Время колесниц - Чистов Дмитрий (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно .txt) 📗
— А имеется ли у вас хотя бы один пленник для жертвоприношения? Если не окропить кровью врага свежую могилу, трудным может быть путь душ умерших сквозь Долину Теней. Да и Араван будет недоволен: ты же знаешь, он любит жертвоприношения в свою честь.
— Есть двое пленников, но... — Бал замялся.
— Что значит «но»?!
— Один из них — то, что надо. Судя по татуировке — знатный тординг. К сожалению, во время боя на переправе ему проломили палицей череп, и хотя он и жив, но не приходит в сознание.
— Это плохо. Полудохлый витязь в жертву не годится. Он даже не осознает мига своей смерти: его душа и так уже наполовину по .Ту Сторону. А как насчёт второго?
— Второй — так себе матерьяльчик. Судя по всему, он — щитник или возница того витязя. Его заарканили, когда он, склонившись над бездыханным телом, пытался привести своего хозяина в чувство. Не уверен, что Аравану придётся по вкусу подобная жертва: мерзкий слизняк уже обделался от страха перед собственной участью. Ползает в ногах моих людей и лижет им сандалии, умоляя о снисхождении. Отвратительный тип: если так пойдёт, от его слез Бо скоро выйдет из берегов.
— А больше никого нет на замену? Бал помотал головой.
— Плохо. Если бы тординги стали лагерем, я бы послал парочку отважных юношей добыть пленника для церемонии. Но поскольку эти трусливые дети ящерицы предпочли бежать в Ар, да к тому же через неподобающие воинам Ворота Общинников, — на этом месте Белг сплюнул, тем самым выражая крайнюю степень презрения, — мы сегодня лишены возможности добыть подходящий экземпляр. Придётся довольствоваться тем, что есть. Идём, продемонстрируешь мне кандидатов!
Сотня ургитов работала не покладая рук до заката солнца. Они сравняли каменистую вершину округлого холма и возложили тела погибших на просмолённые поленницы. На середину утоптанной площадки доставили носилки с воином-тордингом, а потом приволокли его отчаянно упирающегося и истошно визжащего слугу. Приглашённый жрец хладнокровно раскладывал на плоском валуне походный набор жертвенных ножей из чёрного обсидиана, аккуратно протирая свои жуткие инструменты специально припасённой для этой цели тряпочкой.
— Ты кто таков будешь? — поинтересовался подошедший вождь ургитов, с брезгливой гримасой поддев скорчившегося на земле пленника носком сапога под рёбра.
— Меня звать Роног, — отвечал тот, обратив свой затравленный взгляд на высившегося над ним Белга.
— А кто твой господин?
— Господина нашего звать Хнеффл. — Зубы несчастного выбивали громкую дробь; он отчаянно кутался в свой куцый грязный плащик, с внутренней стороны которого виднелась пёстрая пушистая подкладка. — Его, то бишь господина нашего, каждый знает!
— Значит, твой хозяин — знатный тординг, не из последних в роду? — улыбнулся Белг.
— Да, да! — оживился Роног — Мой господин очень важный. У его семьи овец и свиней двенадцать дюжин загонов! С ним надо хорошо обращаться!
— Отлично. Раз господин Хнеффл такая важная птица, придётся тебе его немного проводить. А то вдруг он заплутает по пути в Серую Долину?
Когда смысл сказанного полностью дошёл до Ронога, бедняга затрясся ещё пуще прежнего.
— Нет! Нет! Пожалуйста, не надо! — вопил он, пока двое дюжих ургитов волокли его под руки к импровизированному жертвеннику.
— Как скажешь, мудрый, кого принесём в жертву прежде — воина или эту падаль? — обратился Белг к своему жрецу.
Тот призадумался:
— Думаю, начнём с коротышки. Хотя он и не настоящий воин, но всё же здоровый и довольно сильный; заодно погадаем об удаче предстоящей битвы на его внутренностях.
— Отлично. Приступай!
По мановению руки жреца загудели бронзовые трубы девяти локтей длиной; поднесли огонь к поленницам, и двадцать четыре погребальных костра вспыхнули в один миг. Двенадцать плакальщиц в длинных траурных одеждах возопили хором, двинувшись гуськом вдоль огней. Оплакивая погибших, они в ритуальном исступлении выдирали себе клочья волос и густопосыпали головы пеплом.
Коротышку Ронога бросили спиной на плоский камень; двое силачей-ургитов держали его за щиколотки, а двое — за запястья, чтобы своими корчами он не мешал жрецу работать.
Священнослужитель снова переложил ножи, выбирая нужный; взвесил его на руке, как бы примериваясь, и наклонился над распластанным на камне телом, прищурив левый глаз.
— Могу ли я полюбопытствовать, о господин, что вы собираетесь со мной сделать? — пролепетал Роног, в ужасе наблюдающий за этими манипуляциями.
— Думаю сначала распороть тебе брюхо и вынуть кишки, а затем вырезать из груди сердце, — пояснил тот.
— А мне будет больно?
— Немного. Не отвлекай меня! Своей болтовнёй ты мешаешь мне сосредоточиться.
— Извините, господин.
Трубы исступлённо взвыли в тот миг, когда жрец занёс над головой руки с зажатым в них острым обсидиановым лезвием. Пробормотав традиционную формулу, он обрушил нож вниз и... промахнулся. Раздался противный скрежет каменного клинка о камень; обсидиановое лезвие от удара раскололось надвое. Жрец в глубоком недоумении глядел на половинки своего пришедшего в негодность инструмента; стоявшие в отдалении воины зароптали: плохая примета! Боги рассержены!
Как бы в подтверждение этому прямо под ноги Белгу шлёпнулась лягушка, которую выронила пролетавшая мимо сова; расстроенная потерей добычи птица скрылась в темноте, сопровождая свой полёт недовольным уханьем, Воистину недобрый знак!
Взяв другой нож, поуже первого, вставленный в изящную изогнутую рукоять, жрец повторил попытку. На этот раз он не смог даже как следует замахнуться: костяная рукоятка запуталась в длинном рукаве шерстяной хламиды; когда же незадачливый гадатель на человеческих внутренностях начал яростно трясти рукавом, нож внезапно высвободился, вывалился из рукава и, ударившись о камень, вдребезги разбился.
— Ты что вытворяешь?! — набросился на него озверевший Белг. — Уже наглотался своих дурманных листьев? Не мог до вечера подождать? Хочешь, чтобы вся моя дружина уверовала в дурное знамение и вернулась домой?!
— Я не...
— Я сам его прикончу! — Белг, подняв свою медную палицу, что есть силы врезал лежащему на камне Роногу по голове; но попал держащему его ургиту в руку. Тот взвыл от страшной боли и отскочил в сторону, ухватившись за сломанное запястье. Недолго думая, вождь нанёс ещё один удар; теперь он приложился точно по шлему второго склонившегося над жертвой витязя. Бедняга рухнул на четвереньки, но довольно быстро пришёл в себя, поднялся на ноги, а затем нетвёрдой походкой приблизился к своему командиру.
— Да по какому праву ты, степной шакал, поднял руку на меня, Гразма, сына Грока, внука Гремлира, правнука Бреса, праправнука Урга, прапраправнука Торнора? — грозно вопросил он и с размаху двинул Белгу кулаком в челюсть. — Не вождь ты мне больше!
Сознание предводителя ургитов затуманилось: пошатываясь, отступил он на несколько шагов и рухнул прямо на руки своему вовремя подскочившему колесничему.
Стоявшие подле бойцы схватились за оружие. Неизвестно, чем бы всё это закончилось, если бы не голос, который заорал срывающимся фальцетом:
— Стойте! Угомонитесь! Разве вы не понимаете? Всё от него! Он виноват! — Указующий перст жреца был нацелен на застенчиво улыбающегося Ронога. — Истинно говорю вам! У него дурной глаз! Он наводит порчу! Посмотрите — да ведь он потешается над нами!
— Похоже, ты несколько умнее, чем кажешься на первый взгляд, — заметил Роног. Его уже никто не держал, теперь маленький человечек вальяжно расселся на жертвенном камне, подогнув под себя ноги.
— Не упускайте его из виду! — распорядился жрец, в глазах которого разгорался холодный огонёк. — И подайте сюда сыромятный ремень подлиннее!
Ургиты обступили камень плотным кольцом. Впрочем, Роног и не пытался бежать. Он покорно подставил шею, на которой ловко захлестнули принесённый повод; за один конец взялся сам жрец, а другой передал стоявшему поблизости воину.
— Тяни!
И они принялись тянуть. Оба шипели от натуги, сами покраснели и запыхались, но Роног не проявлял ни малейших признаков удушья. К перетягиванию ремня присоединились ещё двое, затем ещё четверо; всё было по-прежпему. Пришедший в себя Белг смог лицезреть совершенно нереальную картину: шестеро здоровых мужчин душили одного, а тот даже не предпринимал попыток стащить с шеи удавку. С лица Ронога не сходила добрая, немного усталая улыбка.
