Ученик убийцы - Хобб Робин (книги онлайн без регистрации полностью .TXT) 📗

От Нетты я не смог узнать, было ли что-то добавлено или отнято у нее во время «сковывания». Я не знал, было ли это «что-то» съедено, понюхано, услышано или увидено. Я не знал даже, было ли это делом человеческих рук и искусства или работой морского демона, над которым, по утверждению некоторых островитян, они обладают властью. После долгого и изнурительного эксперимента я не узнал ничего.

Однажды вечером я дал Нетте с водой тройную дозу снотворного. Ее тело было вымыто, волосы причесаны, и я отослал ее обратно в ее город, чтобы там ее достойно похоронили. По крайней мере одна семья могла положить конец истории «сковывания». Множество других должны месяцами и годами мучиться, не понимая, что стало с тем, кого они некогда любили. В большинстве случаев лучше было бы не знать. К тому времени было около тысячи душ, о которых было известно, что они «скованы» ».

Баррич сдержал слово. Он больше не имел со мной ничего общего. Я не был больше желанным гостем в конюшне и на псарне. Коб находил в этом особенно жестокое удовольствие. Хотя он часто уезжал с Регалом, бывая у конюшен, он нередко стоял на входе и не давал мне войти.

— Позвольте мне привести вашу лошадь, мастер, — говорил он подобострастно, — начальник конюшен предпочитает, чтобы за лошадьми в стойлах ухаживали грумы.

И я должен был стоять, как какой-то никчемный лордик, в то время как Суути седлали и приводили для меня. Коб лично убирал ее стойло, приносил ей еду и чистил ее, и то, как она отзывалась на его заботу, разъедало меня, словно кислота. «Она всего лишь лошадь, и не в чем ее винить», — говорил я себе. Но это была еще одна утрата.

Внезапно у меня оказалось слишком много времени. Утро я всегда проводил за работой для Баррича. Теперь эти часы принадлежали мне. Ходд была занята тем, что учила защите зеленых новичков. Я мог тренироваться вместе с ними, но всему этому я давно научился. Федврен уехал на лето, как он это делал каждый год. Я не мог придумать способа, как извиниться перед Пейшенс, и даже и не думал о Молли. Даже мои набеги на таверны Баккипа я теперь совершал в одиночестве. Керри стал помощником кукольника, а Дирк ушел в матросы. Я был один и без дела.

Это было горестное лето, и не только для меня. В то время как я был одинок и полон горечи и вырастал из своей одежды, в то время как я огрызался и рычал на каждого достаточно глупого, чтобы заговорить со мной, и напивался до бесчувствия несколько раз в неделю, я все-таки знал, в каком напряжении находятся Шесть Герцогств. Пираты красных кораблей, дерзкие как никогда раньше, опустошали наши побережья. Этим летом вдобавок к угрозам они наконец начали предъявлять требования. Зерно, стадо, право брать все, что они захотят, из наших морских портов, право причаливать и жить за счет нашей земли и людей, забирать крестьян в качестве рабов… Каждое новое требование было унизительнее предыдущих, и хуже требований были только «сковывания», следующие за каждым королевским отказом. Простые люди покидали морские порты и прибрежные города. Их нельзя было винить в этом, но в результате наша береговая линия становилась еще более уязвимой. Нанимали все больше и больше солдат, а следовательно, росли налоги, чтобы было чем им платить, и народ роптал под бременем налогов и своего страха перед пиратами красных кораблей. Еще более странными были островитяне, которые приплывали к нашим берегам в семейных кораблях, оставив позади корабли боевые, и умоляли наших людей о приюте, рассказывая дикие истории о хаосе и тирании на Внешних островах, где пираты красных кораблей прлучили полную власть. Но нет худа без добра. Их можно было дешево нанять в солдаты, хотя не многие полностью доверяли им, а их рассказы о Внешних островах могли удержать всякого от попытки пойти навстречу требованиям пиратов.

Примерно через месяц после моего возвращения Чейд открыл для меня свою дверь. Я был мрачен от его пренебрежения мною и поднимался по ступеням медленнее, чем когда-либо. Но когда я вошел в его комнату, он оторвался от ступки, в которой толок какие-то семена, и лицо его было полно усталости.

— Рад видеть тебя, — сказал он, но в его голосе я не услышал ничего похожего на радость.

— Значит, ты поэтому так быстро меня позвал? — кисло заметил я.

Он отставил ступку.

— Прости. Я думал, что тебе может понадобиться время, чтобы прийти в себя. Для меня эта зима и весна тоже не были легкими. Может, мы попытаемся покончить с этим временем и продолжим?

Это было мягкое разумное предложение, и я знал, что это мудро.

— Разве у меня есть выбор? — спросил я саркастически.

Чейд закончил толочь свои семена. Он выскреб их в мелкое ситечко и поставил его на чашку, чтобы они стекли.

— Нет, — сказал он наконец, как будто ему пришлось тщательно обдумывать свой ответ, — нет, у тебя его нет. И у меня тоже. Во многих вещах у нас с тобой нет выбора. — Он осмотрел меня с ног до головы и потом снова помешал свои семена. — Ты, — сказал он, — не будешь пить ничего, кроме воды или чая, до конца лета. От тебя пахнет вином, а твои мышцы никуда не годятся для твоего возраста. Зима медитаций с Галеном не принесла твоему телу ничего хорошего. Смотри, упражняйся. Возьми себе за правило с сегодняшнего дня четыре раза в день взбираться на башню Верити. Ты будешь носить ему еду и чаи, я научу тебя, как их приготовлять. Ты никогда не будешь угрюмым, а всегда приветливым и дружелюбным. Может быть, немного послужив Верити, ты убедишься, что у меня были причины не сосредоточивать свое внимание полностью на тебе. Вот что ты будешь делать каждый день, когда ты в Баккипе. Но будут дни, когда ты будешь исполнять другие мои распоряжения.

Чейду не потребовалось много говорить, чтобы пробудить во мне стыд. Мое представление о собственной жизни в считанные мгновения рухнуло из высокой трагедии к детской жалости к самому себе.

— Я был бездельником, — признал я.

— Ты был глупцом, — согласился Чейд, — у тебя был месяц, во время которого ты мог распоряжаться собственной жизнью. Ты вел себя как испорченный ребенок. Ничего удивительного, что Баррич тобой возмущен.

Я давно перестал удивляться тому, что знает Чейд. Но на этот раз я был уверен, что никто не знает подлинной причины, и у меня не было никакого желания делиться этим с ним.

— Ты уже обнаружил, кто пытался убить его?

— Я не… не пытался, честно говоря.

Теперь Чейд выглядел возмущенным и озадаченным.

— Мальчик, это не ты. Шесть месяцев назад ты бы разнес конюшни на куски, чтобы выяснить это. Шесть месяцев назад, получив месяц свободы, ты бы наполнил делами каждый день. Что тебя мучает?

Я опустил глаза, чувствуя его правоту. Я хотел рассказать ему все, что свалилось на меня; и я не хотел никому говорить ни слова.

— Я расскажу тебе все, что знаю о нападении на Баррича. — И рассказал.

— А тот, кто видел все это, — спросил он, когда я закончил, — он знал этого человека, который напал на Баррича?

— Он не разглядел его, — вильнул я. Бессмысленно было объяснять Чейду, что я точно знал его запах, но видел только смутный контур.

Чейд некоторое время молчал.

— Что ж, насколько сможешь, держи ухо востро. Хотел бы я знать, кто это у нас так расхрабрился, что собирался убить королевского конюшенного в его собственном стойле.

— Значит, ты не думаешь, что это просто была какая-то личная ссора.

— Может быть, и так. Однако не будем спешить с заключениями. Но на меня это произвело впечатление разыгранной комбинации. Кто-то что-то строит, но первый блок им не удался. К нашей выгоде, я надеюсь.

— Ты можешь сказать, почему так думаешь?

— Мог бы, но не буду. Я хочу, чтобы твоя голова была свободна для собственных выводов, независимых от моих. Теперь пойдем, я покажу тебе чаи.

Я был сильно обижен, что он ничего не спросил о моих занятиях с Галеном или о моих испытаниях. Он, по-видимому, принял мой провал как нечто само собой разумеющееся. Но когда он показал мне ингредиенты, избранные им для чаев Верити, я ужаснулся силе стимуляторов, которые он использовал.