Наследство (СИ) - Измайлова Кира Алиевна (версия книг txt) 📗
– Я свыклась с этим, Генри. У меня был год на это. И еще четыреста с лишком лет.
– Тони… – какие у нее хрупкие косточки, какая она сама… тонкая, но будто стальная! – Я же не знал! Я бы не стал!..
– А разве я виню тебя? – спросила она, не отстраняясь. – Откуда ты мог знать…
…– И как прикажешь вам стелить? – спросила мать, поглядывая искоса. – Вместе или отдельно?
– Вместе, – сказал Генри спокойно. – Только мне – на полу. Не смотри так, велено быть при ней неотлучно, а как иначе?
Эрик хмыкнул в кулак, получил подзатыльник от матери и умолк.
– Я сам разберусь, – сказал Генри устало. – Ты там положила, что надо? Ну так я постелю, да и она не безрукая. Спокойной ночи.
Семейство проводило его недоуменным молчанием. Они непременно перемоют ему косточки, стоит только закрыться двери, но пока… Пока можно пойти наверх, бросить тюфяк в ногах кровати Марии-Антонии – вот уж точно, верный пёс! – и уснуть, наконец…
–Ты со мной или… – встретила его принцесса. Матушка обрядила ее в ночную рубашку с рюшками, из своего приданого, видимо, слишком уж старомодный крой – нелепее не придумать, но Мария-Антония и в этом тряпье была хороша так, что дух захватывало. – Генри?
– Я на полу, – сказал он сквозь зубы. – Ничего личного, семейные традиции!
И уснул тут же, давала о себе знать многодневная усталость, а тут, в родном доме, под защитой… расслабился, чтоб ему провалиться!
– Тони? – Генри проснулся с рассветом, сел на полу. – Тони?..
Он уже чувствовал – можно было даже не заглядывать на кровать: Мария-Антония спит непробудным сном. Генри сам затруднился бы сказать, как отличает его от любого другого, но – отличал. Это снова был волшебный сон, и…
Бусины, вспомнил вдруг он. Они появились после визита к шаману, и пропадали… да, пропадали именно тогда, когда принцессе грозило заснуть навсегда! И последняя исчезла в Монто-Лее, он же сам видел, и ремешок порвался!
Значит, все. Значит, колдовство шамана не работает больше, и девушка будет спать вечно, и ферма зарастет черными шипастыми ветвями…
Генри встряхнул головой. Да, это так! Но ее же можно пробудить! Можно, пусть даже вернется та, сказочная принцесса, из нее можно выколотить настоящую Марию-Антонию!.. Она просила не делать этого, никогда не делать, но… Что за блажь? Заклятие? Такое старое – оно давно дало сбой, стоит лишь вспомнить эти черные ветви! И черт бы с ними, главное…
Генри, склонившись над девушкой, коснулся губами ее губ. Не просто притронулся, как прежде, изображая поцелуй влюбленного принца, по-настоящему коснулся, каждой клеточкой своей ощущая это прикосновение и не желая прерывать его… лишь бы только ответила зачарованная принцесса, лишь бы это было не зря!..
Серо-голубые глаза распахнулись, и это был взгляд Марии-Антонии, именно ее, не подделки, не подменыша.
– Генри… – горестно выдохнула она, и яркий лед подернулся талой водой, будто она сразу поняла, в чем дело, но почему-то не обрадовалась этому. – Ну зачем же ты это сделал, Генри? Теперь ты…
Он не дал ей договорить, просто закрыл рот очередным поцелуем – и плевать, что она принцесса, а он простолюдин, так уж вышло! Монтроз готов был остановиться по первому ее знаку, но Мария-Антония не противилась, наоборот, тянулась к нему, и всё было именно так, как он представлял… Принцесса – не девица, опытная женщина, давно не знавшая мужчины, – знала, что делала, он тоже знал, и добротная родительская кровать, сосланная за невыносимый скрип в гостевую комнату, треснула, чтобы ее черти взяли!..
– Я не пойду вниз, – сказал Генри, не отрывая головы от подушки.
– Пойдешь.
– Ни за что. Мы весь дом перебудили.
– И что с того? – Мария-Антония села, приглаживая растрепавшиеся волосы. – Здесь встают с рассветом, я уже поняла. Четвертью часа раньше, четвертью часа позже…
– Ты не знаешь мою матушку, – пробормотал Генри, хотя на самом деле вовсе не опасался Адели.
Просто не хотелось выбираться из постели и выпускать из рук принцессу – обманчиво хрупкую, но несгибаемо твердую. Хотелось снова и снова касаться ее и думать еще – руки ведь все в мозолях, ей ведь это неприятно! – и дышать ее запахом, запахом прерии и еще чего-то, чего он не чувствовал раньше… Безумие какое-то, мало ли он знал женщин, самых разных? А вот поди ж ты, будто приворожила!.. И не думается о грядущем дне, потому что тогда становится слишком больно, аж дыхание перехватывает, давит на грудь, он ведь знает, очень хорошо знает, во что выливается такое вот… госпожа и телохранитель, известный сюжет, что уж теперь. Только…
– Перестань, Генри Монтроз, – сказала принцесса, провела ладонью по его спине, так что мурашки побежали.
– О чем ты?
– О том, что нет смысла казниться. Ты взрослый мужчина, я взрослая женщина, так и что же теперь?
– Тебе есть двадцать один? – серьезно спросил он, повернув голову.
– Еще нет. Если не считать тех четырехсот с лишком лет, конечно, – так же серьезно ответила девушка. – Почему ты спрашиваешь?
– Так по нашим законам совершеннолетие наступает в двадцать один, – Генри сдавленно фыркнул и снова уткнулся лицом в подушку. – Меня так и посадить могут, если ты заявишь…
– Я не стану заявлять, – принцесса была сама серьезность. – Разве я противилась?
– А неважно. Несовершеннолетняя, вот и всё. – Генри прятал за дурацкими репликами обеспокоенность и… да что греха таить, и боль тоже.
Кто бы сказал еще вчера, что может быть еще больнее, Монтроз высмеял бы его. Но одно дело – тосковать по недосягаемому, не изведав его, а совсем другое – коснуться и тут же потерять. Навсегда потерять – это он знал прекрасно. Потому что… Потому что эта девушка – не про его честь, и то, что сейчас… сегодня…
Случайность.
– Генри Монтроз, – произнесла Мария-Антония холодно и довольно сердито. – Я вполне могу решить, что ты хам и мерзавец, если ты немедленно не повернешься ко мне лицом.
– Чего?.. – вскинулся он, натолкнулся на льдистый взгляд и невольно вжался спиной в подушки.
– Ты струсил? – прямо спросила принцесса, не отводя глаз. – Или прикажешь мне считать тебя таким же, как прочие мужчины? Ты получил, что хотел, а теперь не чаешь сбежать поскорее?
Он думал, что больнее быть не может? Могло, и еще как. И, наверно, Мария-Антония хорошо умела читать по глазам, потому что она больше ничего не стала говорить, просто наклонилась к нему, и…
«Зачем я сказал, что нашел ее? – промелькнуло в голове у Генри. – Зачем? Спешил похвастаться? Я не знал тогда ее, совсем не знал, но почему не перестраховался? Если бы никто не знал о ней, тогда можно было бы…»
Нельзя, прекрасно понимал он. Нельзя спрятать синюю птицу в стайке пестрых кур. А она… что он может ей предложить? Да ничего. Себя самого, разве что, – приобретение сомнительной ценности! – ну, часть фермы, Генри ведь тоже причитается, ее покупали и на те деньги, что достались матери от его отца… Вот и всё. Много ли это для урожденной принцессы, для вдовы герцога?
– Жалеешь? – тихо спросила Мария-Антония.
– Нет. – Генри обхватил ее обеими руками. Жалеть? Разве только о том, что это была случайность, что никогда больше… Просто – никогда. Подержать в руках синюю птицу счастья мало кому доводится, и еще меньше удержали ее надолго. Только коснуться – уже удача! – А ты?
– Я никогда ни о чем не жалею, – помедлив, сказала она. – И еще, Генри…
– А?
– Шаман сказал, что ты однажды ты попытаешься разбудить меня окончательно. И это тебе удастся, – тихо проговорила принцесса.
– Ты думаешь, удалось? – вскинулся он.
– Да, я так думаю, – ответила девушка. – Я чувствую, что проснулась совсем… или мне так только кажется. Но он сказал еще…
– Договаривай, – велел Генри, понимая, что ничего доброго шаман ему напророчить не мог.
– Он сказал, что ты погибнешь, если сделаешь это.
Повисла пауза.
– Ты поэтому запретила мне даже пытаться будить тебя? – спросил Монтроз, вглядываясь в серо-голубые глаза.
