Время камней - Ежов Михаил (читать бесплатно полные книги TXT) 📗
Сафир представил, как полчища варваров, наемников и мародеров, послушных воле своего так называемого бога, врываются в пограничные города Урдисабана с именем Воала на устах. Их война будет короткой, но кровопролитной. Сафиру было жаль их, мирных жителей, легионеров — всех, кто поляжет в этой мясорубке. Он спрашивал себя, готов ли он отказаться от мести ради того, чтобы избежать этих смертей, и чувствовал, что, несмотря на все неприятие методов Дьяка, не может позволить Камаэлю жить дальше. Это было эгоистично, но жажда совершить возмездие в последнее время полностью овладела Сафиром. Каждый день он представлял, как император падет от его руки, пытался предугадать выражение его лица. Пусть он никогда не сможет превращать людей в рабов-фанатиков, как Дьяк, пусть уроки атаи относительно Хлеба, Чуда и Авторитета прошли для него даром, но его рука не дрогнет, когда придет пора вонзить меч в сердце Камаэля!
— Покоритесь ли вы мне?! — вопрошал Дьяк тем временем, и толпа хором отвечала ему, падая ниц. — Завтра на рассвете вы выступите в великий поход. Вы отправитесь на северо-восток и обрящете славу и богатство! — Дьяк сдал несколько пассов, и в воздухе возникли золотые шпили и черепичные крыши Тальбона. — Все это будет вашим! Я поведу вас, и ни одна армия не сможет остановить вас!
Сафир не слушал, хотя Дьяк говорил еще долго. Он спрашивал себя, остался ли хоть крошечный шанс вернуть Армиэль? Он понимал, что если да, то шанс этот ничтожен, но ему хотелось верить, что их любовь сможет подняться над обстоятельствами и существовать независимо от того, что будет происходить вокруг.
— Нам пора! — слова Дьяка заставили Сафира прийти в себя.
Оглядевшись, он заметил, что люди расходятся, а к алтарю приближаются кобольды. Они поклонились Дьяку, и один из них сказал ему что-то на своем языке. Казантарец немного помолчал, потом кивнул, и кобольд поспешно удалился.
— Придется задержаться, — обратился Дьяк к Маграду, — я совсем забыл об одном деле.
— Как скажешь, — отозвался тот.
Через пару минут кобольд вернулся в сопровождении девушки, облаченной в легкие доспехи. Она опустилась на колени и поклонилась Дьяку до земли.
— Как тебя зовут? — спросил казантарец.
— Бельдия, — ответила девушка, не поднимая головы. В ее голосе слышалось благоговение. Сафир посмотрел на нее с жалостью.
— Ты хорошо поработала, — сказал Дьяк, извлекая из-за пазухи какое-то украшение, — и заслужила награду. Встань и подойди!
Девушка поспешно поднялась и приблизилась на два шага. Дьяк торжественно надел ей на шею безделушку. Сафиру показалось, что это был золотой медальон.
— Отныне ты отмечена! — провозгласил Дьяк, и лицо девушки залилось румянцем. Она потупилась. — А теперь ступай и служи еще лучше!
Девушка низко поклонилась и пошла прочь. Сафир видел, как сжимает она рукой медальон.
— Теперь все, — проговорил Дьяк, забираясь на шею ящера. Сафир последовал за ним.
— Кто она? — спросил он.
— Бельдия, — ответил казантарец, махнув кобольдам на прощание и поднимая ящера в воздух.
— Это я и сам слышал. За что ты ее наградил?
— Помнишь гладиатора в черных доспехах?
— Еще бы! Разве я могу его забыть?
— Я послал его убить императора. Но сам он едва ли смог бы добраться до него. Пришлось ему немного помочь.
— Каким образом?
— Я приказал Бельдии захватить его и продать Ламкергу. Я не сомневался, что он станет победителем. С моим-то подарком! — Дьяк усмехнулся.
— Ты про руки?
— Разумеется.
— Значит, ты рассчитывал, что Камаэль сойдет на арену, чтобы наградить его, и он убьет императора?
— Вот именно. Но кое-кто нарушил мои планы.
— Ну извини.
— Не стоит. У тебя будет возможность это исправить.
— Очень надеюсь.
Ящер уносил их в Казантар, где находилась Белая Башня Дьяка, а армия, поклоняющаяся Воалу, пришла в движение. Людям предстояло свернуть лагерь и на рассвете выступить в поход. Кобольды собрались у алтаря для вознесения молитв и жертвоприношений, звук их бубнов разносился по округе глухими ударами.
Армиэль шла по ковровой дорожке, а три десятка рабов, одетых в белые объемные наряды и препоясанных широкими атласным кушаками, разбрасывали перед ней лепестки роз и шалфея. Вельможи и прочие гости выстроились по обе стороны аллеи и поднятием рук благословляли проходившую мимо них невесту. Из дальнего конца сада доносилась торжественная музыка — там находился алтарь, у которого Ормак Квай-Джестра ждал свою будущую супругу, чтобы принести жертву богам, и в первую очередь степенной и мудрой Юмаэлине, покровительствовавшей вступившим в брак. Для этого рабы держали на привязи белоснежного барана, пушистого, как облако. По случаю торжества его копыта и рога позолотили, а вокруг шеи повязали несколько разноцветных лент. Ритуальный нож лежал подле Ормака, на алтаре — он должен был самолично перерезать агнцу горло и окропить его кровью жаровню, чтобы жертвенный дым поднялся в обитель богов и бессмертные вкусили его.
Армиэль шла медленно, как и полагалось невесте. Справа ее придерживал под локоть император Камаэль, с улыбкой кивавший гостям. За ними двигались парадно одетые преторианцы с отнюдь не декоративным оружием в руках. Они зорко поглядывали по сторонам, понимая, что опасность может грозить всегда и везде, и праздники отнюдь не исключение.
Император подвел дочь к алтарю и передал Квай-Джестре, а сам отступил на почетное место отца невесты. Музыка и голоса стихли: наступил сакральный момент жертвоприношения.
Ормак взял нож и ухватил барана за один из рогов. Рабы держали агнца, запрокинув ему голову. Животное жалобно проблеяло, вращая выпученными глазами. Когда Квай-Джестра приставил лезвие к его шее, Армиэль зажмурилась.
Через пару секунд Ормак продемонстрировал собравшимся окровавленный нож, а один из рабов подставил под алую струю золотую чашу. Другой тем временем раздувал огонь в жаровне.
Квай-Джестра отложил нож и принят из рук раба чашу с кровью. Бездыханную тушу барана оттащили в сторону. Ормак поднял сосуд над головой, а затем медленно и аккуратно вылил его содержимое на горячие угли. Взметнулся дым, спиралью уходя вверх. Когда чаша опустела, Квай-Джестра вернул ее рабу и встал перед алтарем на колени. То же самое проделала Армиэль.
Из-за занавеса появился жрец в золотой мантии, с жезлом в одной руке и с влажной кисточкой в другой. Остановившись справа от жениха и невесты, он прочел молитву, вознося хвалу богам и испрашивая у них благословения для будущих супругов. Затем он окропил алтарь водой, размахивая над ним кисточкой, после чего Ормак и Армиэль поднялись и отступили на три шага.
Жрец занял место перед ними и начал читать молитву, попеременно касаясь жезлом то плеча Квай-Джестры, то принцессы. Когда он закончил, молодой адепт подал ему подушечку с двумя браслетами. Один был больше и тоньше другого. Они предназначались для супругов и символизировали их союз. Жрец торжественно вручил их Ормаку и Армиэль, и они по очереди надели их друг другу. После этого Квай-Джестра вознес молитвы богам, а затем то же самое проделала принцесса. Несколько рабов быстро расстелили ковровую дорожку, ведущую через сад к пристани, где молодых ждала празднично украшенная трирема. В сопровождении родственников и гостей Ормак и Армиэль прошествовали к каналу, который им предстояло переплыть, чтобы завершить церемонию: это символизировало конец старой жизни и начало новой.
Преторианцы постоянно находились подле Камаэля, его дочери и Первого Советника. По мере того как процессия приближалась к пристани, их становилось все больше, и вскоре они окружили толпу плотным кольцом. Отряд гвардейцев находился и на триреме. Все они были вооружены щитами на случай, если придется прикрывать императорскую семью от стрел. Подобные предосторожности были обычным делом и никого не смущали.
Ормак и Армиэль спустились по ступенькам и ступили на трап. Как только они оказались на борту, матросы отдали швартовые, и судно отчалило. Рабы взмахнули тяжелыми веслами, и трирема пустилась в путь. На ней не было никого, кроме супругов, гвардейцев и матросов — в это короткое путешествие молодожены отправились без родственников и гостей, даже император остался на берегу.
