Великая игра - Некрасова Наталья (бесплатные версии книг .TXT) 📗
— Может быть, — свободнее вздохнул роквен. День посветлел, и все снова стало приятным. Он уже почти с удовольствием посмотрел на своего подчиненного, которого почитал так, как если бы декурион был его начальником. По сути дела, именно Хамдиру следовало быть старшим. Но Дариона назначили приказом с Острова, и хотя роквену это казалось неправильным, приказ есть приказ, и его не обсуждают.
Хамдир ему нравился. Не слишком высокий и крепкий, темноволосый, с серо-зелеными внимательными глазами и непривычной, на взгляд уроженца Острова, небольшой бородкой и усами. На Острове сейчас было в моде выбривать лицо. Говорил он тоже немного необычно — но так тут все говорили. Немного по-стариннрму. Не декурион, а десятник, к центуриона именовали сотником и так далее. Здесь был Закон Нуменора — но остались и местные законы эдайн. К примеру, Хамдир, поступая на службу, кроме обычной присяги принес еще личную лорду-наместнику Княжьей пятины. Как будто не хватает присяги Острову и Королю. Но вот так у них дело ведется, как в старину. Закон Острова и местные законы уже пять сотен лет медленно сплавлялись воедино, влияя друг на друга. И в результате получалось нечто весьма своеобразное. Жителя Северных колоний — Княжьей земли — по манере поведения и речи легко можно было отличить от жителя Острова и других колоний. Впрочем, все уроженцы разных колоний различались. И все же здешний народ был совсем особенным. Наверное, из-за сохранившихся старинных обычаев. Может, это все потому, что эти земли традиционно обживали выходцы из Андуниэ, почему и были они по закону приписаны к княжьей пятине, и наместника тут сажал Андунийский князь, а ведь сами андунийцы славятся ревностным отношением к древней традиции.
Древняя традиция… старый закон. Роквен поджал губы.
— И все же — почему? Ведь все права были на его стороне. Почему он не стал ждать? Почему он так поступил?
Хамдир покачал головой.
— Тут не совсем все ясно. По нынешнему закону земли его отца после его смерти должны были достаться сыну, то есть нашему… мстителю. Но по старинному обычаю брат его отца мог заявить на них права. А ведь отец его умер еще до того, как Борлас вошел в возраст. По старому обычаю совершеннолетие у нас считалось с того дня, как мальчику вручали настоящий меч. Сейчас — в двадцать один год. Так что в любом случае кто-то мог взять имущество под опеку до совершеннолетия. Ему еще полгода до вхождения в права.
— Почему не мать?
— Да вот в том-то и дело. Все права были на стороне его и матери, да и его люди его поддерживали. Вот он сам правосудие и осуществил. Дядя его Хунтор, вел себя нагло, оскорбил госпожу Элинде в ее же доме — парень взял и отомстил. Очень поганым образом — сжег наглеца в его доме. За такое в старое время полагалось изгнание.
Ровен поежился. Изгнание сейчас и тогда — разные вещи. «Пока мы процветали на Острове, они жили среди опасностей и бед. Орочьи набеги, злобные дикие племена, поклоняющиеся Тьме, чудовища… Изгой был почти обречен на гибель».
— А сейчас полагается наказание как за убийство. Может, ему и смягчили бы кару, если бы он не заколол судейского.
Роквен скривился.
— Я другого понять не могу. Он же не дурак, он же знает Закон!
Декурион пожал плечами.
— Тут трудно сказать.
— Вы здешний, вы все же лучше понимаете, в чем тут дело.
Декурион жестко посмотрел прямо в глаза Дариону.
— Отчасти понимаю. Но вам это не понравится. Это, сударь мой, те самые традиции, которыми вы так восхищаетесь. Та самая своеобычность, которую вы так пестуете. Если долго с человеком носиться, он воображает себя особенным и начинает считать, что ему дозволено больше, чем другим. Вот и Борлас аккурат такой. Он с малых лет был нрава горячего. Тоже все о старине говорил, прямо как вы. Только у него это звучало по-иному — мы, мол, чистые эдайн, мы тут всегда жили по своему закону, землю эту не бросали, как те, что удрали на Остров. Вам понятно? Да-да, стало быть, мы тут жили и будем жить по своему закону, и плевал я на все остальное. — Хамдир встал, подошел к окну и оперся на подоконник. — Пять сотен лет прошло с тех пор, как здешние сильные люди собрались и признали Закон Острова. Мы с тех пор стали жить куда как дольше, дети редко умирают, нет голода, нет орочьих набегов, и дикари не осмеливаются соваться сюда. С нами, — роквен, вздрогнув, отметил это «с нами», — нянчатся, потому как мы утраченные и снова обретенные братья. Небось на юге с дикарями куда жестче обходятся, а мы — эдайн, нас любить надо. — Он обернулся к Дариону. — Беда в том, что даже у нас сила часто была вместо закона. Сильный был прав потому, что сильный. Сильный владыка может защитить от врагов — пусть морду набьет, но зато за его щитом жив останешься. Было, было такое, не кривитесь, сударь. Вы же сами восхищались решительностью, дерзостью, силой, отвагой нашего… Турина. Но у всего есть другая сторона, вот она и вылезла.
— Так что ты предлагаешь? — Роквен не заметил, как перешел на «ты». Декурион чуть улыбнулся.
— А что тут предлагать? Старинный закон за двойное убийство по головке не гладил. Да, его мать оскорбили в ее же доме — за это тоже полагалась кара. Да, по старому закону он мог убить. Но это был брат его отца, а убийство кровного родича всегда дурное дело. Он мог просто обратиться к мудрым и знатным, и наглеца изгнали бы, лишив имущества. А он ведь и совет мудрых презрел, и родича убил, и сжег его в доме вместе с домочадцами — они-то здесь при чем? Когда кого-то сжигали в доме, всегда предлагали женщинам, детям и слугам выйти, а он сделал все в ночи, тайком. Никто не спасся. По старому обычаю за это просто объявляли вне закона — за презрение к закону. Любой мог изгоя убить, и ничего ему за это не было бы… Он просто дурак, ваш Борлас драгоценный… Ладно, но ведь еще и Закон Острова нарушен. Наш общий Закон. Самосуд, убийство дяди и его домочадцев и убийство королевского чиновника. За это вообще вешают. Что тут решать? Все предельно ясно.
— Но он еще несовершеннолетний, — слабо пытался сопротивляться роквен.
Декурион впился в него жестким взглядом.
— А как убивать — так совершеннолетний? Он говорил, что меч взял в восемь лет, стало быть, тогда совершеннолетним и стал, — рявкнул Хамдир. — Балрог задери, я не хочу, чтобы нас считали дикарями! Он убийца и должен ответить по закону!
— Да, — горестно кивнул роквен.
Хамдир смерил его долгим взглядом и усмехнулся.
— Вы, вижу, готовы из него прямо-таки несправедливо обиженного героя сделать. И не вы один, найдутся дураки.
— Я бы напомнил вам, — надменно вздернул подбородок роквен, пропустив мимо ушей «дурака», — что Турин…
— Вот не надо мне про Турина, — отмахнулся декурион. — Этак вы всех убийц в герои запишете, сударь мой. По-вашему, так любой подонок Турином выйдет. Куда ни плюнь, в Турина попадешь. Прямо проходу нет от Туринов. Только вот Морготов сейчас нету, чтобы на них все грехи сваливать. — Он помолчал. — Может, его несовершеннолетие и то, что его мать была оскорблена у себя в доме, и смягчат наказание. Но получить он свое должен.
Лекарь долго мыл руки, словно нарочно тянул время. Роквен Дарион просто кипел, еле сдерживая злость. Ну, говори же!
— Рана заживает хорошо, — пробурчал наконец лекарь плюхаясь всем своим грузным телом на скамью. — Если всё пойдет так же, то дней через восемь-десять сможет ходить. Ну, хромать, конечно, будет первое время сильно, но со временем и это пройдет. Сейчас, понимаете ли, образовался внутренний рубец, который будет тянуть…
Роквен уже не слушал. Стало быть, самая пора посылать гонца в Форност. Можно было бы обойтись и своими силами, но парень как-никак из местной знати, хоть и мелкой, да и преступление слишком громкое. Придется удовлетворить обе стороны — и местных, и Форност. Суд должен быть представительным, решение — окончательным и несомненным. Так роквен убеждал себя, хотя втайне надеялся еще и на то, что суд, если его будут вершить здесь, а не в Форносте, будет снисходительнее к арестованному. Дарион ничего не мог с собой поделать — этот человек ему нравился, и все тут.
