Дети Мира - Пекур Екатерина (читать книги онлайн полностью .txt) 📗
Я не могла вернуться в Мир в компании Каруна. То есть или мне надо остаться тут… или ему. А ему нельзя Вниз. Абсолютно. Я медленно обдумала эту мысль и отложила. Я не хотела её думать.
Оставался шанс, что он сделает выбор в пользу жизни. Но вот что мне потом с его жизнью делать — это был вопрос из вопросов. Мне было неловко признаваться даже самой себе, что мы действительно оказались в жутко двусмысленном положении. Позволить же ему умереть я не дала. Кажется, именно это отец и имел ввиду… Если он понял… Если он уловил то термоядерное, грозовое напряжение, которое висело между мной и да Лигаррой всё это время.
Сгребя меня в охапку, Карун перенёс меня через впадавший в Быстрицу ручей. Я могла бы сказать, что нести меня не стоило, но я позволила себя таскать, как мешок с картошкой. Совсем ведь глупая ситуация, когда мужчина даже так не может проявить себя? Ближе к обеду мы устроили привал. Есть было нечего, разве что ягоды, в изобилии росшие по берегам. Я насобирала их, и мы долго и усиленно жевали. Карун сказал, что так жить нельзя. Мы посмеялись, а потом у нас случилось помутнение номер два. Безо всякого перехода он опустил меня на сухую траву у камней — и через долю секунды я поняла, что единственной мыслью, занимавшей меня все эти часы, было — когда-нибудь снова он это сделает или нет?
В конце концов, решила я спустя какое-то время, всё не так уж и плохо — по крайней мере, когда он чуть ли не изнасиловал меня там, на скалах — это было сделано им не только для возврата душевного равновесия, но и какого-никакого чувства ради… На самом деле, мне кажется, он сам едва контролировал себя, когда я оказывалась в зоне досягаемости. Мне было бы гадко, случись мне заподозрить, что он ведёт себя так из некой корысти — например, чтобы удержать меня рядом. Но я почему-то знала, что такие мотивы ему абсолютно чужды. Каким-то образом, когда мы были вместе, я начинала слышать его изнутри. Он старался ни о чём не думать — мы оба боялись этих мыслей… Но в нём не было ни капли страха. Само собой, если я улечу, тут ему и конец. Одинокому аллонга не выбраться из Гор. И я ощущала дурацкую гордость от того, что его это не пугало.
Тень, я бы на самом деле хотела, чтобы он был моим мужчиной! Злой, невероятно умный, смертельно опасный. Наверное, я дура со странными вкусами (а уж про его-то вкусы я вообще помалкивала). Или нас обоих действительно создали двое божественных придурков — с такими-то последствиями.
Мне было стыдно признаться, но сейчас он вызывал у меня что-то невообразимое. Позволив себе осознать собственные чувства, я теперь хотела его каждую секунду, и ни о чём серьёзном не могла думать. Потому мне доставляло такое удовольствие ловить на себе его улыбающийся взгляд. Нам было не на кого оглядываться — и мы вели себя, как два заблудившися зверя. Наша странная взаимная тяга, замешанная на каком-то неприличном доверии, рожденная в битвах интеллекта и закованная в приличия и обстоятельства от макушки до пят — всё-таки вырвалась на волю. В миг, когда единственной мыслью в моей голове было — ЧТО С НАМИ БУДЕТ? МЫ ПОГИБАЕМ…
Перед закатом вконец оголодавший Карун в отчаянии убил кролика броском камня. Как мне показалось, он и сам не ожидал, что попадёт. Но относительно непуганный зверёк пал на месте. Разведя костёр, мы начали изучение трудной науки выживания.
В следующие дни нам так больше не везло. Есть хотелось нестерпимо, а наш след было бы легко взять — по полностью съеденным ягодам на расположенных вдоль пути кустах.
Но нас, видимо, не искали. Или искали — но где-то в других местах… Карун (с присущим ему отстранённым юмором) пару раз даже отозвался насчёт того, что с подобной организацией патрулирования территории вообще удивительно, как Горы ещё стоят на месте! — и что тут, вне населённых мест, можно не то что скрываться от бризовских властей, а хоть город строить — никто не заметит! Я парировала, что с такой плотностью населения и при таких здешних просторах это не так уж и странно. Может, Совет, или ребята из милиции, или пограничники вообразили, что я, помыкавшись по безлюдным местам, так или иначе приползу назад в Адди. Варианты какого-то иного поведения для человека, открывшего в себе Дар, они даже и не рассматривали. А я и сама не знала, к какому же, в таком случае, варианту поведения, я сейчас иду… и Карун, похоже, тоже. Учитывал ли кто-то а анализе такую вероятность, что я открыла в себе Исцеление? Тень его знает. Но если и учитывал, то могли ли советники думать, что я совершу какую-то глупость из тех, какие я допускала для себя, как потенциально возможные..? например… мне не хватало сил думать об этом.
Так или иначе, мы оба оказались в неком заколдованном мире, совершенно оторванном от привычного. Я сознавала, что мы оба ведём себя совершенно невозможным образом, но это было так естественно — особенно, если не задумываться о следующем шаге и вообще не задумываться…
Мы никуда не спешили, и даже не могли бы ответить на вопрос, зачем мы вообще куда-то идём — это был лишь повод занять время и хоть как-то отодвинуть будущее, которое не сулило ничего хорошего. Мы брели вдоль реки, останавливаясь там, где нам нравилось — и начинали целоваться со всеми вытекающими; потом, в оцепенении, мы закутывались в термоодеяло и оба почти теряли сознание. Каким-то чудом мы умудрялись под этим одеялом помещаться вдвоём, так чтобы ещё и под себя его подложить — на самом деле, это было возможно, только если прижиматься друг в к другу очень сильно и не шевелиться. Но шевелиться нам не хотелось. Не рядом друг с другом, и не после того, что мы друг с другом делали. Утром мы снова двигались в путь, иногда спускаясь к реке, чтобы привести себя в порядок. Ели ягоды, несколько раз, на мелкой воде, удавалось забить ножом рыбу. В какой-то мере между нами ничего не изменилось, и даже больше — потеряв условности и оторвавшись от всего мира, мы почти слились воедино. Нам всегда было о чём поговорить, и это всегда было интересно, и мы понимали друг друга с полуслова, не ссорились и не спорили по пустякам, и не было никаких предпосылок, что это когда-нибудь случится. Наверное, это выглядело безумием, но это было так. И это оказалось так естественно, как дышать — жить рядом, вдвоём и делить жизнь на двоих… Наверное странно, но даже при этом я не позволяла себе подумать, что он мой. Иногда, просыпаясь по ночам, я напоминала себе, что вот, человек, прижимающий меня к себе, как ребёнка — офицер контрразведки, но меня это на самом деле не волновало. Видимо, на это у меня уже не хватало сил. Усилием воли заставляла себя не верить ему, однако на самом деле я не воспринимала это серьёзно. Я жила одним моментом — и было так безумно хорошо, когда в этот момент мы были вместе…
Если с моей стороны такое поведение — такая привязанность к нему — выглядело сбоем здравого смысла, то для Каруна, насколько я понимала, всё было куда сложнее. Он вообще ни в какой катехизис не верил, но о его переживаниях я могла лишь догадываться. Мне казалось, он точно так же, как и я — проживает минуту за минутой, и старается ни о чём не думать. Ни о том, что я бриз, ни о том, что учёные к ним лишь в перчатках подходят — а он, спецоперу третьего отдела, в это время творит неведомо что… Точнее, ведомо. Ведёт себя как примерный мужик своей женщины — и делает это от души. И готов так вести себя и дальше. И ни о чём не спрашивать.
Беда незримо, почти незаметно вставала над нами, чёрная беда невозможности того, что происходило между нами. Но моей души не хватало на оборону против этой беды, и я беспомощно шла ей навстречу. Отказаться от него, бросить его — это было бы выше моих сил, чем-то таким, что причинило бы мне нечеловеческие мучения, лишило воздуха, зрения, пищи насущной… А Карун? Я не знала ответа, но иногда мне казалось — с той самой ночи, когда мы оба бросились друг другу в объятия, в нём родилось и медленно крепло какое-то новое для меня настроение… обречённость, что ли?.. я даже не знала, как это назвать. Безрассудная, отстранённая и притом какая-то неожиданно светлая покорность судьбе. На фоне чудовищного потрясения, едва не умерев и пережив всё это, зная, кто я такая — он сложил оружие и всё-таки принял обуревавшие его чувства. Стал тем, кем он быть не мог. А последствия? Он их отлично понимал — и от всего этого отвернулся. Была ли это слабость — или наоброт — мужество — я не знала. Только однажды ночью — это было, наверное, на пятый или шестой день пути — я открыла глаза оттого, что он неожиданно вздрогнул и прижал меня к себе — так, как если бы хотел закрыть меня от всего Мира. Я не шевельнулась и не спросила, в чём дело — но каким-то образом я это поняла. Он вспомнил, что со мной будет, если я попаду в руки его коллег. Он ведь и сам не раз это делал. Я, конечно, не знала подробностей — но мне хватило его холодного озноба. Только теперь это буду я — его женщина.
