Книга суда (СИ) - Лесина Екатерина (библиотека книг .txt) 📗

- Только не говори, что ты ничего не помнишь, - она хмурится, и Рубеус поспешно отвечает.

- Помню.

Она не поверила, вот ничего не сказала, а Рубеус буквально кожей ощутил - не поверила, но не рассердилась, а пригладив волосы ладошкой, велела:

- Давай в душ, потом поговорим.

В душе хорошо, теплая, пусть и попахивающая хлоркой вода, смыла неприятные ощущения. И в голове прояснилось. И разговор вспомнился весь или почти весь, и то, как на завод прилетел, но вот что дальше было…

Рубашка кровью заляпана, а на щеке белые нити шрамов. Когда это он успел? И за что получил? Спросить? Стыдно. Вел себя, как… мальчишка. И сейчас тоже, стоит в душе, опасаясь выйти, потому что тогда придется что-то объяснять, а он понятия не имеет, что объяснять, да и вообще, что произошло.

На столе кружка с горячим кофе - на вкус разбавленное кипятком масло, правда сладкое. Коннован сидит напротив, подперев ладонью подбородок, смотрит выжидающе. Нужно говорить, вот только что…

- Ты ничего не помнишь, так? - Она смотрит прямо в глаза, и отвести взгляд никак невозможно, соврать тоже. - Господи, Рубеус, ты в самом деле ничего не помнишь…

- Я постараюсь… честно постараюсь вспомнить.

- Лучше не надо. - Она смеется и невозможно понять, то ли истерика, то ли ей и вправду весело. - Просто больше не напивайся…

- Извини.

Уйти. Все равно ничего хорошего не получится. У них с Коннован никогда ничего не получалось, даже поговорить, а уж после того, что он вчера учудил… знать бы еще, что именно. Но еще минуту или две, просто посмотреть на нее, запомнить.

Плотная ткань рубашки мнется крупными складками и обвисает бесформенным мешком, воротничок расстегнут на одну пуговицу и дико хочется расстегнуть вторую… третью… следом тени от уха к ключице, и ниже, пробуя на вкус, вспоминая…

- Не смотри так, пожалуйста, - Коннован чуть отодвигается. - Давай нормально поговорим?

- Давай.

- Тогда рассказывай. Ты вчера о приказе упоминал, только я не очень поняла. И я вернусь, Рубеус, не по приказу, а потому что ты сказал, что я тебе нужна. Но если ты снова сделаешь мне больно, я тебя убью. Это вкратце о том, что было вчера. Теперь давай сначала, только по порядку. Хорошо?

Хорошо. Замечательно. Великолепно. Настолько, что страшно поверить.

- С тобой все нормально?

Нормально. Почти нормально, немного сумасшествия и эйфории, а в целом более чем нормально. Подписанное Карлом распоряжение в кармане куртки, слегка измято. Коннован читает, нахмурив лоб, вникая в каждую строчку, потом, отложив лист, спрашивает:

- Значит, инициатива Карла, да? А он не сказал, почему? Нет, ты не думай, что я против, но… просто причины понять хочу. Это ведь не игра, Рубеус? Очередная комбинация. Я тебе верю, но… Карл, он иногда поступает… и я не знаю, кому можно верить.

- Мне. Пожалуйста, Коннован, я не знаю, игра это или нет, но обидеть тебя не позволю.

Никогда и никому, но это прозвучало бы несколько хвастливо. Кивок, улыбка, легкое пожатие плечами. Ее движения отвлекают… не сейчас, не о том мысли, совершенно не о том.

Думать о Карле, о вчерашнем разговоре, было же что-то важное, о чем нельзя молчать. Честный выбор, честная игра.

- Мне нужно пару недель. Ну, передать дела, думаю, Брик справится… если, конечно, сворачивать не начнут, тогда придется задержаться. Ты же понимаешь, что нельзя просто взять и бросить, - это уже почти извинение, и в другое время Рубеус принял бы, и пару недель, и пару месяцев. Черт побери, он ждал бы столько, сколько понадобится, но не сейчас.

- Пару недель - это же недолго…

- Долго. Конни, ты соберешь свои вещи и уйдешь со мной. Сегодня. Сейчас. Карл просил передать… точнее, спросить у тебя, кто такой Серж.

- Серж? Он… он вернулся, да?

Вопрос-утверждение. Черт побери, да что с ней произошло, одно слово, одно имя и нет больше улыбки, точнее есть, но… беспомощная, растерянная, испуганная.

Вот именно, страх. Явный, застарелый, берущий начало в Проклятых землях, в той боли, которую ей пришлось пережить. Дрожащие пальцы, дрожащие руки, дрожащие ресницы.

А он понятия не имеет, что сказать и успокоить.

- Почему он вернулся? И когда?

- Две недели назад. Конни, не надо…

- Бояться? Я не боюсь. Я останусь и убью его. Я должна его убить. - Она произнесла это с такой убежденностью, что стало по-настоящему жутко. - Почему ты не спрашиваешь, откуда эта ненависть? Или знаешь? Карл рассказал? Наверное, он должен был предупредить, с чем ты имеешь дело, он всегда предупреждает, объясняет… любит объяснять.

Всхлип. Твою мать…

- В Хельмсдорфе безопасно.

- Нет. Серж достанет. Не важно где, если жив, то достанет. Просто ждет, выбирает момент, чтобы подойти поближе. Но ты ведь защитишь меня, правда? Ты обещал защитить.

- От чего, Конни. Пожалуйста, расскажи, я должен знать, с чем, то есть с кем имею дело.

Идиотски звучит, не те слова, но другие на ум не приходят.

- Рассказать? - она вдруг оскалилась. - Что тебе рассказать? Как он меня насиловал? Или как шкуру сдирал и кости выламывал? Или как бросил подыхать, пришпилив саблей к земле, моей же саблей, как бабочку. Солнышко встает и поджаривает, медленно-медленно… воняет паленым, только не до запахов, потом что жить хочется. Очень хочется.

Коннован отвернулась.

- Дождь начался. Там другие дожди, вода повсюду и на небе тоже, солнце тонет и вроде бы есть шанс выжить. Только сначала нужно выдрать эту чертову саблю, а руки почти не слушаются, и пальцы тоже. Срастись не успели, а дышать больно и вода повсюду. Но если не выдрать, то дождь закончится и снова будет солнце и смерть. А когда она все-таки поддается, то понимаешь, что все равно сдохнешь, потому что ноги парализованы. Ползешь, рукой за траву, и подтянуться, потом снова… а она мокрая, выскальзывает, и грязь вокруг. Сознание же то проваливается в яму, то снова появляется, но вместе с ним - боль. Знаешь сколько я проползла? Двести метров, всего какие-то чертовы двести метров! И все равно сдохла бы, если б не Фома. Я боюсь, Рубеус. Раньше не боялась, даже хотела встретить этого подонка и рассчитаться, а теперь мне страшно. Почему?

- Не знаю, - обнять, успокоить, защитить. Она не сопротивляется, доверчиво кладет голову на плечо и просит:

- Убей его, пожалуйста.

Коннован

Зачем я рассказала ему? Дура, трижды дура. У Рубеуса такое лицо, что… мне страшно. Сейчас он уйдет, и я снова останусь одна. Я не хочу, я… пистолет где-то здесь валяется, будет не больно, дуло к виску и на спусковой крючок.

Почему он не уходит? Время тянет? Не решается сказать, что такая я не нужна, вещь, которую использовал кто-то другой. Наверное. А уйти самой не хватает сил. Сижу, ловлю секунды, если закрыть глаза, то можно представить, будто все так же хорошо, как и полчаса назад, в конце концов, полчаса - это же немного. От Рубеуса пахнет мылом и немного спиртом, волосы мокрые, а на щеке тонкие белые шрамы вчерашних царапин. Рубеус рассеянно касается губами виска и шепчет.

- Прости…

Против всякой логике холодный ком страха в груди разрастается, вытесняя все прочие чувства.

- В Хельмсдорфе он до тебя не доберется. Никто не доберется.

Наверное, Рубеус, прав, но страх живет сам по себе, отдельно от разума. Он питается тенями, шорохами, звуками, тяжелыми снами, в которых я снова задыхаюсь в грязи, или ползу, пытаясь убежать от неминуемой смерти. Засыпать страшно, и я не сплю. Страшно оставаться одной - хожу за Рубеусом по пятам, наверное, это его раздражает, но он молчит, а я стараюсь быть как можно незаметнее. Мне просто нужно, чтобы он был рядом, а у него столько дел и… и я ему больше не нужна. Он вежливый и чужой, он избегает прикасаться ко мне, и заговаривает только на отвлеченные темы. Добрый вечер… погода сегодня хорошая… замечательно выглядишь…

Какая милая ложь, и страх, укоренившийся где-то внутри, нашептывает, что когда-нибудь Рубеусу надоест быть вежливым, когда-нибудь я вынуждена буду уйти из Хельмсдорфа и тогда… пистолет проще. Быстрее. Милосерднее.