Американские боги - Гейман Нил (библиотека электронных книг txt) 📗
– Я слышал этот прикол, – откликнулся Среда.
– Жаль. – Она опять повернулась к Тени. – А эта шпионская заварушка, в которую ты попал, – это совсем из другой оперы. Эти парни существуют потому, что все уверены в их существовании. – Она осушила бумажный стаканчик с каким-то напитком, похожим на белое вино, и встала. – Тень – хорошее имя, – сказала она. – Я хочу моккачино. За мной! – И она зашагала прочь.
– А как же еда?! – крикнул Среда. – Ты не можешь все тут бросить!Она улыбнулась и показала ему на девочку с собакой, а потом распростерла руки, чтобы обнять Хайт-стрит и весь мир.
– Пусть наедятся как следует, – сказала она, шагая вперед, а Среда и Тень пошли за ней.
– Не забывай, – сказала она Среде, – я богата. У меня все в шоколаде. С какой стати мне тебе помогать?
– Ты одна из нас, – сказал он. – Тебя забыли, как и всех нас, никто тебя не поминает и не почитает. Тут и думать нечего, чью сторону занять.
Они дошли до уличной кофейни, прошли вглубь и сели за столик. Там была только официантка: бровь проколота колечком, и она носила его так, словно это был знак принадлежности к высшей касте, плюс еще одна женщина за стойкой, которая готовила кофе. Официантка подошла, натянув на лицо улыбку, и приняла заказ.
Пасха накрыла тонкой ладошкой серую квадратную лапу Среды.
– Я же тебе говорю. У меня все замечательно. В мой праздник люди по-прежнему лакомятся и яйцами, и крольчатиной, и сластями, и мясом, и ощущают чувство возрождения и воссоединения друг с другом и с вечностью. Дарят друг другу цветы и украшают ими шляпы. И с каждым годом таких людей становится все больше. Они делают это в мою честь. В мою честь, старый волк!
– Это от их любви и почитания тебя так распирает? – холодно спросил он.
– Не будь сволочью, – в ее голосе вдруг послышалась жуткая усталость. Она сделала глоток моккачино.
– Вопрос не праздный, моя дорогая. Конечно, я признаю, что миллионы и миллионы людей угощают друг друга и дарят подарки в твою честь, что в твой праздник они по-прежнему совершают обряды, вплоть до того, что яйца спрятанные ищут. Вот только знают ли они, кто ты такая? А? Простите, мисс, – обратился он к официантке.
– Еще чашку эспрессо? – откликнулась та.
– Нет, милочка. Не могли бы вы разрешить наш спор? Мы тут с друзьями не сошлись во мнениях о том, что значит слово «Пасха». Вы случайно не знаете?
Девушка уставилась на него так, будто у него изо рта полезли зеленые жабы.
– Я про всю эту рождественскую ерунду не в курсе. Я вообще язычница, – сказала она. – Это на латинском, кажется, значит что-то типа «Христос Воскрес».
– Правда? – удивился Среда.
– Да, точно, – сказала женщина. – Пасха. Это как солнце, которое воскресает на востоке.
– Воскресение сына. Конечно, логичнее всего.
Женщина заулыбалась и снова принялась молоть кофе. Среда поднял взгляд на официантку:
– Думаю, я выпью еще одну чашку эспрессо, если не возражаете. Вот только скажите мне как язычница – кого вы почитаете?
– Почитаю?
– Да-да. Я так понимаю, у вас широкий выбор. Кому вы возвели свой домашний алтарь? Кому поклоняетесь? Кому возносите молитвы на рассвете и закате?
Официантка только беззвучно пошевелила губами.
– Женскому началу, – наконец выдавила она из себя. – Я за раскрепощение. Вы меня понимаете?
– Конечно понимаю. А у этого вашего женского начала есть имя?
– Богиня есть в каждой из нас, – сказала официантка с проколотой бровью, заливаясь краской. – Ей не нужно никакое имя.
– Вот как, – по-обезьяньи осклабился Среда. – Так, может, вы устраиваете в ее честь безудержные вакханалии? Пьете в полнолуние вино пополам с кровью и зажигаете алые свечи в серебряных подсвечниках? Заходите голышом в морскую пену, исступленно воспевая свою безымянную богиню, пока волны плещутся у ног, облизывая ваши бедра, как тысяча леопардов?
– Вы шутите? – удивилась она. – Мы ничего такого не делаем. – Она сделала глубокий вдох. Тени показалось, что она считает про себя до десяти. – Принести еще кому-нибудь кофе? Еще моккачино, мэм? – Она снова улыбалась почти такой же улыбкой, с какой подошла к ним в самом начале.
Они отрицательно покачали головами, и официантка поспешила к другому посетителю.
– Вот вам одна из тех, – заключил Среда, – «кто не верует, а посему и не возрадуется», как сказал Честертон. Самая настоящая язычница. Ладно. Ну что, Пасха, дорогая, выйдем на улицу, повторим эксперимент? Посмотрим, знают ли прохожие, что название их Пасхи произошло от имени «Эстер» – «Заря», «Белая». Спорим, я выиграю? Зададим вопрос сотне человек. За каждого, кто знает, отрежешь мне палец на руке, закончатся руки – режь на ногах; а ты за каждого двадцатого, кто не знает, проведешь со мной ночь. У тебя в любом случае больше шансов – в конце концов, это Сан-Франциско. На здешних суетливых улицах наверняка полно дикарей, язычников и ведистов.
Она посмотрела на Среду. Глаза у нее были зеленого цвета – цвета весеннего листа, сквозь который просвечивает солнце, решил Тень. Ответа не последовало.
– Ну ведь попробовать-то можно, – продолжал Среда. – Но в результате я останусь при своих пальцах, да еще проведу пять ночей кряду в твоей постельке. Так что не говори мне, что тебя почитают и празднуют твой праздник. Они произносят твое имя, вот только для них оно не имеет ровным счетом никакого значения. Ни малейшего.
В глазах у нее стояли слезы.
– Знаю, – тихо сказала она. – Я не дура.
– Конечно, не дура, – согласился Среда.
Он зашел слишком далеко, подумал Тень.
Среда пристыжено опустил взгляд.
– Прости, – сказал он. В его голосе была неподдельная искренность. – Ты нам нужна. Нам нужна твоя энергия. Нам нужна твоя сила. Ты будешь сражаться на нашей стороне, когда надвинется буря?
Она медлила. Вокруг левого запястья у нее была наколка – браслет из голубых незабудок.
– Да, – сказала она через какое-то время. – Думаю, да.
Видимо, правду говорят, подумал Тень, если сумеешь разыграть искренность, значит дело в шляпе. От этой мысли ему стало стыдно.
Среда поцеловал палец и дотронулся им до ее щеки. Потом он подозвал официантку и расплатился за кофе. Внимательно отсчитал деньги, перегнул купюры пополам и вместе с чеком вручил официантке.
Когда она отошла на несколько шагов, Тень ее окликнул:
– Простите, мэм. Вы, кажется, обронили. – Он поднял с пола десятидолларовую бумажку.
– Да нет, – сказала она, посмотрев на сложенные в руке банкноты.
– Я видел, как она упала, мэм, – вежливо настоял Тень. – Пересчитайте.
Она пересчитала деньги и растерянно призналась:
– Боже мой, вы правы. Спасибо. – Она взяла у Тени десятидолларовую банкноту и удалилась.
Пасха вышла из кофейни вместе с ними. Только-только начало смеркаться. Она кивнула Среде, а потом, тронув Тень за руку, спросила:
– Что тебе приснилось прошлой ночью?
– Гром-птицы, – ответил он. – Гора из черепов.
Она кивнула.
– Ты знаешь, чьи это были черепа?
– Я слышал чей-то голос. Во сне. Он мне сказал.
Она кивнула, ожидая продолжения.
– Он сказал, что они мои. Мои старые черепа. Там их сотни, тысячи.
Она перевела взгляд на Среду и сказала:
– Я думаю, он – хранитель.
На ее лице засветилась улыбка. Она похлопала Тень по плечу и зашагала прочь. А он смотрел ей вслед, стараясь – впрочем, безуспешно – не думать о том, как ее ляжки трутся друг о друга при ходьбе.
В такси, на обратном пути в аэропорт, Среда повернулся к Тени.
– Что это за представление ты устроил с десятидолларовой бумажкой?– Ты обсчитал ее. У нее бы из зарплаты вычли.
– А тебе какая разница? – похоже, Среда и в самом деле был взбешен.
Тень задумался на мгновение и сказал:
– Ну, я бы не хотел оказаться на ее месте. Она не сделала ничего плохого.
– Да неужели?! – Среда отвернулся и уставился куда-то вдаль. – Когда ей было семь лет, она закрыла в шкафу котенка. И несколько дней слушала, как он мяукает. Когда мяуканье прекратилось, она достала его из шкафа, положила в коробку из-под обуви и похоронила на заднем дворе. Очень уж ей хотелась кого-нибудь похоронить. Она ворует везде, где бы ни работала. Обычно по мелочи. В прошлом году она навещала бабушку, которую заперли в доме престарелых. Стащила у нее из тумбочки старинные золотые, а потом обчистила еще несколько комнат, украла у людей, которые уже наполовину успели перебраться в сумеречное царство смерти, мелкие деньги и личные вещи. Пришла домой и не знает, что со всем этим награбленным добром делать, испугалась, что ее вычислят, и выкинула все, кроме наличности.
