Принц вечности - Ахманов Михаил Сергеевич (бесплатные книги онлайн без регистрации txt) 📗
– Ты умеешь уговаривать, – хрипло выдохнул тассит, – умеешь! Особенно умирающих! Ну, ладно… Желаешь знать, что задумано и что случится? Узнай! В деле с храмом Ах-Шират сидит на своей половине ковра, а Одо'ата – на своей. Ты сам это видел вчера… видел, да не понял… А знак-то ясный! – Глаза умирающего сверкнули торжеством. – Ясный! Атлийские суда приплывут в Цолан, но атлы не сойдут на берег, не прикоснутся к храму, не тронут пыли на его стенах… Они в Скрижаль Пророчеств не верят и не хотят, чтобы запятнало их святотатство… А мы, тасситы, верим! И сделаем, что надо! Что захотим! Там, на кораблях шесть тысяч отанчей и кодаутов… лучшие воины… возьмут святилище… воду выжмут из камней, но разыщут Книгу… Разыщут! Тогда и атлам придется поверить…
Дженнак кивнул. Слова Оро'минги не были для него откровением; он ждал чего-то подобного, и теперь все встало на свои места. Степняки захватят храм, осквернят его, атлы же останутся в стороне; потом придут в Цолан восстанавливать руины, да так там и останутся в роли защитников святынь. Сделанного не воротишь, и без больших хлопот и сопротивления Великих Очагов Юката свалится в подставленные руки Ах-Ширата. Вот одна из его птиц, и одна стрела – тасситская! Ну, а другая куропатка прилетела из Арсоланы, и принес ее светлый тар Дженнак! Ради этой птички Ах-Шират не станет воевать; проглотит Святую Землю, подомнет опозоренных тасситов и примется строить большие корабли, способные плавать в океанских водах… Так что план Чантара все-таки восторжествует! И договор тоже будет подписан, если не тасситами, так атлийцами… в День Пчелы или Камня… или в другой день, когда храм будет лежать в развалинах…
Он посмотрел на Оро'мингу, будто спрашивая взглядом – а ты-то здесь при чем? Затем повторил вопрос вслух.
– Я искал славы… – Рот тассита был наполнен кровью, и зубы из белых сделались алыми. – Великая слава – срубить столб Дома Одисса… убить неуязвимого… Великая сетанна! За ней я и приехал… отец привез…
Он что-то забормотал, впадая в предсмертное беспамятство, и Дженнак, низко склонившись над ним, разобрал:
– Одо'ата… ублюдок, полукровка… скоро сдохнет… а пока не сдох… пока… я – наследник… кто скажет против?.. кто возразит?.. моя сетанна… сетанна будет высока… высока и крепка, как Горы Заката… так сказал отец… я – наследник… власть придет к роду Оро… придет, если я убью одиссарца… придет ко мне…
– Пьющий крепкое вино видит сладкие сны, да пробуждение горько, – сказал Дженнак, поднимая топор.
Потом, не оглядываясь на замершее на песке тело, он направился к дороге, к пальмам и к своей колеснице с огненногривыми иберскими жеребцами. Ирасса, тоже разглядевший корабли, уже выкатил барабан и установил его на плотной дорожной насыпи. Его лицо было безмятежным, словно не в бой он собирался, а к каким-нибудь прекрасным майясскам или арсоланкам, чтобы выпить чашу вина да возлечь на шелка любви.
Молча и не спеша они облачились в доспехи, помогая друг другу затянуть шнуровку. Дженнак сунул под панцирь свой магический шар, обернув его белой душистой тканью, надел пояс с тайонельскими клинками, высокие сапоги, наплечник с торчавшими по бокам шипами, и шлем, на вершине коего разевал клюв серебряный сокол. Облачившись так, он сделался похож на краба – грозного краба, покрытого сталью, кожей и костью, такой же прочной, как металл; за недолгие мгновенья он превратился в человека войны, готового сечь и бить, рубить и разить, колоть и стрелять; и мысли голодного ягуара стали его мыслями.
Ирасса, помогавший ему, спросил с любопытством:
– О чем ты домогался у тассита, мой лорд? Почему не прикончил его сразу?
– Мы обсуждали, как печь земляные плоды, – ответил Дженнак. – Видишь ли, парень, есть целых сто способов, и из всех этот глупец выбрал наихудший. Да будет милостив к нему Коатль!
– Да будет, – согласился Ирасса, выкладывая на барабан тяжелые кипарисовые палки. – Но печь, жарить и варить – женское дело! К чему воину разбираться в земляных плодах? И что он должен знать о них, мой лорд?
– Воин – ничего, наком – все; ведь он не только ведет воинов в бой, но и кормит их, и ест с ними из одного котла, и готовит победу из тех плодов и злаков, что найдутся под руками. Выживешь сегодня, Ирасса, станешь накомом, поймешь.
Дженнак подошел к барабану, поднял тяжелые била и, встав лицом к северу, поглядел на корабли. Двигались они быстро; не успеет солнце подняться на две ладони, как флот окажется в Цолане и блокирует гавань. Но большой беды в том не было, так как в просторной цоланской бухте «Хасс» мог маневрировать и стрелять с близкого расстояния; и, зная Пакити, Дженнак не сомневался, что к причалам прорвется лишь половина галер. Но и этого много; это значило, что против каждого одиссарца встанет двадцать врагов. Или чуть менее, если майясские стражи не разбегутся и выполнят свой долг…
Он поднял палочки и ударил по туго натянутой коже. Гррр… – ответил барабан. Затем удары посыпались в четком ритме, один за другим, и барабан загудел, зарокотал, будто гигантский рассерженный шмель. Дже-данн-нна, – выговаривал он, – Дже-данн-нна, Дже-данн-нна, Дже-данн-нна… Подхваченные ветром, звуки неслись на север и юг, на запад и восток, будто сам покойный сагамор, ахау Цветущего Полуострова, внезапно пробудился от вечного сна и сошел на землю, дабы взглянуть на своих наследников и вложить мужество в их сердца.
Как странно, подумалось Дженнаку, отец мечтал, что Святая Земля встанет под одиссарское покровительство, и одиссарский сагамор, а не атлийский, примет титул Простершего Руку над Храмом Вещих Камней… Так оно и случилось! Почти случилось – ведь титул все еще принадлежит Ах-Ширату… Но разве в титулах дело? Дело в том, чья рука будет простерта сегодня над храмом…
Дже-данн-нна, Дже-данн-нна, Дже-данн-нна, – рокотал барабан, и на галерах, где тоже услышали грохот, зашевелились. Весла начали двигаться быстрее, палубы скрылись под валом человеческих фигур, на реях повисли наблюдатели, тидамы с кормовых башенок рассматривали побережье в зрительные трубы. Затем одна галера отделилась и повернула к берегу; вдоль бортов ее стояли воины-отанчи в боевой раскраске, с бумерангами и топорами, со связками дротиков и небольшими щитами из бычьей кожи.
Плывите, думал Дженнак, размеренно поднимая и опуская била, плывите… Плывите, чтобы подобрать мертвого своего вождя! И с этим грузом придет ваше судно в Цолан… Вещий груз, вещий! Не успеет солнце закатиться, как вспыхнут в Цолане погребальные костры, взметнется огонь над телами убитых, и прозвучит Гимн Прощания… Но не многие из вас услышат его!
Дже-данн-нна, Дже-дакн-нна, Дже-данн-нна, – неслось над морем, над ровным золотым песком и безлюдной дорогой. Потом с юго-востока откликнулся горн; его протяжный заунывный голос был едва слышен за дальностью расстояния, но Дженнак знал, что воины его уже потянулись к храму, что поднимает «Хасс» алые паруса, что взлетел на мачту боевой знак с распростершим крылья соколом, что встали к метателям стрелки, и что Пакити поднял свой жезл тидама.
– Все в руках Шестерых! Да свершится их воля! Да будет с нами их милость! – по привычке пробормотал он, бросил наземь кипарисовые палки и кивнул Ирассе: – Пойдем, парень. Рыжие кони понесут нас в битву… Может ли путь в Чак Мооль начинаться прекрасней?
Его ладонь в последний раз опустилась на упругую кожу.
– Данн!.. – ответил барабан.
