Зелёная кровь - Далин Максим Андреевич (книги хорошего качества .TXT) 📗
Потому что СБ в основном разделила судьбу всех, носивших оружие и пользовавшихся им против себе подобных. И никому не было ни могил, ни памятников, ни надгробных речей - прах отошел к праху, плоть стала землей, и снег укрыл землю своим вечным саваном, одинаковым для умерших растений и умерших людей.
А метель свободно несла свои белые перья вдоль опустевших автострад, и ветер выл и свистел на безлюдных улицах больших городов, как хотел. Людям почему-то казалось, что в поселках и пригородах безопаснее, чем в мегаполисах - может, инстинкт вел их ближе к лесу - уцелевшие, организованные Лигой, устраивались небольшими группами, общающимися по радио и через Всемирную Сеть. Кое-что из человеческой техники странным образом отказало в тот, первый день, еще до дождя - но это отказавшее не принадлежало к средствам связи.
Один из микробиологов Лиги, занимаясь исследованиями той зимой, открыл удивительных существ, питающихся радиоактивными отходами... Впрочем, Бруно изложил на сей счет собственную теорию: это открытие не могло произойти раньше, потому что раньше этих бактерий просто не существовало на свете, как и тех, кто теперь превращал в землю полиэтилен и сложные неорганические соединения, тысячами тонн валяющиеся на свалках всего мира...
Всю долгую зиму уцелевшие ждали, когда кончится эта странная напасть - или иссякнет сосуд гнева неведомых богов. Эксперты Лиги пытались вести статистику парадоксальных смертей. Иногда людям казалось, что карающая десница, наконец, устала - неделю, две, три не отмечалось исчезновений... но внезапно кто-то снова рассыпался мокрым прахом на глазах у уставших и отчаявшихся, бессильных предсказать и не знающих, что делать - и снова приходила давящая тоска ожидания.
Своего конца ждали. Или конца человеческой расы. Ужас был слишком силен, а в выборе этого разящего меча природа проявила какую-то зловещую символичность...
Но в начале апреля даже северянам стало ясно, что зима пришла к повороту. К середине весны тучи рассеялись, и пришло солнце, а вместе с солнцем на севере началось то, что уже волновало южан... продолжение этого затянувшегося на полгода Судного Дня.
Мир зацветал.
Первые ростки появились, едва наметились первые проталины - а потом новый лес рванулся к жизни с такой силой, будто позаимствовал ее у жизней, смешанных с землей. Люди, убившие любовь, люди, изнасиловавшие творчество, люди, растоптавшие разум вместе с верой, теперь, сами мертвые, похоже, воскрешали свое созидающее начало в зеленых стрелах, пробивающих асфальт, в побегах, зелеными венами оплетающих мертвый бетон. Деревья росли на городских улицах, как трава. Мачты освещения и линии электропередач оплели вьюнки и повилика - но ток высокого напряжения проходил в метре от гроздьев белых цветов, таких безмятежных, будто им ничего не грозило. Брошенные дома походили на горы, поросшие кустарником и цветущими травами; мох и папоротники поселились в тени супермаркетов, автомобили насквозь прорастали юные ели, ломая своими острыми вершинками крошащийся проржавевший металл. Но и это были еще цветочки.
Первыми пришли самые любопытные. Полевки осваивали бесхозную канализационную систему - и городским крысам пришлось потесниться, потому что за полевками пришли лисы. Белки так легко обжились в выемках обвитых плющом рекламных щитов, будто не было для них мест роднее. На заросшей кипреем поляне, когда-то бывшей площадью, мощеной брусчаткой, паслись олени - не зная, что под ней, в сотнях метров под землей, лежит в контейнерах из разваливающегося в прах свинца то, что когда-то было неотразимо смертоносным...
И города населялись сущностями сумеречной природы - маленькими хранителями леса. Большие хранители выполнили свою миссию и удалились в свою вечную тень, давая миру еще один шанс...
Тео возвращался домой, когда солнце уже перевалило за полдень.
Лес был ярок и свеж, зелень начала июня еще не успела выцвести и огрубеть, и желтые весенние цветы сияли в молодой траве. Гарик сновал между деревьями, восторженно ахая - он никак не не мог привыкнуть к лесу, разнообразию его запахов, звуков и форм. Он шалел от леса, носился, совался в болотину, раскапывал ямки между корнями деревьев и не переставал восхищаться, приглашая Рамона разделить это восхищение.
А Рамону, пребывавшему в лирическом настроении не хотелось играть. Он неторопливо трусил у ноги Тео, размышляя о Локкере, о близнецах Локкера, с которыми сегодня увиделся впервые, и о странных превратностях жизни. Лосиное Стадо сегодня распалось; Ирис с лосятами пошла на юг, туда, где широкие поляны заросли кипреем, и по берегам реки растет ивняк, а Локкер отправился странствовать на север, к берегу холодного моря, которое последний раз видел в далеком детстве. Лоси попрощались с Тео до осени, пообещали быть у Соленых Скал к первым холодам, они были взволнованы и печальны. Локкер на прощанье наклонился к Рамону и дал понюхать себя в нос, в свой замечательный нос, от которого пахнет теплым чистым зверем и вениками... Рамон тоже был взволнован и печален. Ему было нелегко смириться с лосиной повадкой надолго расставаться - и хотелось прижиматься к ногам своего друга Тео, чтобы почувствовать себя не одиноким.
Тео гладил его по здоровому плечу и думал, как редко теперь звери меняют форму - уже не для людей, а только по нечастой необходимости пообщаться с существом другого вида или из чужой Стаи. Для большинства людей после... гм... Светопредставления... направленные мысли зверя не менее понятны, чем слова - и как-то даже странно, что когда-то все было иначе. В мире Леса все так просто и ясно: друзья и враги, любовь, бои и голод, товарищество и дороги... хочется надеяться, что человеческое общество идет к тому же - чутье и Закон Стаи вместо принуждения и насилия. Мы, homo sapiens, стайные животные, в конце концов...
Шоссе делило надвое целое море высокой травы. От запаха хмеля даже голова кружилась. В траве бродил Дэраш Третий, неподалеку паслись козы. Лилия возилась около этюдника, который раз пытаясь нарисовать коня как следует. Крыша дома Хольвина, поросшая между черепицами седым лишайником, свисающим живописными нитями, возвышалась над зазеленевшей стеной живописно, как на картинке в детской книжке. На стене сидел Роули, который не ушел в лес следом за другими рысями. Если Мэллу и Манефа навещали жилище Хольвина только изредка, то Роули из-за увечья и неуверенности в себе жил тут постоянно.
Увидев возвращающихся, он спрыгнул со стены, подошел, отстранившись от носа Гарика, неохотно дал себя понюхать Рамону, боднул Тео в колено и заурчал, заглядывая в глаза.
"Тео, - обратился мысленно, - меня Каратик обижает. Он мне все уши обслюнявил и за живот укусил. Скажи ему, пусть не кусается, мне обидно".
- Подлиза, - улыбнулся Тео, почесав бакенбарду Роули, обещавшую стать такой же пышной, как у Мэллу. -А ты не кусался, точно?
Вместо ответа рысенок принялся тереться подбородком об рукав Тео. Карат, виляя хвостом выскочил из ворот и полетел к старшим псам поздороваться.
- Карат, - спросил Тео, - вы что с Роули не поделили?
"А что он сразу на забор залезает? - мысленно возмутился щенок, покосившись на рысенка. - Ничего ему и не скажи - сразу на забор и шипит..."
"Хозяин, - Рамон толкнул Тео плечом в бедро, - оставь мелюзгу, сами разберутся".
Тео прислушался к разумному совету, погладил рысенка, трепанул щенка по шее и направился к воротам. Карат затеял игру с Гариком; Роули снова вспрыгнул на стену и пошел по ней, глядя на псов сверху вниз, неодобрительно и по-кошачьи брезгливо.
Во дворе Феликс колол дрова, Баська и Тай наблюдали за ним, а Сапфир мешал Жасмин работать на ноутбуке, подталкивая под локоть носом. Ноутбук стоял на табурете, а Жасмин сидела на траве, в розовом в горошек сарафане, с встревоженным лицом, внимательно изучая что-то на мониторе. Вокруг бродили куры; цыплята рылись в песке у самых собачьих лап. По мощеной дорожке шустренько пробежала пара трясогузок.
