Великий Эллипс - Вольски Пола (читать книги онлайн .txt) 📗
Добро пожаловать в Империю, мрачно подумала она.
Окажись она здесь одна, да еще с яркими воспоминаниями о случившемся в Глоше, она бы испугалась. Но сейчас она шла рядом с грейслендским офицером, чья форма, пусть и замаранная грязью, мгновенно вызывала уважение, которое распространялось и на его спутников. Соотечественники Каслера Сторнзофа лихо отдавали ему честь, Лизелл же досталось несколько любезных кивков. Некоторые из серых солдат, как ей показалось, узнавали прославленного главнокомандующего и хотели сказать ему об этом, но грейслендский военный устав строго запрещал подобную фамильярность. Сам Каслер только один раз воспользовался привилегией офицера первому начать разговор — он спросил дорогу к мэрии.
Когда главнокомандующий выяснил дорогу, они — все трое — зашагали по кривым вонючим улочкам погружающегося в сумерки города. С наступлением темноты исчезли мошки, но им на смену пришли москиты. Тонкий надоедливый писк висел в воздухе. Началось кровавое пиршество. Лизелл тщетно махала руками. Ее бизакская одежда неплохо спасала от надоедливых кровососов, а одним из длинных поясов она закрыла нижнюю часть лица, обеспечив тем самым дополнительную защиту. Но кисти рук прикрыть было нечем, и буквально через несколько минут они покрылись красными точками укусов. Неприятно и сильно раздражает, но не повод для беспокойства. Были, конечно, чудаки-исследователи, которые действительно полагали, что маленькие кровопийцы являются переносчиками смертельных заболеваний, но здравый смысл мешал Лизелл верить в подобные глупости.
Полутемная улица привела их к большой и величественной по местным меркам площади, освещенной по периметру фонарями. Здесь стояли самые высокие здания, которые Лизелл видела за все то время, что они блуждали по Ксо-Ксо, — тяжеловесные конструкции из тускло-коричневого местного кирпича, украшенные нелепыми деревянными колоннами.
В этом месте концентрировались все административные центры последовательно сменяющихся колониальных правительств Северного Ягаро. Здесь находилось здание мэрии, тут же располагались архивы, правительственная резиденция, финансовая контора, офисы различных организаций и дома официальных лиц, прибывших с запада, а также чиновников рангом пониже со своими домочадцами, слугами и домашней живностью… Когда-то над этими зданиями развевалось множество самых разных флагов. Сейчас — только грейслендские.
Лизелл почти не замечала архитектурных красот, ее внимание было приковано к временной платформе, установленной в центре площади. У нее перехватило дыхание, и она прошептала:
— О господи, что это?
Риторический вопрос. На платформе возвышалось устройство, по виду похожее на позорный столб: к вертикальным стойкам прибита широкая горизонтальная доска с отверстиями для головы и кистей рук. Сооружение было рассчитано на четырех наказуемых. Все они были ягарцы: мужчины, почти голые, едва прикрытые набедренными повязками. Все четверо — небольшого роста, тощие, кривоногие, с черными волосами, заплетенными в аккуратные косы, увешанные нитками бус. Лица и тела ягарцев покрывали замысловатые татуировки голубого и зеленого цвета, чередующиеся с симметричными шрамами. Но даже весь этот живописный орнамент не мог скрыть синяков, кровавых рубцов и порезов. Запекшаяся кровь притягивала ненасытных насекомых. Тучи их вились над телами ягарцев, впивались в раны. Гудение москитов было слышно даже на другом конце площади. Очевидно, что стоять полусогнутыми, не имея возможности двигаться — мучительно само по себе, но эти четверо страдали еще и от жажды, от перенесенных недавно побоев и ненасытных кровососов. Но лица четырех наказуемых, освещенные светом фонарей, оставались невозмутимыми. Сомневаться не приходилось: это публичное наказание предназначалось для устрашения непокорных горожан.
Это напоминает картины из прошлого, подумала Лизелл.
Мимо как раз проходил грейслендский патруль. Сторнзоф остановил его и, кивнув на платформу, спросил:
— Что это значит?
Командир патруля — курносый сержант — доложил:
— Приучаем к дисциплине непокорных аборигенов, сэр.
— Кто приказал?
— Полковник Эрментроф, сэр.
— Полковник Эрментроф санкционировал именно эту форму наказания?
— Да, сэр.
— И в этом конкретном случае?
— Особенно в этом, сэр.
— Поясните.
— Сэр, эти четверо, они не из города. Такие шрамы и татуировки бывают только у дикарей из Девяти блаженных племен. Они — старейшины племени Аореоталекси. От этих лесных дикарей одни неприятности. Непокорные. Хитрые. Они совершенно нецивилизованные, сэр, совсем не умеют себя вести. Они больше на обезьян похожи, чем на людей, и хорошая порка — единственный язык, который они понимают.
— В чем они провинились? — спросил Каслер.
— Они нагло вели себя, сэр.
— Уточните.
— Они встретили самого полковника Эрментрофа на улице, преградили ему путь и начали жаловаться на своем лающим языке. Якобы ребята из сорок седьмого отряда роют ямы под туалеты на территории их старого кладбища где-то на краю леса. Эти хотели, чтобы нужники перенесли в другое место, а место своего поклонения они хотели очистить с помощью какого-то ритуала. Будто хорошее удобрение не обогатит жалкие останки их предков! Мы, можно сказать, оказали услугу этим обезьянам, а они и представления не имеют, что такое благодарность. Когда этой четверке приказали убраться с дороги, они даже с места не сдвинулись, а такое неповиновение терпеть нельзя.
— Когда наказание закончится?
— Завтра к вечеру.
— Проследите, чтобы в течение всего времени им регулярно давали воду.
— Сэр, в приказе полковника Эрментрофа ничего не сказано…
— Вы поняли мой приказ, сержант?
— Да, главнокомандующий.
— Можете идти.
Сержант отдал Сторнзофу честь, и патруль удалился. Как только стих звук их шагов, Лизелл повернулась к Каслеру и: спросила:
— Разве вы больше ничего не сделаете?
— Я сделал все, что мог, — Каслер не сводил глаз с прикованных к позорному столбу.
— Но почему вы не приказали отпустить этих несчастных?
— У меня нет полномочий отменять приказы полковника Эрментрофа.
— Повесить надо этого вашего полковника Эрментрофа! Нельзя так обращаться с людьми. Это — варварство. Вы же сами это понимаете.
— Я — солдат, и я должен соблюдать субординацию. Мои личные убеждения не имеют значения.
— Как вы можете так говорить? Солдат — не машина. У него есть ум и сердце. Неужели вы можете смотреть на это сквозь пальцы?
— То, на что я лично мог бы решиться, здесь неуместно. Как офицер Империи я признаю, что у войны свои необходимые меры и реалии.
— Наказание этих ягарских дикарей, чье ужасающее преступление заключается только в том, что они попросили не осквернять могилы их предков, вы называете необходимыми мерами? Вы действительно верите…
— Лизелл, оставь человека в покое, — вмешался в разговор Гирайз.
Она широко раскрыла глаза:
— Но…
— Ты не знаешь, что такое грейслендская военная дисциплина. Мятеж во имя справедливости, к которому ты призываешь, вероятно, закончился бы для Сторнзофа расстрелом.
— Но я никогда…
— В следующий раз, когда ты решишься судить или требовать, возможно, ты перед этим хоть секундочку подумаешь о последствиях, — резюмировал Гирайз.
Лизелл ничего не ответила, но ее лицо пылало.
В неловком молчании они пересекли площадь и подошли к мэрии, где сотрудник регистрационного отдела мог бы поставить им по штампу в паспорт. Грейслендский часовой у входной двери преградил им путь.
— Мэрия уже закрыта, — объявил он. — Приходите завтра в восемь утра.
— Нам нужен кто-нибудь из сотрудников, — сказал Каслер. — Еще не совсем поздно, там должен кто-нибудь быть. Отойдите в сторону.
Часовой вытянулся по стойке смирно.
— На втором этаже еще есть служащие, главнокомандующий, — уважительно ответил часовой, — но я не могу пропустить гражданских, сэр.
Нечестно, уже не в первый раз подумала Лизелл.
