Странники между мирами - Ленский Владимир (книги .TXT) 📗
Эмери высунулся из окошка, окликнул возницу:
— Кустер! Останови.
Кустер сказал:
— Лошадь только разгорелась, с чего бы останавливаться?
— Останови! — повторил Эмери.
— Ну ладно, — проворчал Кустер и натянул поводья.
Эмери достал из сундучка бумагу и перо, вышел на обочину дороги, уселся и начал писать. Кустер, не сходя с козел, наблюдал за ним, позевывал, почесывался. Потом заговорил:
— Странные буквы.
— Это ноты, — не поднимая головы, ответил Эмери.
— А, — сказал Кустер.
И замолчал. Несколько минут Эмери писал в тишине, и ничто не мешало музыке свободно звучать в его мыслях, но затем Кустер спросил:
— Стало быть, вы на чужом языке пишете?
— Нет, — сказал Эмери.
— А, — опять молвил Кустер. И опять замолчал.
Эмери быстро водил пером по бумаге. Нотный почерк его был довольно труден для переписчика: торопясь поспеть за своими идеями, он помечал длительность и высоту звуков небрежными росчерками; исписанный им лист выглядел изящно и таинственно даже для людей, знающих нотную грамоту. Кустер же был просто очарован. Он свесился с козел и наблюдал за господином, приоткрыв рот.
Эмери наконец поднял на него глаза.
— Что тебе? — осведомился молодой человек с легкой досадой.
— Странные буквы, говорю, — повторил Кустер. — Если не для чужого языка, то для чего?
— Это музыка. Смотри. — Эмери провел пером по первой строке и пропел несколько тактов. — Здесь указано, как должна звучать флейта.
— Ух ты, — сказал Кустер и уважительно глянул на Эмери. — Это вы откуда все знаете? Ну, как она должна звучать?
— Придумал, — сказал Эмери.
— А если, положим, изобразить музыкой лошадь? — спросил Кустер. — Наверное, барабан потребуется?
— Лошадь можно изобразить и фиделем, — сказал Эмери. — Как она постукивает копытами, как тянется мордой, как ржет или, к примеру, сгоняет насекомых... Все это есть в музыке, нужно только услышать.
— Вот бы вы такое услышали, а потом бы кто-нибудь сыграл на фиделе, — сказал Кустер мечтательно.
— Да тебе-то зачем? — поинтересовался Эмери. — Ты каждый день видишь какую-нибудь лошадь. Без всякого фиделя. Все ее звуки и телодвижения.
— Мне это надо для осмысления, — заявил Кустер. — Если музыка существует, значит, надо. Положим, музыка, чтобы плясать. Ну, с женщинами. Это надо. Или музыка, чтобы петь в пивной. А есть еще господская музыка — для осмысления. Мне всей господской музыки не надо, — тут он приложил руку к сердцу, — только ту, где о лошадях. Я раз слышал, «Скачки на Изиохонских равнинах», очень красиво. Может, и вы слышали?
Неожиданно Кустер покраснел, так что белые брови резко проступили на лице.
— Может, вы и сочинили?
— Нет, — ответил Эмери. — «Скачки на Изиохонских равнинах» — классическое произведение для духовых и арфы. Это не я сочинил. Два поколения назад был такой музыкант Гэллер. Он был из королевской семьи. А где ты слышал «Скачки»?
В столице, — ответил Кустер. — У одной дамы за лошадьми ходил. У нее в доме давали концерт, а я под окнами подслушивал. Меня потом из-за этого и выгнали. Вернули хозяину...
Кустер на миг пригорюнился, но долго унывать не стал.
Эмери сложил тетрадь.
— Едем дальше.
Он устроился в экипаже поудобнее, закутался в легкое одеяло и задремал. А лошадка все бежала по дороге, и лохматое солнце бежало вслед за ней, а невидимые лучи обеих лун тянулись над землей Королевства, пронзая и напитывая воздух над ним; мир вокруг Эмери был полон музыки, света, ожидания любви. С каждым часом он приближался к стройному лесу у границ Королевства — освободитель юной девушки, попавшей в чьи-то жестокие руки. Эмери любил Фейнне бескорыстно; он не лукавил, когда говорил об этом с ее отцом: если бы Фейнне отдала своё сердце одному из братьев, Эмери был бы счастлив оказаться ее избранником. Но коль скоро этого не произошло — он готов был служить ей без всякой надежды получить ее руку. Такая девушка, как Фейнне, вполне заслуживает дружеской преданности.
Жизнь Эмери была насыщенной и благородной. Погруженный в эти ощущения, как в перину, он заснул.
Ночь застала путников посреди поля, как и предполагалось. Кустер стреножил лошадь и отпустил ее пастись. Сам он устроился спать под экипажем, а Эмери, поужинав, опять заснул прямо в экипаже.
Ночью шел небольшой дождик, но рассветные облака были окрашены розовым, и день опять наступил солнечный и чудесный.
Ни Эмери, ни Кустер не тяготились молчанием: оба любили одиночество и привыкли к этому состоянию. И потому каждый размышлял о своем, не мешая другому. Кустер все больше нравился Эмери, и молодой дворянин не уставал поздравлять себя с приобретением. После того как лошадник был приведен к покорности — пусть и несколько суровыми мерами, — из него вышел почти идеальный слуга.
В середине следующего дня начала ощущаться близость города. Деревни сменились небольшими городками. На реке стояли каменные мельницы — сюда свозили зерно со всей округи. Путники миновали несколько дозорных башен. Толстых крепостных стен теперь не осталось, высились только эти башни, сложенные из крупного необработанного булыжника. Они выглядели скорее как украшение местности, как интересная деталь пейзажа, нежели как оборонительное сооружение. Впечатление декоративности усиливалось тем, что под стенами башен росли чудесные розовые кусты.
По представлениям Эмери, скоро должна была показаться Гариада, первый город после Мизены, если ехать по дороге прямо на север. И точно, сразу за следующим поворотом вынырнул город — с широченными распахнутыми настежь воротами, низкими приземистыми стенами и множеством рассыпанных по улицам невысоких домов. Выше трех этажей здесь не строили, а улицы, особенно центральные, были гораздо шире, чем в столице.
Со всех сторон к воротам города тянулись люди, и все — с лошадьми: одни верхом, с лошадкой в поводу, другие — погоняли целые табуны. Мимо экипажа, двигающегося теперь шагом, прошел человек, за которым следовали три жеребенка.
Странное предчувствие появилось у Эмери. Что за лошадиное половодье в Гариаде — ничем не примечательном городке на пути в герцогство Вейенто? Выглянув в окошко, юноша окликнул человека с жеребятами:
— Любезный, куда вы направляетесь?
Человек повернул голову в сторону вопрошающего.
— То есть как это — куда? А сами-то вы куда едете?
— В город.
— Так что спрашивать? Вы ведь купить едете, не так ли?
На всякий случай Эмери сказал:
— Ну да.
— А я — продать! На ярмарке встретимся, ежели вам потребны хорошие жеребята.
Эмери откинулся на подушки внутри экипажа. Интересная мысль появилась у него. Эта мысль то подскакивала и стукалась о лоб, точно норовила прорасти маленькими тупыми рожками, то вдруг растекалась обжигающе, как пролитый суп.
Затем Эмери вновь открыл оконце.
— Кустер! — позвал он.
Слуга не шевельнулся, только чуть вжал голову в плечи.
— Кустер, куда мы приехали?
— Ну, это Даркона, — нехотя сказал Кустер. — А что?
— Ты не по северной дороге поехал! — вскрикнул Эмери.
— Так какая разница... Ну, уклонились малость на восток, зато здесь лошадиная ярмарка! Раз в году бывает... А что?
Эмери безмолвно прикусил губу. А Кустер, обрадованный молчанием господина, продолжал:
— Потеряли-то всего дня три, не больше! Зато такое увидим... Не пожалеете! Что там — «Скачки на Изиохонской равнине»! Со всего Королевства лошади, каких только нет... Может, и вы захотите лошадку купить. Вон те жеребята — они впрямь недурны. А сколько всего ещё будет!
— В контракте найма есть пункт о возмещении ущерба в случае твоей смерти, — сказал Эмери.
Но и это не произвело на Кустера ни малейшего впечатления. Он только рукой махнул:
— Не побрезгуете — так хоть убейте потом, а в Дарконе я побываю. Ни разу ведь не доводилось, сколько ни просил, сколько ни умолял — хозяин мой ни в какую не отпускал! И с нанимателями никогда так не совпадало чтобы в здешних краях оказаться. Вот с вами, мой господин, впервые сюда забрел.
