Двенадцатая дочь - Миронов Арсений Станиславович (первая книга TXT) 📗
— Глупец замолчи прекрати называть мое имя ибо услышать нас возможет некий чужак зови меня «щукой» как велено.
Еще мгновение — и ответ:
— Трус ты гугней я всегда говорил это. Я не выдержал — улыбнулся:
— Это же… ха-ха. Если я правильно понял, это куруядовы ассистенты переругиваются в эфире. Неужели наш милый Мяу… нащупал их волну?
— Редкая удача! — восторженно прошептала Феклуша, вся подбираясь на лавке, как пантера перед прыжком — О чудесный подарок судьбы! Я немедленно сообщу хозяину… Теперь мы сможем перехватывать все переговоры противника! Никто, слышите — никто не должен прикасаться к этому мальчику!
Она вскочила с лавки — тряхнула смоляными волосами:
— Он присосался к сновидениям вражеского связного! Замолчите все! И не двигайтесь! Не вздумайте случайно разбудить юного камарадо
— Щука кличет упрямого стерха, — снова заговорил Мяу. — Щука кличет стерха отвечай мне стерх.
Сказав сие, финский паренек почесался во сне, шумно вздохнул… Наконец, выдал ответ «стерха»:
— Что тебе трусливый гугней оставь меня еще много времени до начала наших забав.
Я удовлетворенно кивнул: «щука» — это младший жрец Гугней, ответственный за северную группу магов-учеников. В задачи его подопечных входит, насколько я помню, уничтожение повозок, на которых с севера приедет Метанка с телохранителями. А собеседник Гугнея — командир южной группы «комсомольцев», младший жрец Азвяк. Он же — «стерх».
— Ты упорствуешь стерх глупо упорствуешь называя меня по имени посему я вынужден донести наезднику о твоем самоволии ты упорный осел!
Бедный Мяу ухитрился выпалить эту фразу на одном дыхании — и с видимым наслаждением замолк. Потом снова почесался и слабо улыбнулся во сне. Видимо, в эфире наступила временное затишье — опоенный спящий мальчик мог немного отдохнуть.
— Любопытный диалог, — сказал я. — Интересно, кто такой «наездник»…
— Я думаю, это Куруяд! — быстро сказал Неро. — Или первый помощник его — Браздогон, — откликнулась Феклуша. — Скоро узнаем… Скорее всего через несколько минут у них будет новый сеанс связи.
Отлично. А мы пока продолжим перекличку — я снова повернул лицо к волшебным блюдцам на стене:
— Кто у нас следующий? Почему эти два блюдца совершенно черные?
— Это полозы, о грандиозный коррехидор, — услужливо подсказала вила Фекла. — Они лежат в земле… Поэтому пока нет изображения.
Ясно. Взгляд мой скользнул правее — следующая пара магических тарелочек слабо лучится голубовато-зеленым светом: какие-то светлые пятна видны сквозь колеблющееся кружево водорослей. Прицепившись к зомбированной русалке, длинные обнаженные тела вяло побалтывают ногами в глубине — это Стыря и Шнапс, наши водяные. Дальше по порядку — я удивился — сразу четыре экранчика с совершенно одинаковым изображением. Что-то желто-коричневое, с резкими трепещущими тенями… Постойте. Ведь это интерьер моей землянки! А черный человек с белым лицом — это же я сам…
— Вот блюдечко — мое блюдечко, о колоссальный коррехидор! — Феклуша коснулась пальчиком одного из одинаковых экранов. — А здесь, в колбе, — моя кровь… видишь, какой благородный цвет… Это цвет революционной страсти, цвет ненависти к подлому Чуриле!
Понятно, кивнул я. Четыре монитора отслеживают Феклушу, Неро, Травеня и Усмеха. А следующая тарелка — снова древесные ветки и что-то темное, похоже на огромное птичье гнездо… Так и есть: укрытие нашего слепого акустика, одного из Славкиных приятелей. Наконец, последние два экранчика отображали местоположение так называемых «рубцов» — самых страшных оперантов в нашей бригаде. Вот они, полуголые и озверевшие, бьются и скачут, опутанные до срока заговоренными цепями, и десять Данькиных разбойников едва сдерживают доморощенных берсерков, опоенных мухоморами и уже рвущихся в бой — не важно с кем, главное, насмерть… Глядя на потные блестящие тела атлетов-наркоманов, на эти вздувшиеся жилы, на хлопья пены в бороде старшего рубца Жупелки, бригадира Славкиных «боевых жаб», я поморщился. Все-таки есть что-то отталкивающее в Стенькиных магических технологиях. Что-то чужое, неправильное…
Внезапно заговорил Язвень:
— Слухач кличет свою няньку слышу весла сверху по речице.
Ну вот, незаметно вздрогнул я, Феклуша за спиной порывисто вздохнула, нервный Неро поджал ноги под лавку, кашлянул дважды и хрипло спросил:
— Начинается, высокий князь?
Кажется, начинается. Через пять минут напряженного ожидания на голубых экранах Стыри и Шнапс возникли черные мутные тени — как тучи по небу, по верху воды двигались темные днища двух ладей. Ага, а если посмотреть на тарелки птицебоев, уже можно видеть светло-серые, мягко раздутые паруса. Ну вот, прибыла первая группа телохранителей Метанки. Если не изменяет память, это десяток Погорельца и десяток Оботура. Сейчас господа дружинники будут готовить местность — прочесывать оба берега перед началом торжественного мероприятия с участием высокородной девицы Метанки Катомовны.
Переводя взгляд с одного монитора на другой, я с любопытством следил за четкими, отработанными действиями Катоминых людей. Черная ладья с желтым стожарским солнышком на парусе пристала к северному берегу — на зеленый шелк под трепетные ивы сошла дюжина крепких молодых людей в железных рубахах и одинаковых шлемах. Неторопливо разошлись в цепь и двинулись вверх по склону холма, изредка перекликаясь, пиная сапогами пеньки, тыкая копьями кочки: так, на всякий случай проверить.
Вторая ладья — серовато-зеленая, со светлым, почти белым парусом без рисунков — клюнула острым носом кусты у южного берега. По дощатому мостику один за другим соскочили десять дружинников в темноватых, не слишком новеньких доспехах.
— Узнаю добрых молодцев! — добродушно прогудел Гай. — Знакомые рожи. Это, детки мои, знаменитый десяток Погорельца. Вы еще в штаны писали, а они уже родную землю от ворогов боронили!
Десяток Погорельца, хмыкнул я. Едва ли не самые старые воины в Катомином гарнизоне: каждому не меньше пятидесяти. Опытные, но не слишком расторопные; вот и привлекают их теперь в основном для ленивых и мирных трудов — для охраны и конвоирования… И сегодня дружинники Погорельца явно не рассчитывали на то, что придется участвовать в настоящих боевых действиях. Честно говоря, кольчужные бородачи работали лениво. Наскоро прочесали сосновый лес (кое-кто даже поглядывал вверх, на верхушки деревьев, но дивов никто не заметил).
Минут через десять старички повернули обратно к ладье. Тоже мне профессионалы! Могли бы хоть пару псов-ищеек прихватить с собой: собакам несложно учуять экзотический и страшный запах дивов, бродивших здесь совсем недавно, а заодно и ящики с насекомыми в земле… Хотя… мне помнится, Куруядовы «комсомольцы» разбрасывали какую-то темную пыль по траве — может быть, это и были зелья, отбивающие собачье чутье? Мы ведь додумались намазать наших полозов волшебной мазью с запахом стылой земли — думаю, противник тоже горазд на подобные хитрости.
Вслед за охранниками с первой ладьи на северный берег спустились рабочие — забегали полуголые парнишки, выгружая на траву доски, какие-то тюки, похожие на свернутые шатры, веревки и бочки, корзины с едой, даже вязанки свежих цветов… Назревает трогательный пикник, сказал бы Бисер. Когда дружинники обоих десятков вернулись к своим ладьям, на ожившем берегу уже выросли дощатые помосты, щедро украшенные цветами и лентами, задымились первые робкие костерки… К солнцу поднялись сморщенные рожицы идольцев, наспех вкопанных у воды и увешанных побрякушками, точно новогодние елки.
— Не заметили… — прошептал Неро, не отрывая взгляд от экранчиков, на которых уже видно, как дружинники забираются обратно на корабли. — Они вообще ничего не заметили, высокий князь! Я видел, как один из них ходил и стучал по пням… Там, в пнях, спят чудовища… но славяне не смогли их обнаружить! Как это возможно?! Опытные, искусные воины…
Я промолчал. За меня ответила Феклуша:
— Не забывайте, мой драгоценный напарник, что Катомины дружинники вовсе не ожидают подвоха. Никто из славян не нападает на девичьи праздники… Это страшное преступление. Охранникам и в голову не придет, что кто-то коварный может затаиться в колодах…
