Маленький, большой - Краули (Кроули) Джон (читать хорошую книгу txt) 📗

О чем это он? От горя свихнулся? Значит, потерять Сильвию — это так страшно? Еще неделю назад Оберон ни о чем подобном не думал. С внезапной дрожью он вспомнил, как двоюродная бабушка Клауд в последний раз гадала ему по картам и предсказала смуглую девушку, которая полюбит его не за его достоинства и оставит не по его вине. Он отмел это предсказание, поскольку как раз учился отметать от себя все пророчества и тайны Эджвуда. Сейчас он вновь с ужасом постарался его забыть.

— Ладно, теперь тебе понятно, — заключил Джордж. Он вынул из кармана крохотный блокнотик на спиральке и заглянул в него. — В эту неделю твоя очередь доить. Правильно?

— Правильно.

— Правильно. — Джордж убрал блокнотик. — Послушай. Хочешь совет?

Совета Оберон хотел не больше, чем предсказания. Он стоял, ожидая, что скажет Джордж. Тот посмотрел ему в лицо, потом обвел глазами помещение.

— Наведи в комнате порядок. — Джордж подмигнул. — Она любит, чтобы было уютно. Понял? Уютно, — На Джорджа едва не напал новый приступ смеха, но заглох у него в горле. Он вынул из одного кармана пригоршню бижутерии, а из другого — мелких денег и отдал Оберону. — И следи за собой. Она думает, что мы, белые люди, так или иначе немного грязнули. — Он направился к двери. — Имеющий уши да услышит.

Усмехнувшись, Джордж вышел. Стоя с бижутерией в одной руке и кучкой мелочи в другой, Оберон услышал, как Сильвия и Джордж столкнулись в холле и приветствовали друг друга градом острот и поцелуев.

Глава четвертая

Ариэл Хоксквилл, величайший маг нынешней мировой эпохи (и ровня, как она без ложной скромности думала, великим магам так называемого прошлого, с которыми ей время от времени случалось беседовать), не имела хрустального шара; обычную астрологию она считала обманом, хотя пользовалась старой небесной картой; к заклинаниям и геомантии относилась свысока и прибегала к ним только в крайних случаях, спящих мертвецов не будила и тайн их не допытывала. Ее Великое Искусство — и в другом она не нуждалась — было высочайшим из всех; ему не требовалось расхожих инструментов: Книги, Волшебной Палочки, Слова. Практиковала она его (как в тот дождливый зимний день, когда Оберон явился на Ветхозаветную Ферму) у очага, за чаем с тостами, водрузив ноги на скамеечку. Помимо нутра ее черепа, необходимы были только сосредоточенность и приятие невозможности — святые назвали бы его изумительным, а шахматные мастера — труднодостижимым.

Искусство Памяти, в описании старинных авторов, является методом, при помощи которого можно чрезвычайно, до неправдоподобных размеров, увеличить Природную Память, с которой мы появляемся на свет. Мудрецы древности полагали, что лучше всего запоминаются живые картинки, расположенные в строгой последовательности. Соответственно, чтобы сконструировать чрезвычайно устойчивую Искусственную Память, необходимо прежде всего (Квинтиллиан и другие ученые согласны в этом пункте, хотя расходятся в других) выбрать Место: например, храм, или улицу с лавками и дверьми, или внутренность дома, то есть любое четко организованное пространство. Выбранное Место старательно запоминается, так что человек может мысленно путешествовать по нему в любом направлении. Следующий шаг — создать живые символы или картинки для вещей, которые требуется запомнить; чем они ярче, чем больше поражают воображение, тем лучше — говорят знатоки. Для идеи Святотатства, скажем, подойдет оскверненная монахиня, для Революции — бомбист, закутанный в плащ. Эти символы располагают затем в различных уголках Места: в дверях, нишах, двориках, окнах, чуланах и так далее. Остается мысленно обойти Место (в любом порядке) и в каждом уголке взять Вещь, обозначающую Понятие, которое нужно запомнить. Чем больше понятий хочешь запомнить, тем большим, разумеется, должно быть вместилище памяти. Обычно реальные пространства в таких случаях уже не подходят, они слишком просты и неудобны; используется выдуманное, сколь угодно обширное и разнообразное. Освоившись, человек по желанию может пристроить к нему флигели, привести архитектурные стили в соответствие тем предметам, которые хранятся внутри. Систему можно модифицировать: обозначать сложными символами не Понятия, а слова и даже буквы. К примеру, извлеченные из соответствующих ячеек ножовка, жернов и крючок тотчас помогут вспомнить слово Бог. Процесс этот невероятно сложен и утомителен, и с изобретением картотеки к нему прибегают крайне редко.

Однако те, кто продолжал пользоваться этим старинным искусством, чем дольше жили в своих воображаемых домах, тем больше находили в них странностей, а современные его любители (вернее, любительница, поскольку в достаточной мере им овладела она одна и ни с кем своим мастерством не делилась) усовершенствовали и даже еще более усложнили индивидуальную систему смыслов.

Обнаружилось, к примеру, что символические фигуры с выразительным обликом претерпевают, стоя в своих нишах и ожидая следующего вызова, легкие изменения. Так, оскверненная монахиня, которая символизировала Святотатство, могла при новой встрече явить в лице оттенок порочности, разорванная насильником одежда казалась как-то намеренно распахнутой, и весь образ напоминал уже не о Святотатстве, а о Лицемерии — по крайней мере, заимствовал некоторые черты последнего. Происходило превращение памяти, причем превращение поучительное. Итак: по мере роста дома памяти в нем образуются связи и возникают перспективы, не предусмотренные его строителем. Если он без необходимости возводит новый флигель, тот так или иначе должен присоседиться к первоначальному строению, и вот дверь, которая прежде вела в заросший травой сад, внезапно распахивается под напором сквозняка, и перед озадаченным владельцем предстает, так сказать, с изнанки обширная новая галерея, которую он только что густо уставил воспоминаниями. Фасад ее смотрит не в ту сторону — что также поучительно; и, кроме того, она может вести прямиком в ледник, куда владелец вынес в свое время далекую зиму и раз навсегда о ней забыл.

Да, забыл. Еще одна странность дома памяти: как в любом другом доме, строитель и жилец может терять в нем веши. Вы были уверены, что моток бечевки хранится либо в ящике стола, с марками и скотчем, либо в холле, в чулане с молотком и проволокой, но ни там, ни там вы его не находите. Когда имеешь дело с обычной или Природной Памятью, такие вещи могут просто исчезнуть; вы не вспомните даже, что забыли о них. Преимущество дома памяти состоит в том, что вы знаете: где-то они у вас хранятся.

Так и Ариэл Хоксквилл рылась на одном из самых древних чердаков своего дома памяти в поисках каких-то оставленных там — как ей было известно — воспоминаний.

Она перечитывала ars memorativa [20] Джордано Бруно, именуемую De umbris idearum [21] — обширнейший трактат, где идет речь о символах и знаках, которые используются в высших формах этого искусства. В томе (первого издания) имелись заметки на полях, сделанные аккуратным почерком, которые иногда разъясняли, но чаще ставили в тупик. На странице, где Бруно рассуждает о классах символов, которые могут применяться для различных целей, комментатор написал: «Как в картах возвращения Р. К. имеются Лица, Места, Предметы и т. д., каковые эмблемы или карты служат для памяти или предсказания судьбы, а также для нахождения малых миров». «Р. К.» здесь может означать как римско-католическую церковь, так и — почему бы и нет? — розенкрейцеров. Однако в первую очередь будили отдаленные отголоски в памяти «Лица, Места, Предметы», и звучали эти отголоски там (подумала Хоксквилл), где в незапамятные времена она поместила свое далекое детство.