Мне нужна, — тут же вскочил кучерявый Алексей.
— А готов ли…
— Да, если Агрипина не против.
— Ну вот, еще одной лишили, — обеспокоился опричник. — А вот эта?
— Мне нужна! — поднял руку Архин.
— И мне! — вскочил на дальнем конце стола Коля Берзин.
— Ну, выбирай, — развел руками Зализа. — Из них к кому пойдешь, или ко мне?
Девушка показала на Мишу.
— В сторону, — недовольно отмахнулся опричник. — А эта кому-нибудь нужна?
Его палец уткнулся в молодую женщину, чуть полноватую, с длинными прямыми волосами и крупным носом с высокой горбинкой. Над столом повисла тишина.
— К татарам, — не стал устраивать долгих разговоров Зализа. — Вот эта кому-нибудь нужна?
Пару раз на девушек выступило по два претендента, но в остальном одноклубники, привыкнув за два месяца к ливонкам, успев познакомиться и немного узнать характер, нрав, а иногда — и кое-что еще, делали свой выбор уверенно, не колеблясь. Хотя, наверное, половину работы выполнил за них Зализа, поставив вместо вопроса «жениться или не жениться», вопрос: «решиться сейчас, или потерять навсегда». Где-то через час без своих «половинок» осталось всего полтора десятка одноклубников.
— Вот и решили, — широко зевнул опричник. — Одна осталась лишняя.
Женщина медленно опустилась на колени:
— Господом Богом прошу, — перекрестилась она, — Иисусом Христом. Не продавайте меня язычникам, нехристям не отдавайте.
— Отстань ты, — отмахнулся опричник. — Не стану я из-за тебя одной на торг тащиться. Оставайся одна. Может, потом куда и приберу.
— Благодарствую… — женщина попыталась подползти к нему на коленях, но кромешник уже забыл про ее существование, отвернувшись ко всем прочим жертвам:
— Чего стоите?! — прикрикнул Зализа на бывших пленниц. — Тюфяки широкие бегите сеном набивать! С сегодняшней ночи с мужьями спать будете. Изб у вас всем хватает. А то развели монастырь, прости Господи: бояре здесь, послушницы там… Тьфу, Содом и Гоморра! Сбитень твой где, отец Тимофей?
— Ты бражки выпей, Семен Прокофьевич, — ласково посоветовал монах. — Хорошая бражка, хмельная. Спится после нее… Ако на полях ангельских…
Спустя час Зализа, заботливо прикрытый шубой, дрых на траве рядом с отцом и сыном Ивановыми.
Юра Симоненко тоже выбрал себе какую-то упитанную девицу с крупной грудью и толстыми косами, и теперь начинал с ней новую жизнь в одной из комнат оставшихся после артельщиков изб, и Картышев впервые за последний год ночевал в комнате один. Точнее — один в этом времени. Потому как в двадцатом веке его одиночество разделяли только наезжающая из Москвы племянница, да сосед-бизнесмен, каждую субботу отмечающий удачно или неудачно оконченную неделю. А поскольку жена его горести и радости разделяла слабо, с ними он приходил к Игорю. Обычно — раз в неделю, но иногда и чаще.
Поначалу, когда Зализа отвел пришедшим неведомо откуда, но показавшим отвагу в схватке со свенами людям место на берегу Суйды и помог поставить первые дома, они ночевали здесь ввосьмером. Потом зимний поход выбил двоих: погиб Леша Синий, да Юшкин остался выхаживать раненых в Боре, где, видимо, и осел. После того, как часть ребят перебралась в оставшиеся после строивших мануфактуру плотников дома, они оказались здесь втроем. Потом Росин уехал с опричником, а сегодня и Юра сделал для себя новый выбор. Игорь опять остался один.
