Слуги Темного Властелина - Бэккер Р. Скотт (книга жизни .TXT) 📗
Он принялся крепко выпивать, в основном неразбавленное вино. Попивал он и анпой, когда Ксинем был в особенно хорошем настроении; и юрсу, отвратительное пойло, которое галеоты гонят из гнилой картошки. Покуривал и опиум, и гашиш – впрочем, от первого Ахкеймиону пришлось отказаться после того, как он начал терять грань между галлюцинациями и Снами.
Ахкеймион принялся перечитывать тех немногих классиков, которых захватил с собой Ксинем. Он немало смеялся над третьей и четвертой «Аналитиками» Айенсиса, впервые оценив тонкий юмор знаменитого философа. Хмурился над стихами Протатиса – теперь они представлялись ему чрезмерно вычурными, хотя двадцать лет тому назад Ахкеймиону казалось, будто они говорят на языке его души. Взялся он и за «Саги», уже не в первый раз, почитал несколько часов – и отложил в сторону. Их цветистые неточности бесили его до дрожи в руках и потери сознания, а содержащиеся в них истины заставляли плакать. Похоже, это урок, который ему приходится заново проходить каждые несколько лет: человек, воочию видевший ужасы Армагеддона, не в состоянии читать рассказы о нем.
Порой, когда Ахкеймиону не сиделось на месте до такой степени, что читать уже было невозможно, он отправлялся бродить по лагерю. Иногда он забирался в такие закоулки, где норсирайцы открыто звали его «замарашкой». Один раз пятеро тидонцев прогнали его прочь из их мелкого удела, размахивая ножами и выкрикивая обвинения и оскорбления. А в другие дни Ахкеймион бродил по узким улочкам Момемна, ущельям со стенами из кирпича-сырца. Он выходил то к разным рыночным площадям, то к древнему храмовому комплексу Кмираль, а один раз забрел даже к воротам Дворцового района. Кончались эти прогулки всегда в компании шлюх, хотя потом он никак не мог вспомнить, каким образом их раздобыл. Ахкеймион не запоминал ни лиц, ни имен. Он упивался судорогами стонущих тел, сальностью кожи, скользящей по немытой коже. Потом возвращался домой, полностью опустошенный.
Он очень старался не думать об Эсми.
Обычно Ксинем возвращался к вечеру, и они выкраивали время, чтобы сделать несколько ходов в их вялотекущей партии в бенджуку. Потом сидели у костра маршала, передавали по кругу чашу с терпким напитком, который конрийцы называли «перрапта», – они утверждали, что это якобы очищает нёбо перед едой, но Ахкеймиону казалось, что потом любая пища воняет рыбой. Ужинали тем, что удавалось раздобыть рабам Ксинема. Иногда к ним присоединялись офицеры маршала – обычно Динхаз, Зенкаппа и Ирисс, – и они коротали время в непристойных шуточках и непочтительной болтовне. В другие дни они с Ксинемом сидели вдвоем, и тогда разговор шел о более серьезных и болезненных вещах. А порой, как сегодня, Ахкеймион оставался один.
Вести о прибытии конрийского флота пришли еще до рассвета. Вскоре Ксинем ушел, чтобы подготовить все для прибытия наследного принца. Ксинем был нервен и зол – видимо, не знал, как сообщить Пройасу о Кальмемунисе и судьбе Священного воинства простецов. Когда Ахкеймион предложил отправиться встречать Пройаса вместе с ним, Ксинем уставился на него, словно не поверил своим ушам, потом рявкнул:
– Да он тогда меня вообще повесит!
Однако перед тем, как отправиться на берег, подъехал к костру и пообещал Ахкеймиону, что сообщит Пройасу о его присутствии и о просьбе.
День прошел в страхе и надежде.
Пройас был другом и доверенным лицом Майтанета. Если кто-то и сумеет вытянуть из Святейшего Шрайи нужную информацию, то только он. И почему бы ему не сделать этого? Ведь так много из того, чем он является, из того, что заставляет людей звать его Солнечным Принцем, вложил в него бывший наставник, Друз Ахкеймион.
«Не тревожься, Инрау… Он мне обязан».
Вот и солнце село, а вестей от Ксинема все не было. Ахкеймиона одолели сомнения, и выпитое вино тоже взяло свое. Страх опустошил его невысказанные речи, и Ахкеймион наполнил их гневом и презрением.
«Ведь я его создал! Это я сделал его тем, что он есть! Он не посмеет!»
Он тут же раскаялся в этих резких мыслях и ударился в воспоминания. Он вспомнил, как Пройас мальчишкой выбежал из сумрака ореховой рощи сквозь столбы солнечного света, плача и оберегая сломанную руку. «Лучше бы ты по книгам лазил, дурень! – кричал он ему тогда. – Их ветви никогда не ломаются!» Он вспомнил, как застал Инрау врасплох в скриптории и увидел, что тот от скуки разрисовывает чистый лист пергамента ровными рядами фаллосов. «Что, в прописях упражняешься, а?»
– Мои сыновья… – бормотал он, глядя в костер. – Мои чудные сыновья…
Наконец он услышал, как по темным дорожкам приближаются всадники. Увидел Ксинема, едущего во главе небольшого отряда конрийских рыцарей. Маршал спешился в темноте и вышел на свет, потирая затылок. У него был усталый взгляд человека, которому осталось выполнить последнее трудное дело.
– Он не желает тебя видеть.
– Он, должно быть, очень занят сейчас, – выпалил Ахкеймион, – и устал вдобавок! Как это было глупо с моей стороны! Может быть, завтра…
Ксинем тяжело вздохнул.
– Нет, Акка. Он вообще не желает тебя видеть.
Дойдя до самого центра знаменитой Кампозейской агоры, Ахкеймион остановился у лотка с бронзовой посудой и, не обращая внимания на то, как нахмурился торговец, взял с прилавка большое блюдо, делая вид, что проверяет, хорошо ли оно отполировано. Он вертел его в руках, всматриваясь в искаженное изображение толп, проходящих у него за спиной. И наконец снова увидел этого человека – тот, по всей видимости, торговался с продавцом колбасок. Чисто выбритый. Черные волосы подстрижены кое-как, на рабский манер. Одет в голубую льняную тунику, а поверх нее – полосатый нильнамешский балахон. Ахкеймион заметил, как в тени лотка перешли из рук в руки несколько медных монет. Отражение человека повернулось навстречу солнцу, держа в руке колбаску, засунутую в надрезанную булку. Он обводил скучающим взглядом рыночную толпу, задерживаясь то на том, то на этом. Откусил кусочек, потом поглядел в спину Ахкеймиону.
«Кто ты?»
– Ну чего ты там высматриваешь? – бросил торговец посудой. – Дырку, что ли, в зубе нашел?
– Да нет, вот разглядываю, не оспа ли у меня, – мрачно ответил Ахкеймион. – Боюсь, что все-таки оспа…
Ему не нужно было видеть торговца – он и так знал, какой ужас отразился у того на лице. Тетка, перебиравшая кубки для вина, тут же исчезла в толпе.
Ахкеймион смотрел, как отражение в блюде лениво направилось прочь от лотка с колбасками. Он не думал, что ему грозят какая-то серьезная опасность, однако же, если за тобой следят, пренебрегать этим не годится. Велика вероятность, что этот человек работает на Багряных Шпилей, у которых есть очевидные причины интересоваться им, или даже на императора, который шпионит за всеми просто ради того, чтобы шпионить за всеми. Однако всегда есть шанс, что этот человек принадлежит к коллегии лютимов. Если это Тысяча Храмов убила Инрау, тогда они, по всей вероятности, знают, что он здесь. А если этот человек действительно из лютимов, Ахкеймиону необходимо узнать, много ли ему известно.
Ахкеймион, улыбнувшись, протянул блюдо обратно торговцу – тот съежился, как будто ему подсунули раскаленный уголь. Ахкеймион бросил блюдо обратно на прилавок, уставленный блестящей посудой, заставив прохожих оглянуться на грохот. «Пусть думает, что я торгуюсь».
Однако если ему нужно поговорить с этим человеком лицом к лицу, вопрос не в том как, а в том где. Кампозейская агора – явно не самое подходящее место.
«Наверное, в каком-нибудь переулке».
Ахкеймион увидел стаю птиц, кружащих над огромными куполами храма Ксотеи, силуэт которого вздымался над крышами многоэтажных домов, выходящих на рыночную площадь с севера. К востоку от храма высились огромные строительные леса, от которых тянулась сеть канатов к наклонному обелиску, – то был последний дар императора храмовому комплексу Кмираль. Ахкеймион заметил, что этот несколько меньше, чем обелиски, виднеющиеся в дымке позади него.
