Аромат теней - Петтерсон Вики (книги читать бесплатно без регистрации .txt) 📗
– И поэтому он решил сам занять место предводителя.
Но Самсон разговаривал во сне. Уоррен, которого заставляли каждый вечер прибираться в комнате отца, заботиться о его вещах – включая затачивание его кондуита, – в течение нескольких дней узнал подробности заговора. Страх перед отцом и стремление понравиться ему, несмотря на все эти годы пренебрежения, помешали ему рассказать о намерениях отца другим звездным знакам. Но в ту ночь, когда его отец напал на предводителя, Уоррен неожиданно обнаружил в себе смелость противостоять Самсону… и едва не лишился фи этом левой ноги.
– Нога всегда напоминает ему о той ночи, когда oн убил отца, – сказала мне Рена, старательно лишая свой голос эмоций, – и хотя он об этом не распространяется, напоминает также о том, что он не сумел спасти жизнь предводителя. Однако его вознаградили знаком Тельца, а позже и постом руководителя, дав ему то, чего так отчаянно хотел его отец.
Я продолжала лежать, отупев от аромата, но еще более оцепенев от услышанного. Уоррена предал его собственный отец. Немного погодя я обрела дар речи, хотя во рту все равно было впечатление наждака.
– Почему Самсон не мог просто заслужить пост руководителя? Очевидно, он был хорошим агентом. Неужели он не мог со временем стать предводителем?
– Ему мешало происхождение, – ответила Репа, про должая поскрипывать креслом. – Он родился как независимый.
– Бродячий агент? – выпалила я, не успев сдержаться. – Я хочу сказать…
Она сухо улыбнулась и жестом остановила меня.
– Он полностью соответствовал этому термину. Потому что хотя технически Миа была убита Тенями, именно Самсон подсказал им способ сделать это.
– Ах, Оливия, – вздохнула Рена, когда я с ужасом охнула. – Только потому что агенты Света… превосходят людей, это вовсе не означает, что у нас нет тех же недостатков, что и у людей, которых мы защищаем. Для агента Света отец Уоррена был слишком честолюбив. Для него было недостаточно быть просто сильнее людей – таковы все агенты с обеих сторон. Он сумел получить положение звездного знака Тельца, но ему нужно было больше.
И он настолько хотел этого, что готов был искалечить собственного сына.
Я вспомнила, как Уоррен рявкал, когда кто-нибудь упоминал его происхождение.
– Поэтому он не мог мне полностью доверять, хотя и хотел?
Репа согласно хмыкнула, прежде чем добавить:
– И поэтому в его глазах каждая смерть в отряде доказывает, что он не заслуживает быть предводителем. Он считает, что его происхождение – то, что он сын бродячего агента, – определяет его поражения еще до того, как он начнет действовать.
Неудивительно, что он готов пожертвовать собой ради Грегора. Ради нас всех.
– А как же все остальные? – спросила я. – Что они собираются предпринять?
– То, для чего они родились, конечно. – Репа скрестила руки на груди и откинулась на спинку. – Собираются спасать его.
– Но агенты Тени ждут их на Неоновом кладбище. – Я недоверчиво посмотрела на нее. Должен существовать план получше. Даже я понимаю, что предпочтительней отдать меня Теням. – Они сами говорят, что будет уничтожен весь Зодиак.
– Без Уоррена он и так уничтожен, – со вздохом ответила она. И машинально пригладила волосы, хотя не выбилась ни одна прядка.
Я нахмурилась: женщина, отчаянно защищающая своих детей, не должна признавать поражение.
– И что же нам делать?
– Надеяться. Молиться. А если этого недостаточно, ждать, пока не будет готова новая партия начинающих. – Голос ее звучал мягко, почти сонно, но сопровождал его запах не сновидений, а кошмаров.
– Ждать недолго, всего лет пять. И тогда мы снова восстанем.
– Но ведь они умрут! – воскликнула я, слишком поздно спохватившись. Не удержалась.
– Да. – Ее голова упала на грудь. – Они все умрут.
Я вскочила. Диафрагма горела; жара, как дым, поднималась к горлу, но это было терпимо.
– Как ты можешь сидеть так спокойно и просто отпустить их?
Репа внезапно прекратила раскачиваться, застыла, и я уверена: будь у нее глаза, они прожгли бы во мне дыры.
– Меня убивает мысль о том, что Уоррен там страдает. Он мой любимец. Всегда был любимцем. Но я ничего не могу сделать: только подготовить следующую смену более сильной и умной. Научить не ошибаться там, где ошиблась эта группа… и где я ошиблась с нею вместе.
– Ты винишь себя?
– Как любая мать. – И тише: – Даже такой слепой суррогат матери, как я.
Я не знала, что на это ответить, и потянулись минуты, отмеченные только тиканьем часов у моей кровати; истома нарастала, и цифры циферблата начали расплываться. Свечи действовали расслабляюще, наконец подействовал и аромат, и я, вероятно, поддалась бы, уснула и проснулась, когда все было бы кончено, если бы не всхлипывание из дальнего угла.
– Я всегда их отпускаю, – произнесла дрожащим голосом Рена, – Просто сижу здесь. Сижу сложив руки, даже если сжимаю их в кулаки.
Усталость свалилась с меня, я посмотрела на нее в слабом свете свечей. Она, в своем бесформенном платье, выглядела ангелом с искалеченным в битвах лицом; потерянная и, несмотря на такое количество подопечных, совершенно одинокая.
– А ты бы пошла? Если бы могла?
– Я принесла бы себя в жертву за каждого из них, делала бы это снова и снова, – заявила она, на этот раз каждое ее слово было полно уверенности. Она выпрямилась в кресле. – Я взяла бы твою боль и закуталась в псе так плотно, чтобы она больше никогда не коснулась ни одного из моих детей. Я бы ежедневно и до самой смерти выжигала себе глаза, если бы могла спасти хоть одного.
– Потому что ты мать, и так поступают все матери, – сказала я, кивая и думая о своем. Конечно, все ее жертвы в конечном счете не имеют значения. Я здесь в ловушке в руках этих людей, как годы раньше была в руках Хоакина.
– Нет, – возразила Рена, удивив меня. – Разве ты еще не поняла? Это потому что я Свет, и так мы все делаем. Это сделал Уоррен для Грегора и делал для тебя. Поэтому все остальные готовы пожертвовать собой ради него.
Потому что он Свет.
– О мой Бог! – Я мигнула, сердце мое дважды дало сбои, и я медленно села в кровати, стараясь не допустить, чтобы головокружение снова меня уложило. – Так вот оно что!
Репа вздрогнула, качание прекратилось.
– Что?
Превозмогая боль в желудке, я наклонилась и включила свет; почувствовала, как мое возбуждение, переходя в знание, добралось до Уоррена. Ощутила остатки аромата, протянула руку к стакану с водой на ночном столике и прижала его к щеке, чтобы охладить кожу. Потом выпила воды, чтобы прочистить сознание, заглушить пламя в желудке, не обращая внимания на остальное. Схватив свою спортивную сумку, я порылась в ней, взяла первую попавшуюся темную одежду. Это был костюм черной кошки, наполовину хлопок, наполовину нейлон, с неприлично глубоким вырезом, но тут я ничего не могла поделать.
– Он Свет. Они Свет. Они забрали мой голос.
Детали быстро вставали на место, но мне это продвижение казалось медленным: стрелки всегда стремительно бегут, когда времени не хватает.
– Боже мой, почему я не замечала этого раньше? «Замечала», – подумала я и едва не хихикнула. Мои глаза за твой голос.
– Куда ты? – спросила Рена, подавшись вперед: она услышала шелест моей одежды. Я мимо нее пробежала в ванную, собрала волосы в узел, плеснула в лицо холодной водой. «Мне понадобится помощь», – сообразила я, глядя на свое отражение в зеркале. То, что мне предстоит сделать, кажется невозможным. То, что я буду доказывать, – невероятным, даже мне самой.
– Не мне. Нам, – сказала я, возвращаясь в комнату. И смотрела на Рену, а она на меня, и я бы могла поклясться, что она меня видит. Она встала, и ее лицо оказалось в не скольких дюймах от моего.
– Тебе пора перестать молиться, Рена. – Я взяла ее за руку. – Мы идем спасать твоего любимого сына.
24
Пробраться незаметно через все поселение сверхъестественных существ – трудное дело, хотя и облегченное знанием того, что горсть людей, которых я больше всего должна избегать, либо заперлась, как жюри присяжных перед вынесением приговора, либо по очереди проводит сеансы с Гретой, готовясь к предстоящей битве. Это знание придавало мне смелости, когда я проходила по больнице, пустой и тихой, как морг. Это, а также записка, которую написала мне Текла сразу после смерти своего сына.
