Волчья хватка. Книга 1 - Алексеев Сергей Трофимович (книга читать онлайн бесплатно без регистрации txt) 📗
Бродяга-аракс разочаровался, потерял интерес и теперь возвращался в Россию, но не домой, поскольку такового не имел и грустил об этом.
— Ничего, поживёшь у кого-нибудь из вотчинников в Урочище, — успокоил его Ражный.
— Мне одна дорога — в Сирое Урочище, по доброй воле…. Иначе сдадут Интерполу.
Ражный знал истину — из Засадного Полка никогда, никого и никому не выдавали. Закон этот входил в одно из главных положений устава. Иначе Воинства давно бы не существовало.
Стало ясно теперь, почему он проломился через границу: у него на хвосте наверняка висел Интерпол…
У Ражного язык не повернулся оспорить бродягу: наверное, знал, что говорил.
И все-таки, несмотря ни на что, от него веяло таким высоким и чистым духом воли, что Ражный, расставшись с ним через двое суток в Хороге, несколько месяцев тосковал потом и служба была не в радость. И не сейчас, после поражения на ристалище, а ещё тогда в голове поселилась мысль побродяжить по свету, как говорили раньше, на людей посмотреть и себя показать.
Судя по всему. Скиф тоже недавно вернулся из странствий, правда, не поединков искал за морями, а как всякий инок, ума набирался…
Был бы вольным поединщиком — ушёл бы сейчас прямо из дубравы…
Сиреневые холодные тучи окончательно накрыли восток, портулак спрятал соцветия, мир потускнел, и лишь тогда Ражный встал и пошёл от ристалища последним, как победитель.
Вотчинник встречал его на тропе, ведущей к храму, и, верно, уже знал исход поединка. Однако не это заботило его сейчас, ибо ничего не спросил, не посочувствовал, не утешил, не взбодрил хотя бы взглядом.
— Поспеши, Ражный, — сказал вместо приветствия. — Боярый муж тебя желает видеть.
Это прозвучало так неожиданно, что Ражный дважды переспросил: обыкновенно Пересвет приезжал к победителям, и то не ко всяким и не после каждого поединка, а лишь в исключительных случаях.
Он видел боярина единственный раз, когда ездил на Валдай, за камнем на могилу отца. Встреча была внезапной и короткой, однако носила вполне ясный и определённый характер: отец думал не только о памятном надгробии и о своём намеленном камне — передавал сына, ещё не достигшего совершеннолетия, в руки Сергиева воинства.
Впрочем, нет, была ещё одна встреча, можно сказать, неофициальная, однако они оба поклялись забыть о ней…
Боярый муж сидел на выпирающем из земли корневище Поклонного дуба, словно нахохлившийся старый орёл. Было ему лет восемьдесят — возраст, переходный к иночеству, однако внешне выглядел на полсотни. Синий плащ, шляпа и складной зонтик в руках делали его похожим на обыкновенного горожанина, заехавшего сюда на дачу; на Валдае он показался Ражному крепче, выше ростом и царственнее, что ли, возможно, потому что встречал в боярском кафтане бордового сукна и высокой собольей шапке. Театрализованный этот наряд был никак не сопоставим с современной внешностью, и Пересвет, верно, зная об этом, но следуя традиции, вынужденно обряжался в официальный костюм боярого мужа и чувствовал себя несколько скованно. Кроме того, он ещё там, на Валдае, запретил называть его Пересветом, велел звать мирским именем — Воропай.
И это было не данью приближения к боярину; таким образом Пересвет как бы унижал себя, искупая свою прошлую вину перед отцом, которому в поединке изуродовал правую руку и лишил его возможности жить жизнью аракса — выходить на ристалища.
Ражный поздоровался как подобает, однако боярин только вскинул взгляд на него, оторванный от каких-то собственных, нелёгких размышлений, подвинулся, освобождая место на корневище, но посадить рядом отчего-то передумал. В синем цивильном плаще он более походил на сурового начальника, чем в боярском кафтане.
В его присутствии нельзя было воспарить нетопырём и взглянуть, с чем же пришёл Пересвет, с чего это вдруг ему понадобился побеждённый араке?
О поединке он и словом не обмолвился, будто и не было Тризного Пира…
— Ручного волка завёл? — спросил будто между делом.
— Он не ручной, — с первой же фразы стал противоречить ему Ражный, и получилось это случайно, без всякого умысла, однако Воропаю не понравилось.
— Зачем таскаешь за собой?
— Не таскаю, — опять сказал поперёк. — Привёз его в дар вотчиннику. А потом… Это не зверь.
— Я видел зверя, — невозмутимо произнёс Пересвет, однако Ражный знал, что таится за таким спокойствием. — И повадки звериные. Одарил ты вотчинника!
— Полагал, он рад будет. А повадки у него не волчьи — человеческие, и отец Николай с ними справится.
— Да уж, много радости. Твой волк только что зарезал жеребчика в стойле.
— Говорю же, это не просто зверь, — после паузы произнёс Ражный. — Жаль, Голован и жеребчику обрадовался…
— От души сделал дар? Иди предвидел исход поединка?
— Суди сам, Воропай. Ты мой род знаешь.
— Род знаю, и тебя… знаю.
Он явно намекал на потешный поединок…
— Пришёл встряску мне учинить? — в упор спросил Ражный.
— Встряску тебе Ослаб устроит… А у меня несколько вопросов есть, — боярин глядел мрачно. — Старец в гневе на тебя. Что ты там натворил, в своей вотчине?
— В моей вотчине все спокойно…
— В прошлом году на тебя насела одна компания, — перебил боярый муж. — А ты начал либеральничать с ней, вместо того чтобы сразу отвадить оглашённых.
— Что я и сделал…
— Сделал? — недружелюбно оживился он. — Сделал, когда они тебя за горло взяли, когда вотчину оккупировали.
— На то были причины, — обронил Ражный, не желая вспоминать «Горгону».
— Садись и рассказывай, — велел боярый муж.
— О чем, Воропай? — Ражный остался стоять. — Ты и так все знаешь.
— Например, о том, почему «Горгона» выбрала жертвой тебя. К десятку Урочищ подкрадывалась, а влезла в твою вотчину… Давай, араке, я слушаю!
Ражный долго молчал, затем переступил с ноги на ногу, как застоявшийся конь, хотел сказать — во рту пересохло, и язык не повиновался, но не от страха: за сутки поединка если и попадала влага, то это были капли дождя, хлопья снега или пот соперника…
— Да ты садись! — прикрикнул боярый муж. — Садись, в ногах правды нет…
Он сел рядом и, не поднимаясь над землёй летучей мышью, старой своей раной ощутил синий холодный свет, источаемый Пересветом, и в тот миг подумал, что бродяжить по свету, может быть, и придётся, но лишь каликом перехожим из Сирого Урочища…
Молчун вначале освободил Кудеяра из «шайбы», прорыв ход снаружи до размеров, чтобы пролез человек, после чего отвёл его к болоту и там приговорил.
Видеоглаза Поджарова отсмотрели и отсняли, как все это происходило, пожалуй, за исключением развязки, и потому скрывать труп и прятать следы не имело смысла. Хозяева отдали своего верного раба на заклание или не могли помешать волчьей мести, хотя Ражный полагал, что «Горгона» находится где-то поблизости от базы, по крайней мере, операторы видеонаблюдения, и при большом желании могли бы воспрепятствовать расправе.
Не таясь, он пошёл в егерский домик, разбудил Карпенко и Агошкова, велел взять лопаты, брезент и схоронить Кудеяра. Егеря поняли, что началось от-рабатывание греха своего и преследования за московскую шлюху не будет, схватились за дело с азартом.
— Может, утопить его в болоте, суку? — предложил Агошков. — Там такие окна — дна не достанешь!
— Пусть и у него будет могила, — заключил Ражный. — Холм не насыпайте, но камнем отметьте место.
Егеря ушли в лес, а он отыскал в номерах гостиницы бандершу, спящую по-детски безмятежно, выложил перед ней украшения Мили.
— Это от сестры, подарок. Собирайся и уезжай отсюда сейчас же.
— От какой сестры? — спросонья не поняла или привычно стала выкручиваться Надежда Львовна. — Что это значит?
— От Мили! От Мили!.. Только не тебе, а Вере и Вике. И все, гуляй.
Она вскочила, осторожно и боязливо потрогала золото на тумбочке, отдёрнула руку.
— Нашли… Она жива?
— И просила сказать, чтоб не искали. Я жду, когда уйдёшь.
— Послушайте, Вячеслав… Вы не знаете, как нам приходится… Я работаю одна и содержу семью из шести человек. Вы не знаете!..
