Вершители Эпох (СИ) - Евдокимов Георгий (электронные книги бесплатно txt) 📗

— Ты правда тот, кого я видела? — спросила Вайесс, как только пришла в себя. — Ты и, кажется, Фатум?

— Мир не один, — проигнорировал вопрос Фабула. — Их, как минимум, много, как максимум — бесконечность. Я и Фатум, по крайней мере, отвечаем за «много». Наша работа — исправлять отошедших от пути Вершителей: ровнять картину мира в целом так намного быстрее, чем каждого человека по отдельности. Мою роль сменили, самого меня не спрашивая. Множество смертей — одна за одной — и я пролез наружу, наверх через стену переплетений судеб, увидел время в ином свете. Это не добро или зло, не порядок или хаос — просто долг: как у каждого в этой Вселенной есть обязанность жить, у меня есть обязанность следить, поэтому я слежу.

— И ты всё ещё человек? — спросила Вайесс.

— Да.

— Зачем тебе я?

— Я и Фатум когда-то были знакомы. В те времена, когда меня звали Джоном, он был моей семьёй. Я бы хотел, чтобы он изменился, быть может, он и сам этого хочет, но факт в том, что он остаётся верен последним сказанным словам. Он стал собой первым, и тогда в его голове что-то разбилось, перещёлкнуло… Он попытался изменить меня, сломал мою память, попробовал подчинить, исправить. И в тот момент, когда я ломал в себе эту стену, когда разрушал созданные им препятствия, я понял, что значит «свобода воли». Настоящая, человеческая свобода. Поэтому, когда я стал Фабулой — идолом, извечной профессией — я поклялся не отбирать её у людей.

— И что теперь? Ты будешь сражаться за это со своей семьёй?

— Так было раньше, но не сейчас. Сейчас он мне не семья, не враг и не союзник: он просто есть, и изменить это нельзя, и то, что он вернётся в новом теле, даже если я выиграю — необходимость. Фатум — система, как я, ты и каждый человек в каждом мире. Уберёшь одну деталь — и всё развалится, перемешается и запутается, и распутывать придётся бесконечно. И всё же от себя человеческого я отказаться не могу и хочу сохранить то, чем гордятся люди — выбор. Поэтому мне нужна ты — антивероятность, непоследовательность, та, что может строить собственные судьбы на фоне уже существующих.

— Мне остаётся, — прошептала она, пытаясь переварить сказанное, — только согласиться или отказаться?

— Даже в этом вопросе — да, — запнулся он. — Я даю тебе выбор.

— Что ты собираешься сделать, когда найдёшь его? Его возможно победить?

— Я не хочу его победить, даже если это возможно. Я хочу показать ему тебя, показать ту силу, что даёт линия судьбы под контролем Вершителя, а не Судьи. Хочу показать, что вместо того, чтобы контролировать, заставлять, можно оставить, как есть. Вселенная уже — нечто целое, и значительное вмешательство в её планы только всё портит. Фатум считает, что выбор — лишнее, что жизнь должна идти по заранее подготовленному пути. В этом и его человечность, и его предназначение. Раз миры перманентны, значит мы тоже, поэтому быть Фатумом — одновременно его желание и природная необходимость, так же, как для меня — быть Фабулой.

Огонь полыхнул в последний раз, и он замолчал. Вайесс показалось, что с исчезновением треска костра стихли и все остальные звуки, словно всё на свете зависело от этого маленького комочка тепла из угля, дерева и света. Наступила ночь — такая, когда луна еле проглядывает сквозь облака, а звёзд не видно совсем. Вайесс поднялась, пока Фабула не сводил с неё серого взгляда, и молча пошла назад, в лес. Ветки сразу захлестали её по лицу, так что пришлось прикрыться руками. Вокруг была только кромешная тьма, так что даже закрытые глаза мешали не сильно. Под ногами проседала сухая листва и крошилась земля, ноги иногда задевали за ямки, тогда еле получалось удерживать равновесие, чтобы не упасть. Вайесс, согнув колени, оперлась рукой о дерево и упала на спину, ощутив, как по открытым плечам мурашками пробежали колкие грани листьев. Ей нужно было подумать…

— Ты что-то осознала? — она не заметила, сколько прошло, прежде чем она снова вышла к Фабуле, всё так же провожавшему её взглядом. Перед ней возник её куб, — в этот раз практически подсознательно — и Вайесс движением руки направила его вниз. Как только острая грань коснулась древесины, она полыхнула алым, и костёр снова осветил деревья вокруг, прогоняя ночь.

— В приюте я поняла, что такое порядок, — Вайесс села рядом с Фабулой, уперевшись в колени локтями и положив голову на руки. — На улицах — что такое свобода, и, на самом деле, это не так приятно, как я себе представляла или как говорят. Потом я научилась получать: до вступления в отряд у меня жизнь только отбирала, а теперь вдруг подарила — надежду, дружбу, почти семью. И в конце я научилась терять. Но знаешь что: оглядываясь назад, я теперь понимаю, что всё это выбрала я сама — сама ушла из приюта, сама подала заявку, сама никого не спасла. Пускай это фантазия, и теперь мне даже не жаль, но… — Вайесс улыбнулась, и чёрная татуировка на её щеке заиграла бликами разгоревшегося костра, — …мне просто не хватило сил. Хватит в следующий раз.

— Она тебе нравится? — Джон Фолкс провёл тыльной стороной ладони по её щеке, и щупальца нервно задвигались.

— Нравится. Это воспоминания, но для меня лично — это скорее обещание, что в следующий раз я справлюсь, — Вайесс немного помолчала, потом начала тихо, будто боясь, что услышит кто-то помимо них. — Я всю жизнь хотела, чтобы проблемы решались без меня, чтобы меня ни во что не втягивали, ни в чём не обвиняли. Бессознательно это началось ещё в детстве, позже я это поняла и почему-то подумала, что так и надо, что это правильно. Потом меня сломали — мою веру, мои прогнившие идеалы, ну, моё «я». Всё перевернулось с ног на голову, и я ничего не могла с этим сделать. И впервые внутри появилось чувство, что я просто должна, обязана что-то сделать, а не становиться пассивным наблюдателем. Только и в этот раз ничего не получилось, а потом… А потом появился ты. И показал, что можно по-другому, что жизнь многогранна, что я и есть жизнь, и это… невероятно.

— Я заставлял тебя… — он помедлил, опустив взгляд, — страдать.

— И мне это нравилось, — поспешила оправдать его Вайесс. — И мне нравится, что ты сейчас извиняешься. Просто тогда мне хотелось быть значимой, хотелось исполнить желание Макри — совершить невозможное, пойти на подвиг. И эта боль — она прочистила моё сознание, как будто окатило ледяным душем. В те дни мне казалось, что я служу какой-то важной цели, даже если она твоя, и это было для меня самым необходимым, это придавало мне сил. А теперь я понимаю, что стала такой же, как ты.

— Бездушной? — сухо спросил Джон.

— Скорее рациональной, — поправила, усмехнувшись, Вайесс. — Теперь хочу делать, как правильно. Хочу, как ты, научить людей правильному. Может, в конце концов, я исправлю чью-то жизнь, как ты исправил мою?

Они встретились глазами. Две его руки легли на её, потом на куб, и красная плазма послушно, медленно потянулась к коже, накрывая обоих. Туман откатился далеко назад, и за ним показалась чернота пустыни, деревья затряслись и заскрежетали, как будто под порывами ураганного ветра. Земля ушла из-под ног, провалилась в раскрывшиеся трещины, материя подалась в стороны и злобно завибрировала от напряжения, где-то глубоко внизу что-то раскатисто загремело, и лес пропал, провалился в глубины земли, исчез, засыпанный слоем вечности. В самых глубинах мироздания открылось Око, и посмотрело на Вайесс, на неё одну, так пристально, что казалось, смотрит на неё весь мир. Потом всё, что было создано, накрыло море тишины, будто звук собрал сам себя, съёжился, как только что родившаяся звезда, а они всё смотрели друг на друга, пытаясь каждый во взгляде другого поймать что-то неуловимо красивое.

Повсюду зашелестел песок, поднимаясь с барханов и волнами стелясь по земле, задвигался в сторону закрывшегося провала. Сначала медленно, потом всё быстрее собирая всё новые потоки в один большой круг, Пустошь стекалась к разрушенному лесу всем своим чёрным телом. Казалось, что она дышит, когда очередная буря со свистом опадала вниз, превращаясь в новую волну и замирая перед старыми. Песчаные дюны накатывали друг на друга, сминались и перемешивались в образовывавшемся куполе, скоро закрывшем свет луны. И в тот момент, когда их руки засветились кровью, Пустошь потянуло в центр, и песок с гулким стрёкотом впился в куб, из отдельных кусочков превращаясь в темноту, в энергию. Татуировка довольно ёрзала вокруг глаза, откликаясь на знакомую силу, пока Пустошь продолжала преображаться, всё больше и больше покрывая щупальцами куб. Вайесс попробовала было остановить это, но Джон повелительно помотал головой, и она поняла, что так надо.