Золотой холм - Крушина Светлана Викторовна (книги регистрация онлайн txt) 📗
Чем же помочь Элейне? Если бы хоть знать, в какую сторону направился Арьель. Но он, конечно, не сказал, куда идет. Потому что и сам не знал. Ему-то было совершенно безразлично, куда идти, лишь бы на месте не сидеть.
Марика могла бы попробовать поискать его с помощью магического зеркала. Но если картинка покажет дорогу или изгородь, что это даст? Разговаривать через зеркало было, увы, нельзя. Марике не достало бы силы на такое сложное заклинание, да и Арьель не знал бы, как ей ответить. Он слишком многого не умел.
И все-таки что-то нужно делать. Нэль не отступится от девушки, не в его это характере. И если, в самом деле, она его последняя надежда… Наверное, он попал в серьезную переделку, из которой не надеется выбраться самостоятельно.
Больная голова Марики, охваченная жаром, разболелась от напряженных размышлений. Мысли совершенно спутались. Нужно было отдохнуть. Марика с трудом поднялась, чтобы приготовить себе лечебный отвар. Неудержимо клонило в сон. Выпив лекарство, она забралась в постель и укрылась одеялами. Хотелось надеяться, что после сна ей станет лучше, и она сумеет что-нибудь придумать.
Черную книгу Терций хранил в своем кабинете, в личной библиотеке, среди других томов. Это было безопасно, поскольку никто, кроме него, не имел сюда доступа. В храмовую библиотеку он относить ее не спешил. Братьям она была ни к чему, а Терция весьма интересовало ее содержание.
Вечерами он корпел над ней, но дело продвигалось туго. Он разбирал язык магов, хотя и не имел дара магии, но его знаний было явно недостаточно. Отдельные слова и даже абзацы оставались непонятыми, и из-за этого терялся общий смысл. Знание магов не давалось непосвященным. Особенно — высокое знание.
Терций часто вспоминал о молодом маге, который сумел проникнуть в тайны черной книги. Лионель покинул храм в Самайн и, вероятно, погиб. Да, Терций был уверен, что юноша погиб, иначе он непременно вернулся бы за книгой, ведь она нелегко досталась ему, и еще тяжелее дались ему знания. Терцию было горько думать, что он своими словами подтолкнул Лионеля к гибели.
Как жаль, что он не попросил мага помочь ему в чтении черной книги! Теперь ему казалось, что Лионель отозвался бы на просьбу с радостью. Ведь юноша сам говорил, что хочет научить людей магии. Надо же с чего-то начинать.
Терций потратил много времени на изучение черного тома, но так и не сдвинулся с места. Зато в нем росло предчувствие грядущих перемен, пока еще неотчетливое. Он почти не поднимался на поверхность, но ему начинало казаться, будто мир замер и чего-то ждет, хотя и не было никаких знамений. Может быть, маг вовсе не погиб, а попал в Божественный Дом? И теперь там идет война, об исходе которой людям суждено узнать в самое короткое время…
Он вдруг понял, что его предчувствия оправдываются, когда явился один из братьев с сообщением: южанин вернулся. Этот человек, Китаро, был для Терция загадкой. Именно он привел в храм мага, который был явно одержим, однако же не знал, куда идти. А Китаро знал, хотя до Безымянного ему не было никакого дела. Тайны магии его тоже не занимали, он был по-собачьи предан Лионелю — но и только. Первым он ни с кем не заговаривал, все время проводил, шатаясь по подземному храму и наземным его окрестностям. Китаро удивительно быстро разобрался в запутанной планировке святилища и не нуждался в проводниках. Терций решил, что пусть себе бродит, где хочет. Китаро не сделал бы ничего, что могло причинить вред магу. А значит, пока маг оставался в храме, храм был в безопасности.
Но Китаро пропал незадолго до Лионеля, и увидеть его снова Терций не чаял. А потому удивился. Что Китаро понадобилось опять в храме, если только он не разыскивает мага? Терцию очень хотелось узнать это, и он велел проводить южанина в кабинет.
— Приветствую тебя в святилище Бога Спящего, — сказал он, когда Китаро вошел.
— Мир тебе и твоему богу, — отозвался южанин со своим ужасающим акцентом. Он говорил ровно, и глаза его ничего не выражали, но Терций вдруг понял, что пришел он не с миром. Его пробрал озноб.
— Меня прислал Нэль, — продолжал Китаро. — Он велел забрать у тебя книгу.
— Нэль? — настороженно переспросил Терций. — А почему он не пришел сам?
— Он говорил со мной с высоты Холма Богов. Он еще не может вернуться к людям. Еще рано.
— С Холма Богов? И как же он говорил с тобой оттуда?
Китаро, не поведя и бровью, коснулся сложенными вместе указательным и средним пальцами середины лба.
— Вижу его вот здесь. И слышу его. Он приходит и говорит со мной.
Прекрасно, подумал Терций, варвара посещают видения. И голоса он тоже слышит. Может, это только его воображение? Сколько случаев известно, когда видения оказываются обычными галлюцинациями!..
Мог ли маг в самом деле разговаривать с Китаро, да еще и с вершины Холма Богов? Кто же знает…
— А зачем тебе книга, Китаро? Что ты будешь с ней делать?
— Этой книги не должно быть на земле.
— Это тебе Нэль так сказал? Ей нет цены, и он это знает лучше всех!
— Он велел, и я выполню приказ.
— Он не мог приказать такого! — Терций резко поднялся с места. Похоже, у этого южанина нет мозгов, одна только собачья преданность. — Я не отдам тебе книгу, слышишь, Китаро? Не позволю ее уничтожить.
— Все равно я ее получу.
Он больше ничего не добавил; интонации его голоса и выражение глаз ничуть не изменились, но Терций сразу понял, что скрывается за этой короткой фразой. Меч за спиной Китаро говорил сам за себя, и говорил красноречиво. Но даже будь он без оружия, он не стал бы менее опасным. Терций оценивающе оглядел его высокую, крепкую фигуру, задержав взгляд на его руках, загорелых и мускулистых. Одного его кулачного удара будет, пожалуй, достаточно, чтобы уложить человека насмерть, проломить голову и выбить дух вон.
— Если ты убьешь меня, Китаро, — тихо, но значительно проговорил Терций, — тебе отсюда никогда не выйти. Тебя не выпустят.
Наконец, хоть какое-то выражение показалось на бесстрастном лице южанина. Но Терция это вовсе не порадовало. Китаро улыбнулся, и от его улыбки кровь стыла в жилах.
— Мне и не нужно отсюда выходить, — ответил он так же тихо.
Сдержанности Терция хватило ненадолго. Не раз ему приходилось видеть, как жгут книги, и он полагал, что сможет пережить и этот день тоже. Одной книгой больше, одной меньше… Но беда-то в том, что эта книга была не просто стопкой исписанных страниц, схваченных жестким окладом. Она была единственной в своем роде, она была — реликвией, она была — святыней. В ней жила мысль, пронизавшая тысячелетия…
Вначале Терций молча наблюдал за Китаро. Его охватила странная слабость. Китаро покрутил черную книгу в руках, полистал ее, словно хотел удостовериться, что она это — та самая. Меж тем, он едва ли умел читать. Лицо Китаро приняло сосредоточенное выражение, словно он постигал смысл, заключенный в убористых строках. Загрубевшие пальцы нежно гладили оклад, словно касались лица любимой девушки. Терций был буквально заворожен таким преображением южанина. И вдруг Китаро перевернул книгу, схватил ее за корешок и поднес к горящей свече. Страницы доверчиво раскрылись навстречу пламени, края их начали чернеть и скручиваться. Терций не выдержал и метнулся вперед, пытаясь выбить книгу из рук Китаро. Но тот отпрянул с куньей ловкостью, руку с книгой отвел в сторону, а вторую, свободную, выбросил навстречу Терцию. Удар пришелся точно в переносицу, и настоятель храма Бога Спящего, не издав ни звука, рухнул на пол.
Китаро быстро понял, что книги горят плохо. Он сел в кресло, где еще недавно сидел Терций, блаженно вытянул ноги и принялся рвать из черного тома листы, бросая их на пол. Горка желтоватой бумаги росла на глазах, и все же в книге оставалось еще довольно листов. Китаро сначала рвал их по одному, потом по два, три. Когда в руках остался только черный, обитый металлом оклад, Китаро отбросил его в сторону и взял со стола свечу. Медленно, чтобы не загасить робкий огонек, он поднес ее к горке бумаги. Листы загорались неохотно, нужно было их ворошить. Предмет, сгодившийся бы на роль кочерги, было нелегко сыскать в скудно обставленном кабинете. Использовать же в подобных целях меч Китаро счел кощунством. Наконец, под руку попался тонкий и легкий жезл, украшенный изображением мужской головы с закрытыми глазами. Вероятно, у этого жезла было какое-то ритуальное значение. В данный момент, впрочем, это было неважно.